Другое тридцать первое октября

— 3 —

Лили появилась к завтраку, одетая весьма скромно, и вела себя как-то даже смиренно, что ли. У Петуньи немного отлегло от сердца. Она ничего не могла с собой поделать, при одной мысли о Лили превращалась в сжатую пружину, готовую в любой момент распрямиться и поразить ту за малейшее оскорбление. Пока сестрёнка ничего дурного не сказала, но нужно держаться настороже, ведь… О, Господи, как это прекратить?

— Поешь хорошенько, — поспешно сказала она, когда Лили села за стол. — Тебе нужны силы, много сил, Лили. Булочки очень хорошие вышли.

Кивнув, та разрезала одну пополам и принялась намазывать джемом.

— Вкусно. Совсем как у мамы. — Лили замолчала и вроде сосредоточилась на еде, но украдкой осматривала обстановку кухни и видную с её места часть гостиной. — Красиво ты всё обустроила. Светло и так… спокойно.

Надо было ответить, но Петунья распознала в прозвучавшем комплименте невысказанное сравнение с домом, где последние годы жила Лили. Сравнение это явно оказалось не в пользу жилища Поттеров. Злое удовольствие тут же распустило пышный павлиний хвост, и Петунья опять убежала, отговорившись, что пора будить Дадли. Уже прижимая к груди уютно тёплого со сна сыночка, она костерила себя за слабость и глупость. Нельзя избегать Лили вечно! Кто виноват, что Петунья была полноправной хозяйкой, а сестра перешла в чужой дом на правах невестки и не сумела стать там своей?

Когда она вернулась на первый этаж, Лили колдовала. Грязные тарелки и чашки, танцевали в воздухе, направляясь к мойке, откуда во все стороны радостно лезла обильная мыльная пена. Восторженный Дадли захлопал в ладоши, а Петунья сжалась, будто ей только что залепили пощёчину.

— Лили, пожалуйста, убери палочку.

— Почему? — обернулась та. — Быстрее же.

— Может, и быстрее, но я, если ты не помнишь, не переношу эту вашу ненормальщину.

— Ты так и не переросла те глупые обиды, Пет?

— В моём доме не колдуют, Лили.

Одарив её скептическим взглядом, сестра пожала плечами, но послушалась и спрятала волшебную палочку. Посуда напоследок спланировала на столешницу и со звоном развалилась на ней, хорошо хоть, что на пол не свалилась. Петунья, которая невольно задержала дыхание, наконец смогла выдохнуть. Её на миг дёрнуло в прошлое, когда Лили преспокойно творила дома волшебство — исключительно разнообразные пакости — а Петунья могла ответить лишь обидными словами. Ничего не изменилось за прошедшие годы.

Но Лили просто привыкла делать так, а не иначе, робким голоском запротестовала надежда. Живя в окружении волшебников, мыть посуду руками как минимум глупо. От такой магии Петунья и сама бы не отказалась, как и в принципе от помощи по дому, однако Лили должна была спросить разрешения. Знала ведь, сколько ужасных воспоминаний связано с её «даром»!

Чувствуя, что тягостное молчание затягивалось, Петунья собралась с духом:

— Куда ты сейчас?

— В Министерство! — яростно выдала Лили, вся преобразившись: вместо молодой и скромной женщины оказалась огненная фурия, страшная в своём гневе. Одно слово — ведьма! — Ты не думай, Пет, я не совсем дура была. У меня есть бумаги. Брак законный, так что Поттеры, — она презрительно сморщилась, — ой как попляшут. Я их засужу! Джеймс больше никогда сына не увидит, козёл сохатый! Не жди меня рано, сестрёнка, у волшебников бардак в Министерстве ещё тот!

Энергично кивнув на прощание, Лили схватила со спинки стула сумочку и унеслась в прихожую. Там она наспех накинула пальто и, позабыв о прозвучавшей просьбе не колдовать, с возгласом «Аппарейт!» и палочкой в руке закружилась волчком.

