Ошибка по Фрейду

Когда нечто влажное прошлось по коже за ушком, нездоровая дрожь пульсацией пробежалась по телу, заставляя коленки предательски подогнуться. Не сдержавшись, Гермиона тихо вскрикнула и оперлась рукой о стену, чтобы не упасть. Внизу живота было подозрительно горячо.

— Ах, так вот же оно… — довольно протянул Малфой, расслабляясь. — Твое чувствительное местечко. Одно из многих, я полагаю. Мне понадобится немного больше времени, чтобы узнать о каждом, — он окинул её жадным взглядом и прижал ладони к барьеру сильнее, словно надеясь раскрошить его. Гермиона испуганно отшатнулась, потому что вдруг перестала надеяться на защитную магию. Она чувствовала себя загнанной в клетку жертвой, за которой наблюдали жадные глаза хищника. Их хитрый блеск говорил о том, что когда-нибудь преграда рухнет. — Хотя я и так догадываюсь, чего и как ты хочешь.

— Ты ничего… — она задыхалась, хотя все это время стояла на месте. — Ты ничего обо мне не знаешь!

— Правда? Что ж, с чего бы начать… — Драко отрывисто вдохнул и закрыл глаза, прислоняясь лбом к барьеру. — Ты ненавидишь сидеть в тени и даже в самый жаркий день выбираешь то место, куда падают солнечные лучи, потому что тепло делает тебя счастливой. Ты обожаешь общаться со старыми людьми, ведь они кажутся тебе добрее, чем все остальные. Ты презираешь несправедливость и за чужими проблемами не видишь своих собственных. А когда кто-то отказывается подписывать твои безумные петиции, ты смертельно расстраиваешься, и помочь твоему настроению может только банановое пирожное с карамельной начинкой.

— Малфой, прекрати…

— Ах, да, — собравшись с силами, он глубоко вдохнул и оттолкнулся от барьера. — Ты просто не выносишь сахар в кофе.

— То, что ты следил за мной…

— Ничего не значит? — опередил её Малфой, сверля пристальным взглядом. — Может быть. Но спроси себя, — он приблизился к барьеру и снизил голос до шепота. — Сможет ли Уизли назвать хоть что-то из этого?

Гермиона отшатнулась, и ужас непроизвольно охватил черты её лица.

— Приятных выходных, — Малфой сделал резкий шаг назад и, грубо улыбнувшись, аппарировал прочь.

Остаток дня прошел как в тумане. Гермионе расхотелось даже пытаться что-то приготовить, и она бесцельно слонялась по квартире, пустым взглядом прожигая стены. В конце концов, она села на диван в гостиной и пристально посмотрела на колдографию в рамке, стоящую на журнальном столике. С магического изображения, весело махая руками и улыбаясь во весь рот, на Гермиону смотрело её более юное отражение. Рядом мелькало счастливое лицо Рона, его губы шевелились, и она помнила каждое слово, произнесенное в тот момент.

«Ты не могла выбрать более неподходящий момент? Я похож на обгоревшего тролля и весь мокрый»

«Брось, Рон, ты всегда так выглядишь»

Они сделали эту фотографию во время отдыха в Австралии, как раз тогда, когда Гермионе удалось вернуть родителям память. Прошло полгода после войны, и то счастье, которое все они испытывали, было самым ярким.

Где же была эта легкость сейчас? Почему они больше не могли так улыбаться?

Гермиона долго пыталась понять, когда все пошло наперекосяк. Может, когда она поступила в институт Магического права, а Рон, проучившись совсем немного, пошел работать в Министерство в качестве стажера? Или когда она погрузилась в свои проекты и потеряла счет времени? Гермиона помнила обиженный взгляд Рона, когда он заставал её позднее возвращение. Он ревновал её, строил нелепые догадки, а она все повторяла и повторяла, что работа в Министерстве очень важна.

И вдруг — пустота. Ни ревности, ни догадок, ни бесконечных повторений.

Хлопнула входная дверь, и Гермиона очнулась. Только сейчас она поняла, что сидела в абсолютной темноте.

— Герм? — из прихожей крикнул Рон, и она подскочила на месте.

— Я здесь, — тихо, слишком тихо ответила Гермиона.

— Прости, в пабе встретились знакомые из Хогвартса. Мы разговорились и совсем забыли про время, — объяснился Рон и, окинув Гермиону коротким взглядом, проследовал на кухню. — Опять ничего? Черт, так хочется есть… — он говорил это без злобы, без возмущения, но Гермиона почувствовала, как сжимается её сердце.

— Рон, — дрожащим голосом окликнула она, вцепившись пальцами в коленки. Её взгляд застыл на колдографии.

— Что? — он вышел из кухни, жуя наскоро сделанный бутерброд.

— Ты знаешь… — Гермиона медленно повернула голову, боясь задать этот пустяковый вопрос. Ей казалось, что она стояла над бездной с закрытыми глазами. — Сколько ложек сахара я кладу в кофе?

Рон свел брови на переносице и некоторое время молчал, изумленно уставившись на свою девушку.

— Эти твои внезапные вопросы… — наконец отмерев, пробормотал он и откусил бутерброд. — Конечно же две с половиной!

Гермиона молчала, и в темноте было не видно, как дрогнул её взгляд.

— Я спать, — объявил Рон, заглотив остатки бутерброда, а потом скрылся в дверном проеме.

