Потанцуем?

— Пожалуй, да, — в его голосе слышались сразу и улыбка, и печаль, это удивляло и интриговало одновременно. — Я очень долго считал себя несвободным, потому что мне казалось, что то чувство внутри было любовью. Но лишь недавно я понял, что ошибался.

— И вы ни в кого не влюблены? — Гермиона даже затаила дыхание, ожидая его ответа — хотя, в общем-то, ей не было до этого никакого дела.

Её спутник качнулся вперёд и прижался грудью к её спине, отчего она замерла, совсем малость испуганная и взбудораженная его близостью.

— Мне кажется, мы находимся с вами примерно в одной ситуации. Женщина, которая стала мне дорога, она… Мы из разных миров — и, пожалуй, я даже рад этому. Боюсь, что я мог бы испортить ей жизнь своим в ней наличием.

— А вы не думали, что можете ошибаться? — еле слышно спросила Гермиона, переварив его слова. Нежелание смиряться с такой же драмой, что мучила её, буквально гнало её вперёд, заставляя перебороть робость и смущение его откровенностью.

— Думал. И не раз. А вы думали, что можете ошибаться насчёт того мужчины? — он виделся ей и мучеником, и змеем-искусителем сразу. И это было практически невыносимо.

Гермиона зажмурилась и тихо сказала:

— Мы не просто из разных миров — я создала для нас невыносимую ситуацию, из которой он не смог бы выйти с гордо поднятой головой. А для этого мужчины гордость и самоуважение — пожалуй, единственные ценности. Ещё не создав, я всё разрушила. Давайте не будем об этом, прошу вас.

Она резко повернулась и посмотрела ему в глаза. Морок окутывал их, даря возможность забвения хотя бы на несколько часов. Он хмурился, но не отводил взгляда, смело отвечая ей и, казалось, пытаясь увидеть её настоящую.

— Тогда подарите мне ещё один танец, — попросил он, печально улыбнувшись краешком губ. Она удивлённо приподняла брови:

— Но здесь нет музыки.

— А разве музыка обязательна для танца?

Она растерянно повела плечом и, помедлив, положила ладонь на его плечо. Он тут же обнял её, прижав немного сильнее, чем было необходимо. Их руки соединились так легко, точно встретились две половинки разделённого пополам магнитика.

Повинуясь его плавным движениям, они медленно закружились по кабинету, с каждым шагом точно входя в некий транс. Шаг, ещё шаг, ещё один, маленькая остановка, разворот, улыбка, снова шаг… И так по кругу, раз за разом. В голове не осталось мыслей, только почему-то вертелась слышанная в недавнем магловском мультфильме, который она смотрела в Австралии, красивая песня — мелодичная, искрящаяся, величественная и невероятно грустная(1). Сердце, замершее в самом начале танца, к концу готово было выскочить из груди, к щекам прилила кровь, и Гермиона чувствовала, как кружится голова — от выпущенных на волю откровенностей, от танца, от близости незнакомого мужчины, от совсем недавно — возможно, что даже и сегодня ночью — осознанных до конца и принятых чувств к Северусу Снейпу.

Будто почувствовав её состояние, партнёр замедлился, а затем и вовсе остановился, продолжая удерживать Гермиону в своих объятиях. Он пристально смотрел на неё, пытаясь, видимо, воззвать к магии Хогвартса: его взгляд, как бабочка, перемещался с её глаз на лоб, затем на губы, а после на волосы и тут же — на чуть вздёрнутый кончик носа. Она же помедлила, прикрыв глаза после остановки, а затем положила голову ему на плечо, решив, что не будет смотреть как можно дольше — так было легче и проще признать, что даже магии не удалось бы свести вместе тех, кто просто не мог совпасть друг с другом. Только остановившись, оттанцевав шестой танец за эту ночь, она поняла, что с самого начала желала, чтобы это был он — где-то внутри, глубоко-глубоко, что даже сама не смогла этого уловить.

— Может быть, вы всё же посмотрите на меня, мисс, — протянул до боли знакомый голос, и она зажмурилась, не желая рушить грёзу — пусть хотя бы несколько секунд её будет обнимать именно он, раз уж его голос она смогла представить себе во всех деталях. Так хотелось бы поверить, что весь этот разговор был подготовкой, признанием, уверением…

Но Гермиона никогда не была трусихой. Решив, что сейчас взглянет на своего невольного спутника и тут же покинет этот кабинет, она наконец выпрямилась и посмотрела на него. Невольный вздох вырвался из груди и точно вспугнутая пташка забился о стены и стёкла окон.

Перед ней, бережно держа её в объятиях, стоял Северус Снейп собственной персоной. Она широко распахнула глаза, пытаясь осознать случившееся: Хогвартс признал их совпавшими, а потому действие чар прекратилось. Могло ли это значить…

— Прекратите так громко думать, мисс Грейнджер, — низко и волнующе прошипел он, склоняясь к ней и замирая буквально в паре сантиметров от её лица. — Хогвартс намного мудрее нас обоих, как считаете?

Она неуверенно кивнула, хотя раньше могла бы с жаром поспорить о возможности существования у школы собственного магического разума или его подобия. Но сейчас всё, что она могла — только смотреть в глаза Северуса и пытаться разобрать ответы на неозвученные ею вопросы.

— Вот и умница, — криво улыбнулся он и коснулся пальцами её подбородка, чуть приподнимая голову. — Я сейчас поцелую вас, мисс Грейнджер. А потом поцелую снова. И уже после мы разберёмся, какие такие у меня единственные ценности и как именно они могут нам помешать. Вы не против? — его голос сочился сарказмом и насмешкой. А ещё — искристым, как шампанское, желанием, тягучим и липким, как патока. И жгучей радостью тоже, да, и это ощущалось особенно остро.

Гермиона против своей воли широко улыбнулась и обняла его за шею, решив, что разговоры действительно можно оставить на потом. Северус ухмыльнулся и наконец поцеловал её так, как мечтал уже много месяцев.

За кромкой Запретного леса кто-то пролил на небо капли розового цвета, и ждущие рассвета танцоры в Большом зале, так и не нашедшие свою пару за ночь, замерли в ожидании снятия волшебных масок. А в это время в пустом и полутёмном кабинете Защиты от тёмных искусств, крепко прижавшись друг к другу, целовались Гермиона Грейнджер и Северус Снейп — и одна только магия могла бы теперь разлучить их.

Магия Хогвартса выбрала всего семь пар, открыв им их истинные лица и желания. Но это, как говорится, уже совсем другая история.