Другое тридцать первое октября

Лили… она всегда получала всё, что хотела, почти всё. Родители поддерживали её начинания и часто повторяли, что обязательно будут помогать, неважно, какого рода помощь потребуется. Петунья пыталась объяснить, что это как минимум глупо: а если заигравшаяся в волшебницу Лили попросит умолчать о преступлении? — но её не поняли. Решили, что завидует и наговаривает на сестрёнку. Теперь Лили прищемило хвост, она прибежала домой, но родители умерли, и впрягаться, помогать придётся именно ей, Петунье. За что? Почему Петунья должна ущемлять себя и своих близких, чтобы сестра смогла жить так, как хотела? Лили взрослая женщина, жена и мать. Она сама должна думать, как сохранить семью, как заботиться о муже и сыне, общаться со свёкрами. Если Лили пыталась вести себя как обычно, неудивительно, что ей указали на дверь. Даже Петунья, сквибка, чуждая миру магии, давно уяснила, что местные волшебники ужасные консерваторы и пуритане. Чопорные, зажатые и крайне нетерпимые ко всем инакомыслящим. В школе яркая Лили привлекала внимание внешностью, манерой поведения и независимым характером, и среди подростков это было приемлемо, но взрослая жизнь совсем другая! Надо быть умнее, хитрее, а сестра привыкла к статусу королевы и не заметила, как оказалась для якобы близких людей племенной кобылой. Петунья не удержалась от злорадного смешка. Великая любовь, да, Лили? Поттер луну с неба достанет, родителей-ретроградов приструнит, дорожку лепестками роз выстелет! Вернон и Северус луну не доставали, оборотней на прогулку не выводили и не заваливали горами подарков, но каждый из них был готов умереть за свою семью. Они заботились, любили и точно не выкинули бы жену, только получив ребёнка! Обычно сдержанный Вернон трясся над Петуньей и сдувал с неё пылинки, пока она носила Дадли под сердцем, и сейчас оберегал по максимуму. Медея Снейп находилась только на третьем месяце беременности, а Северус уже превратился в сумасшедшего, гиперзаботливого отца и мужа, и не скажешь, что он же наводил ужас на студентов (и не только) Римской академии магии одним своим именем.

В кроватке закряхтел Дадли. Мигом оказавшись рядом, Петунья поправила сползшее с сына одеяльце и замерла, как сторожевая статуя. Сон её крохи ничто не должно нарушить. Сжимая маленькие кулачки, Дадли уморительно серьёзно хмурил бровки. Будущий большой начальник! Пройдёт пара месяцев, и эта кровать станет ему мала. Вернон уже не раз намекал, что пора бы сыну понемногу обживаться в собственной комнате, но Петунья не представляла, как Дадли переедет куда-то от неё. Конечно, когда-нибудь его придётся отпустить в жизнь, ничего не поделаешь, но пока сын ещё несмышлёныш, зачем торопить события?

Неожиданно в груди стало очень горячо, и сердце отчаянно застучало, наполняясь ужасом. Сколько лет Гарри, племяннику, которого Петунья никогда не видела? Вряд ли больше, чем Дадли. Он такой же крохотный, такой же беззащитный! И этого малыша отняли у матери?! Изверги! Бедная Лили! Петунья не могла переселить сына в соседнюю комнату, а когда нужно было отлучиться по делам и оставить Дадли на Марну, сходила с ума от беспокойства. Но обрадовалась, когда сестре прямо сказали чудовищную вещь, что она больше не увидит своего ребёнка. Она обхватила себя руками за плечи, всхлипнула и тихо заревела. Как можно было? Ругала сестру, костерила Поттеров, но оказалась монстром похлеще их.

— Петунья? — сонно спросил Вернон и тут же сел. — Пети, ты почему не спишь? Ты плачешь, что ли?

— Ох, Вернон, — еле выдавила Петунья, сотрясаясь всем телом. Муж бережно обнял её, но от нежности стало лишь хуже. Петунья, чёрствая, бессердечная, не заслуживала подобного. — Я ужасна. Я плохая сестра. Лили в беде, у неё такое горе, а я ещё сомневалась, пускать ли её в дом.

— Не понимаю. При чём тут…

— Если бы на месте Гарри был Дадли? — спросила она, горячась. Слёзы пытались вымыть из её души всё злорадство и пренебрежение к чувствам сестры, и это было неправильно, Петунья не имела права на такое быстрое успокоение.

— Ш-ш-ш, милая, успокойся. Успокойся. С Дадли ничего такого никогда не случится.

