Кролики не убегают

— Может, — Мастер грустно усмехнулся, — ты просто необъективна, м-м? Ты же... не знаю, неравнодушна ко мне. Вот и считаешь самым сильным.

— Неправильная постановка вопроса, дорогой, — отозвалась Люси, смахивая с его костюма воображаемую пылинку. — Ты самый сильный. Поэтому я к тебе неравнодушна.

* * *

Доктор-Доктор... Смотришь на меня своими полными слёз глазами и бормочешь что-то о регенерации. Как будто на Галлифрее были так глупы, чтобы, возрождая меня, дать полный цикл из тринадцати жизней. Доктор. Надеюсь, ты страдаешь. Ты ведь так хорошо умеешь это делать. Так делай. Затопи вселенную своими мучениями. Ведь, в сущности, это всё из-за тебя.

А точнее — из-за Харкнесса и его парадоксальной, возмутительной бессмертности. Довольно забавно, согласен. Помогает придумать много новых пыток. Да и щекочет что-то такое на самом донышке сознания: ощущение неправильности и хаоса. Просто прелесть.

Но потом Мастеру захотелось узнать причины. Так он увидел в голове Харкнесса далеков. И Розу. Тлеющий огонёк соперничества, проклятого соперничества с Доктором снова дал о себе знать. Мастеру захотелось сделать свою «спутницу» особенной. Она ведь вполне подходила для этого, не так ли? Уж точно куда лучше, чем бывшая лондонская продавщица. Конечно, по вине Доктора у Мастера не было всего времени и всего пространства. Зато ему по-прежнему принадлежал конец вселенной. А значит, ему не надо быть в долгу у Люси. Он мог вернуть ей те же слова: «Они умерли. Вообще все умерли, а ты живёшь. Потому что ты лучшая». Лучшая, потому что похожая на него.

Так он думал. Но Мастер недооценил слабости человеческой психики. Он хотел, чтобы эта феерия смерти и распада восхитила и вдохновила Люси, как раньше вдохновляло простоё и ёмкое словечко «геноцид» или идеи вроде «а давай сотрём с лица земли Японию». Но вместо этого в её голове что-то сломалось. Треснуло какое-то маленькое незаметное колёсико. И Люси изменилась. На любое предложение она теперь говорила только одно:

— Зачем?

Подолгу сидела, уставившись в одну точку. Какое-то время он пытался ей отвечать:

— Чтобы жить. Чтобы побеждать. Просто потому, что мы это можем.

Но в ответ получал только усталое:

— Но зачем? Всё равно всё заканчивается смертью. В этой борьбе нет победителей.

И он перестал задавать вопросы и делать предложения. Вместо этого Мастер делал то, что всегда получалось у него лучше всего: отдавал приказы. Люси слушалась. И это было скучно. Она больше не приносила ему сюрпризов, не удивляла, не заставляла задуматься. Она просто... подчинялась, смирившись со своей судьбой. Мастер снова был один. Окружённый людьми-вещами. Наверное, именно поэтому он не убил Доктора — просто чтобы не замкнуть круг одиночества до конца.

Люси как будто заразила его своей апатией. Мастер смотрел в иллюминатор Вэлиента и впервые в жизни не понимал точно, зачем ему всё это. Хорошо, он завоюет вселенную. Неужели это его развлечёт? Впрочем... Да, действительно. Он ведь может направить эту армию на далеков. Одни безэмоциональные твари в металлическом панцире против других. Что, если у него получится? Что, если он сумеет добраться до Войны Времени и переиграть её по-другому? Ах да, это породит парадокс. Может быть, само время расползётся по швам... Звучит заманчиво. Стоит попробовать.

* * *

Но он не успел. Не услышал предупреждающего свиста, не понял знаков. «Никто не может спасти того, кто не хочет спастись».