— Тётя бум! — завопил Дадли, когда Лили с громким хлопком исчезла.

Петунья с трудом усадила развеселившегося малыша в его стульчик, а сама неожиданно без сил привалилась к стене. Прошло только несколько часов, но у её уже не покидало ощущение, что всё вернулось на много лет назад. Даже дом как будто успел пропитаться Лили и её магией и восставал против настоящей хозяйки.

— Не торопись, Пети, не торопись, — негромко сказала она, надеясь успокоиться и выйти из того ступора, в который её настойчиво увлекали мрачные мысли. — Это лишь первое утро, а Лили не привыкла жить без магии. Не надо спешить с выводами.

Самоуговоры не помогли. Домашние дела в кои-то веки не приносили никакого удовольствия, Дадли хмурился и то и дело принимался плакать, не понимая, почему мамочка перестала улыбаться и, чем-то озабоченная, носилась по дому, всё роняя. Дошло до того, что Петунья полезла в аптечку за Умиротворяющим бальзамом, но испугалась передозировки и не стала его пить. Сомнения как будто именно этого и ждали, потому что принялись глодать Петунью с новой силой. Правильно ли она поступила, приютив Лили? Не разрушит ли сестра её семью, как сделала это со своей? Вернону уже категорически не понравилось самоуправство супруги в таком важном решении, и в то, что Лили поменялась, он слабо верил. Его нельзя было игнорировать. Интуиция же, столько раз выручавшая и предупреждавшая Петунью, в столь критический момент молчала, оставив её разбираться саму.

Кое-как дождавшись одиннадцати часов, Петунья решительно сняла трубку телефона и набрала номер. Ей нужно было услышать ещё одно мнение.

В полдень по итальянскому времени Северус обычно находился в лаборатории. Та хоть и считалась частной, но работала на магическое правительство страны и потому защищалась, наверное, не хуже золотовалютного хранилища. Тем не менее, Петунью соединяли с «синьором Снейпом» без проблем, однако сегодня она ужасно долго слушала противные гудки и с каждой секундой нервничала всё больше.

— Петунья? — сквозь шорох в трубке раздался слегка удивлённый голос Северуса. — Здравствуй. Что-то случилось? Ты редко мне сюда звонишь.

Обрадованная Петунья торопливо и немного сумбурно изложила ему последние события. Раздиравшие её противоречия требовали ответа, решения, чтобы что-то или кто-то склонил чашу весов в одну из сторон: её или Вернона. Разумом она принимала правоту мужа, а сердцем плакала, что нельзя бросать Лили, сёстры должны поддерживать и защищать друг друга, какая бы беда ни случилась. Как быть? Уверенная, самодостаточная и ставшая очень решительной с тех пор, как родился Дадли, Петунья никак не могла обрести себя, стоило вернуться Лили.

После долгого молчания Северус тяжело вздохнул.

— Как я и боялся. Мерлин, Лили действительно дура?

Петунья возмутилась. Легко ругать кого-то, позабыв, как сам чуть было не пошёл по кривой дорожке! Но если задуматься, то наивность Лили ни на что другое, кроме дурости, и не тянула.

— Может, она и вправду так любила этого Поттера, что верила ему безоговорочно.

— Пет, я тебя очень уважаю, — перебил тот, — но безумной любовью там и не пахло. Вспомни, ты сама рассказывала, что вам с детства вбивали в голову, каким должен быть жених у порядочной девушки. Достойным и обеспеченным.

