Из созвездия гончих псов

— Ну что ж, красавчик, — усмехнулась Розмерта, — посмотрим, как ты справишься. Приду через час, с поставщиком поговорить надо. — Она старалась быть в меру насмешливой и достаточно серьезной, чтобы парень не подумал чего лишнего. А тот стоял, смотрел на нее и улыбался своей фирменной полуулыбкой полуусмешкой.

Когда спустя час Розмерта зашла на кухню, ее глазам предстало фантастическое зрелище: Сириус Блэк чистил картошку. Он так ловко управлялся с ножом, что Розмерта даже на некоторое время залюбовалась его руками. Да и не только руками. Это было потрясающе — Сириус на ее кухне — сосредоточенный, как за изготовлением сложного зелья. Розмерта улыбалась, наблюдая, как он смешно облизывал губы и как сдувал длинную прядь волос, иногда падавшую ему на глаза.

— Смотрю, в благородном семействе Блэков не только палочкой махать умеют, — наконец не выдержала Розмерта. Она стояла у двери, подбоченясь и закусив губу.

— С палочками у нас — у Блэков — все в порядке, да и руками мы поработать можем! — Сириус, чуть прищурясь, посмотрел ей прямо в глаза, потом медленно встал и подошел совсем близко.

— А люди говорят, что благородные только языком молоть горазды, — не сдавалась Розмерта, только молилась не выдать неосторожным вздохом или дрожью тела, как подкашиваются ноги от ощущения исходящего от него жара. Он подошел к ней вплотную, уперся руками в стену по обе стороны от ее головы и слегка наклонил к ней ухмыляющееся лицо.

«Не смотри на его губы, не смотри, Розмерта, погубит он тебя», — стучало в ее голове. Но не смотреть не получалось.

И жизнь Розмерты понеслась с новой силой, как будто тайна, которая появилась в ней, раскручивала карусель так сильно, что дух захватывало. И если бы тогда кто-то спросил, счастлива ли она, то услышал бы в ответ: «Да какое уж счастье в наше-то время», — а потом получил в нагрузку немного смущенную и виноватую улыбку.

Розмерта прекрасно понимала, что в фантастическую идею — «жить счастливо с Сирусом Блэком» — могут верить только наивные малолетние дурочки, которые ходили за ним по пятам и вздыхали, придумывая, как они покорят этого бешеного парня, как он станет с ними тихим и верным.

Счастье с Сирусум Блэком не было ни теплым, ни спокойным. Его любовь напоминала сумасшедший полет, в котором Розмерта то мчалась в небо, и весь мир лежал перед ней, то уходила в такой штопор, что, казалось, ничто уже не могло спасти, но каждый раз то ли удача, то ли сама любовь помогала избежать страшного падения. Никогда еще Розмерта так не целовалась ночи напролет, не занималась любовью до головокружения и не ревновала до темноты в глазах. И каждый раз, когда Сириус уходил, она говорила себе, что все это было в последний раз, что он — мальчишка, а ей нужен серьезный мужчина, но все равно ждала новой встречи, не в силах отказаться от радости, заполнявшей ее жизнь, и берегла этот маленький кусочек счастья, который, как ей казалось, она, если не украла у судьбы, то уж точно выиграла, поставив последнюю монетку на зеро.

А потом он исчез. И разные слухи поползли по Хогсмиду. Только Розмерта не верила, никогда не верила, но и сказать ничего не могла. Да ее никто и не спрашивал. Ведь ни один человек не догадывался, что связывало выходца из темной семьи и хозяйку лучшего паба в Хогсмиде. А Розмерта тихо плакала ночами, но утром снова улыбалась как ни в чем не бывало.

Почти двенадцать лет жизнь Розмерты шла своим чередом. Годы походили один на другой, разве что сменялись календари на стене, да запоминались рождественские праздники, которые приносили удвоенные хлопоты и утроенные доходы. В Хогсмиде Розмерту любили, и, несмотря на то, что мужчины в ее постели иногда появлялись и спустя некоторое время исчезали из нее, слухов про Розмерту почти не ходило. Неизвестно, кто уж тут постарался: добрый нрав жителей деревеньки или острый язычок Розмерты, который такими словами мог припечатать наглеца или сплетника, что становилось непонятно, кому хуже от этих слухов и разговоров за спиной хозяйки «Трех метел».