— А если что-то другое произойдёт? Что-то, что нам потребуется помощь волшебников?

— Ну, у нас есть целая прорва знакомых магов. Уж не знаю, по какой причине мы побежали бы за помощью к твоей сестре.

— Вернон, ну как ты можешь так говорить?

Может, в словах супруга и был смысл, но Петунья не хотела его понимать.

— Пети, послушай меня, — твёрдо, с едва различимыми нотками раздражения, проговорил Вернон, — прекрати думать всякие глупости. Вы с Лили сколько лет не общались? Она никак не останавливала своих дружков, когда те глумились над нами. Не появилась не похоронах ваших родителей. Не поздравила тебя ни с одним праздником! Ты за ней всё детство приглядывала, сама говорила, и ни разу не дождалась благодарности. Когда ты успела Лили так задолжать-то?

— Ты не понимаешь. Сестра же.

Тот отвернулся и подозрительно фыркнул, вложив в этот звук всё отношение к тому, какой сестрой была Лили.

— Да, сестра. Взрослая, со своей головой на плечах. Думать надо было! К тому же, может, мы чего и не знаем. Извини, но ни один нормальный мужчина жену просто так не выгонит.

Продолжая всхлипывать, Петунья медленно закивала. Тут не поспоришь, однако Поттер нормальностью не отличался, да и Лили тоже. В семье Эвансов за двоих отдувалась одна занудная и примерная девочка Петунья. Она всегда отвечала за младшую сестру; за долгие годы это не просто вошло в привычку, а въелось в душу на уровне инстинктов. Не пустить Лили, не помочь ей — Петунья бы не сумела поступить так.

— Что же мне делать, Вернон? — прошептала она, вытерев последние слёзы.

— Прежде всего отдохни. Ничего хорошего не выйдет, Пети, если ты начнёшь наказывать себя бессонницей и волноваться. Потом мы посмотрим, милая. Не бойся, я не буду выгонять Лили на улицу, раз ты решила иначе. — Преисполнившись благодарности за его великодушие и понимание, Петунья смогла лишь слабо вздохнуть. На что-то другое уже не было сил. — Попробуем разобраться и, если она изменилась, выручить, конечно. Но унижать тебя и нашу семью я Лили не позволю. Хочет помощи — пусть уважает маглов, которые защищают её от волшебников.

Умиротворяющий бальзам пришлось пить повторно — без зелья переполненная тревогами Петунья бы не заснула. Слишком многое менялось с появлением Лили, начиная от того, что нужно сохранить в секрете их тесное знакомство с волшебным миром, и заканчивая тем, что дорогая сестра в самом деле могла попытаться вернуться к прежним привычкам. Северус примирил Петунью с магией, но страх перед колдовством, что творила Лили, никуда не делся.

Проснулась она намного раньше обычного и ещё долго лежала, пребывая в мучительных раздумьях. То, что Вернон сказал ночью, звучало одновременно жёстко и справедливо. Только разве так можно: определять, достоин человек помощи или нет, по его поведению? Вдруг, пока они будут сомневаться, Поттеры уедут из страны, забрав маленького Гарри? Как Петунья тогда посмотрит в глаза сестре? С другой стороны, она выросла с Лили и знала её, что именно так и надо действовать, чтобы сестрица не села на шею. Ох, как всё сложно и страшно. Петунье нужно вставать и готовить завтрак, а она отчаянно не хотела выходить из спальни и встречаться с сестрой. Вернона ведь рядом уже не будет.

Мысленно надавав себе пощёчин за недостойные мысли, она всё-таки поднялась, в привычном ритме умылась и приняла душ, словно ничего ужасного и необычного вчера не случилось. Нужно быть сильной, показать Лили, кто хозяйка в доме, и что сквибы или маглы ничуть не хуже колдунов. И как-то умудриться поберечь сестрёнку: ей и так досталось, а впереди утомительные переговоры и судебные тяжбы.

Пока Вернон собирался на работу, Петунье удавалось держать себя в руках. Волнение разыгралось, когда она вышла провожать мужа, и он перед поцелуем на прощание пробормотал:

— Держись, дорогая. Мы справимся.

Петунья только кинула на него затравленный взгляд. Хоть бы Вернон остался дома! От него и говорить ничего не требовалось бы, достаточно было одного присутствия, но озвучить свою просьбу вслух Петунья всё же не решилась. Сделать так означало сразу признать свою слабость и поражение перед Лили. Нет, нельзя этого допустить.

Глупое детское соперничество до сих пор отравляло Петунье жизнь.