Да, было такое. Северус — для Петуньи тогда ещё «нахал Снейп» — собирался в Италию учиться мастерству, как это принято у волшебников, и неожиданно пришёл к ней. Как он выразился, хотел избавиться от долгов и попросить прощения за все обиды, чтобы ничто не отягчало магию и душу. Петунья не поверила, даже разозлилась: она-то думала, что оставила неприятные воспоминания о колдовстве в Коукворте, но нет, Снейп её и в Литтл Уингинге умудрился отыскать. О, как она над ним посмеялась, сколько ядовитых слов наговорила! Будучи уверенной, что Снейп надеялся ученичеством у именитого зарубежного мастера вернуть Лили, Петунья открыла глупому юнцу, что в качестве спутника жизни дорогая сестричка его никогда не рассматривала. До сих пор стыдно вспоминать, а ведь сколько лет уже прошло. К чести Северуса, удар он выдержал с достоинством: не вспылил, не обругал, не проклял — напротив, поблагодарил за откровенность. Разве что смертельно побледнел, так, что Петунья запоздало испугалась, как бы влюблённый придурок ничего с собой не сотворил. Слава Богу, он не сотворил. Даже признался потом, что благодаря её жестоким словам окончательно снял розовые очки в отношении Лили, всё осмыслил и… после окончания учёбы остался в Италии, где встретил свою Медею.

— Но я до последнего надеялся на иное. Лили всё всегда просчитывала: со мной, с Поттером, а тут… — Северус с чувством выругался по-итальянски. Языка Петунья не знала, но тон и экспрессия не оставляли сомнений. — Как она?

— Пока держится. Очень боевая. Она аппарировала в это ваше Министерство, сказала, что Поттеры поплатятся.

Северус фыркнул.

— Гриффиндор, этим всё сказано.

— Сев, у неё есть шансы? — взмолилась Петунья. Ей вдруг пришло в голову, что никто из них не задумался, как тяжело отобрать опеку над ребёнком у другого родителя. Особенно, если у тебя ни денег, ни связей, ни собственного жилья. При таких условиях и в обычном мире дело заведомо проигрышное, а уж у волшебников!

— А ты как думаешь? Конечно, ни единого. Кто Лили, и кто Поттеры! Это же всё равно, как если бы ты, например, получила гражданство Ватикана и захотела стать Папой Римским. У Поттеров деньги и имя, а Лили для магов никто.

— Но она сказала, что пойдёт к Дамблдору.

— И что? Дамблдор пусть и глава Визенг… эээ, то есть верховный судья, но этим судом у магов семейные дела не рассматриваются, только, ммм, уголовные. Даже если бы и рассматривались, я уверен, Поттеры бы легко доказали, что действовали в своём праве. Помнишь, я рассказывал про виды брака, министерский и магический?

— Да-да, помню такое.

Настоящий, магический брак, заключавшийся ритуалами или обращением к Магии, не расторгался. В общем-то, правильно, ведь семья должна создаваться на всю жизнь, а не с бухты-барахты, чтобы супруги разбежались в разные стороны через пару лет. В этом плане с ненормальными волшебниками Петунья Дурсль была согласна. Но так называемый министерский брак она сравнивала даже не с аналогичным союзом у обычных людей, а просто с сожительством. У маглов бумажка с печатью на официальном бланке имела силу, однако для волшебников всё иначе: мужчина и женщина, женатые таким браком, по Магии (вот что сложнее всего оказалось принять — Магию как живое высшее существо) оставались совершенно посторонними друг другу.

— Лили на последних курсах буквально помешалась на кровной и родовой магии, ей эта «тьма», по-моему, везде мерещилась. Поттер от неё не отставал. Уверен, что сочетались эти олени именно министерским браком. Но обычно ребёнка потом всё равно вводят в род отца или матери.

— Да, Лили упоминала про ритуалы. Она была против, а Джеймс её не послушал.

— Сколько лет мальчику? Примерно полтора года? Тогда понятно. В этом возрасте проводят последний обряд из цепочки, окончательно отсекая магическое ядро ребёнка от ядра матери. Значит, маленький Поттер — и по магии Поттер. Так что согласно старым магическим законам Лили прав на этого ребёнка действительно не имеет. Никакой Дамблдор, будь он хоть трижды председателем Визенгамота, этого не изменит.

— Какой… какой ужас, — прошептала Петунья. Северус только что растоптал её последнюю надежду на более-менее благоприятный исход дела. Бедная Лили! Бедная сестрёнка! — Но ведь нужно что-то делать! Можно же как-то… Так нельзя!