И жизнь катилась ровно и незатейливо, пока одним летним вечером Розмерта не вышла, как обычно, посидеть на заднем крыльце своего любимого паба и, разглядывая звезды, помечтать о волшебных переменах, которые могут случиться в ее жизни, но по какой-то непонятной причине до сих пор не случились. В тот вечер ее мысли прервал большой черный пес, который неизвестно откуда появился перед дверями и обессилено улегся у ног Розмерты, жалобно поскуливая. Пес был тощий, грязный и нестерпимо вонял. Но смотрел он так жалобно и так знакомо, что сердобольная хозяйка со вздохом пошла на кухню за остатками мясного пирога, нашла тарелку, которую было не так уж жалко, подумав, налила еще воды в другую плошку и отнесла еду к порогу. Несчастный пес подполз к угощению и начал жадно есть. Не удержавшись, Розмерта потрепала пса по костлявой холке.

— Да не отберу, жадина, ешь спокойно, — улыбнулась она. И в тот момент пес повернул голову и ласково лизнул ее запястье, где тоненькие линии образовывали еле заметные браслеты, по которым гадалки пытались предсказывать и богатых женихов, и многочисленных детей. Да только ничто из напророченного не сбывалось. Пес посмотрел Розмерте в глаза и еще раз лизнул руку, а потом замер и, чуть наклонив голову, выжидающе уставился на нее.

Розмерта недоверчиво смотрела на истощенного и потрепанного пса. И яркое воспоминание, как будто из прошлой жизни, вспыхнуло перед ее глазами.

Сириус лежит на кровати. Такой молодой и расслабленный после бурной встречи. Разглядывает линии на ее руке, целуя каждую черточку, и надолго задерживается на запястье, проводя языком по тонким линиям. «Самые драгоценные браслеты в моей жизни», — говорит он, и сладкие мурашки бегут по всему телу Розмерты. «Девушка с самыми красивыми руками, — продолжает Сириус. — Ты бросишь все и поедешь со мной к морю?». Он заглядывает ей в глаза и, закусив губу, ждет ответа, а она смотрит на него и смеется. «Зачем нам на море? Ты будешь любоваться на девушек в купальниках, а я — подавать коктейли старикам в смешных панамах?» — «Никаких стариков и девушек! Только ты и я. Победим Пожирателей и уедем. Там вода синяя-синяя и прозрачная такая, что дно видно. Еще там рыбы, каких ты и не видела никогда, они похожи на волшебных птиц. А уж какие птицы там, Рози, ты и не представляешь — у одних клювы, как молотки, а у других хвосты на два метра тянутся. Будем с тобой по пляжу гулять. И чтоб песок белый-белый. А потом на песке на этом, теплом и мягком...» Слова превращаются в невнятное бормотание, горячие губы перемещаются к груди, а нежные руки...

Розмерта резко вскочила.

— Си...— она осеклась, закрыв рот ладонью. Огляделась — вокруг ни души, час был уже поздний, да и на задворках «Трех метел» ждать незнакомцев не приходилось. — Хорошая собачка,— громко протянула она, все еще опасливо оглядываясь.— Заходи в дом, малыш.

Дверь захлопнулась, Розмерта быстро взмахнула палочкой, накладывая заклинания, а когда обернулась, на полу лежал Сириус Блэк собственной персоной. Правда, от той персоны остались только глаза. Но эти глаза Розмерта узнала бы на любом лице.

— Я этого не делал, — прошептал он.

— Я знаю, знаю, — чуть не плача, прошептала Розмерта, помогая Сириусу встать. Он ничего не говорил, пока она тащила его в ванную, пока отмывала теплой водой. Он даже позволил одеть себя в старые вещи мужа Розмерты, вытряхнутые из сундука, простоявшего долгие годы в углу спальни. Она уложила его в кровать и не смогла удержаться от тяжелого вздоха. Сириус был так ужасно истощен, что Розмерте было невыносимо смотреть на кости, обтянутые тонкой пергаментной кожей. Она помнила это тело совсем другим — мускулистым и сильным.

— Пить, — прошептал он.

Розмерта метнулась за кувшином, даже не сообразив, что «Агуаменти» было бы куда проще, налила в кружку воды, поднесла к губам Сириуса. Тот жадно проглотил все до капли и, когда Розмерта хотела уже отойти, схватил ее за руку.

— Побудь со мной. Пожалуйста, — голос его — слабый и хриплый — совсем не походил на тот, от которого у Розмерты подгибались колени и горели щеки. — Я уйду завтра, не могу тебя подставлять, меня вся Англия ищет.

— Сириус, если это не ты убил всех тех людей, может, тебе сдаться? Они снова устроят суд, они оправдают тебя, — Розмерта прижала его жилистую руку к своей груди.

— Людей? Я никого не убивал, Рози. Хотел бы убить одного. Да и этого не смог, — Сириус попытался горько рассмеяться, но только надрывно закашлялся. — Это все вранье. Ты-то хоть мне веришь?

Розмерта присела на краешек кровати и со смешанным чувством жалости, надежды и какой-то обреченности все гладила и гладила его шершавую ладонь.

— Верю. Никогда я и не думала, что ты можешь убить невинных людей.

— Не в этом самое страшное, все думают, что я предатель и перешел на другую сторону, как крыса позорная. Все говорят, что я предал Джеймса. И мне никто не верит, даже Римус, — Сириус отвернулся и закрыл глаза.

— Что же ты будешь делать? — через некоторое время спросила Розмерта. — Ты можешь прятаться у меня, а потом убежишь на материк. Никто не догадается, что ты здесь. У меня тут и авроры столуются, и министерские бывают. У паба чистая репутация. Кому только в голову придет тебя здесь искать? — Розмерта говорила быстро-быстро и очень тихо, как будто кто-то мог их услышать.

— Нет, Рози, я так не могу. Мне надо найти кое-кого, я уже на след вышел. Пока я не достану его, Гарри в опасности. А если к тебе дементоры придут? У меня же сейчас сил даже на Патронуса не хватит, — Сириус снова закашлялся. Розмерта все так же сидела на краешке кровати, не зная, что ей теперь делать. Все внутри разрывалось от боли и безумного желания помочь.

— Полежи со мной, хорошая моя, — вдруг тихо сказал Сириус. — Хоть чуточку себя живым почувствовать дай. Теплая ты, такая теплая.

Розмерта осторожно устроилась рядом.

Так она и провела эту ночь — без сна, прижимаясь к еле теплому и жесткому боку Сириуса Блэка, прислушиваясь к тяжелому дыханию и невнятному бормотанию, поглаживая его по впалой груди, когда странные слова переходили почти что в крик. Чувствуя ее прикосновения, Сириус снова затихал. Сама же Розмерта уснула только на рассвете. А когда открыла глаза, то никого уже не было рядом. Исчезла и одежда, и остатки пирога. Тогда-то и появилась на кухне у Розмерты большая заколдованная собачья миска, которую каждую ночь она наполняла едой и водой и выставляла за порог своего заведения. И почти каждое утро она находила еду нетронутой. Но в те редкие дни, когда миска оказывалась пустой, что-то самую малость менялось в жизни хозяйки лучшего паба в Хогсмиде. И солнце светило немножко теплее, несмотря на зиму, и тесто на кухне поднималось быстрее, и клиенты заходили щедрые да приветливые.

И лишь когда по всей деревне пошли разговоры о сбежавшем преступнике и убийце Сириусе Блэке, когда каждый посетитель, взглянув на листовки министерства, норовил высказать свое особо ценное мнение, ей раз за разом приходилось сжимать всю свою душу и поддерживать разговор глупыми высказываниями, чтобы не выдать, не дать кому-то заподозрить, что есть хоть что-то общее у хозяйки благопристойного заведения и беглого заключенного. Чтобы оставить Сириусу хотя бы маленький шанс на передышку в стенах своей спальни.