Закрыв глаза, волшебница потянулась рукой к рамке и одним резким движением опрокинула её на стол изображением вниз.

Этой ночью Гермиона так и не пересекла порог спальни. Поджав ноги и обняв себя руками, она пролежала так до утра, и смогла уснуть лишь когда в комната заполнилась теплыми лучами восхода.

* * *

— Как я выгляжу? — Драко придирчиво посмотрел на себя в зеркало, а потом отошел на несколько шагов. Отражение продолжало вертеться, и Малфой прищурился, оценивая то, как сидит на нем новый костюм.

— Прекрасно, милый. Но почему это тебя так беспокоит? — Нарцисса поднесла к губам изящную чашку и вдохнула аромат травяного чая. — Ты перестал интересоваться моим мнением о твоей одежде с пятнадцати лет, так почему сейчас?

— Сегодня вечером я иду к Поттерам, — коротко пояснил он, скрыв основную причину своего беспокойства. — Боюсь, если буду выглядеть слишком хорошо, миссис Поттер потеряет голову. А это мне совсем ни к чему.

— Брось, Драко. Все дело в женщине? Я вижу, что ты чем-то обеспокоен уже который день подряд, — Нарцисса тихо усмехнулась.

— Это так очевидно? — Малфой раздраженно нахмурился. Он ненавидел, когда другие люди могли прочитывать его, как открытую книгу.

— Нет, но я же твоя мать, — поспешила заверить она. Драко не должен был знать, что последние дни выглядел как один из их белых павлинов во время брачного периода. За столько времени Нарцисса научилась делать вид, что совсем не подозревает о том, что происходит в жизни сына. Когда он напивался со своим ужасным Забини, когда однажды, будучи буйным подростком, тайком привел в мэнор девушку «на ночь», когда прятал чьи-то фотографии в секретных отсеках библиотеки… Нарцисса притворялась, что ничего не знала, и не чувствовала от этого никакого дискомфорта. Драко нужно было немного больше личного пространства, и кто как не мать мог ему это предоставить? Ради этого порой приходилось лгать Люциусу, но миссис Малфой не вносила этот грех в список своих самых худших деяний.

— Давай представим, — после долгого молчания начал Драко, — что я — чисто теоретически — повел себя совсем не как джентльмен по отношению к одной особе, которая мне — чисто теоретически — небезразлична. Что бы я должен был делать в такой ситуации, чтобы получить её расположение?

— Чисто теоретически, — с лукавой улыбкой произнесла Нарцисса. — Ты должен был бы загладить свою вину искренним извинением.

— А что если — чисто теоретически — извинения эту особу совершенно не интересуют?

— Либо твои извинения были не слишком искренними, либо эта особа желает извинений, выраженных материально.

— Если бы только её интересовали мои деньги! — в сердцах выпалил Драко, но, поняв, что взболтнул лишнего, раздраженно нахмурился.

— Чисто теоретически, да? — Нарцисса изобразила серьезность на лице, пытаясь не спугнуть разоткровенничавшегося сына. — В таком случае тебе стоило бы проявить участие и помочь ей в том, в чем она заинтересована, и ни в коем случае не давить на неё.

— Хм, — Драко бросил хмурый взгляд в зеркало. Отказаться от волнительного подтрунивания над Грейнджер? Нет, это ему совершенно не подходило.

— Интересно, — взглянув на часы, Малфой схватил мантию и поспешно набросил её на плечи. — Что по этому поводу сказал бы отец?

— Думаешь, он осведомлен в этом вопросе лучше? — Нарцисса склонила голову и бесшумно поставила фарфоровую чашку на столик. — Если хочешь знать, то он до сих пор считает, что для завоевания сердца девушки достаточно послать официальное письмо её родителям.

— Но ведь с тобой это сработало, — хмыкнул Драко, поправляя галстук.

— Если бы я была воспитана чуть хуже, ты бы сейчас получил подзатыльник, — невозмутимо ответила миссис Малфой.

— Как хорошо, что моя мать — такая удивительно сдержанная женщина, подытожил Драко.

— Льстец, — она закрыла глаза и покачала головой.

— Со всеми, кроме тебя, — подмигнув матери, Малфой схватил со стола свою палочку и, осторожно спрятав её в кармане мантии, вышел из комнаты.

Выйдя за ворота особняка, он сжал в руке специальный пропуск и тут же аппарировал в Министерство магии. По слуху ударил невероятный гул, и Драко безынтересно огляделся вокруг себя. Казалось, будто каждый подданный магической Британии встал сегодня с мыслью о том, что ему непременно нужно сходить на экскурсию в Министерство. Стайки волшебников, неловко оглядывающихся в поисках указателей, были больше похожи на туристические группы — не хватало только колдоаппаратов.

Понедельник, — закатив глаза, подумал Драко Малфой и неспешно пошел к лифтам. С самого первого дня работы в Министерстве его заветной мечтой был персональный лифт, который каждое утро доставлял бы его в блаженном одиночестве на уровень пять. Но нет! Даже баснословное богатство Малфоев не могло обеспечить такой роскоши. Поэтому Драко, скрепя сердце, каждое утро заходил в лифт, переполненный людьми. Каждая такая поездка, как он считал, вполне могла грозить опороченной добродетелью. Поэтому, чтобы не быть «облапанным» хотя бы со спины, Малфой сразу же устремлялся к задней стенке лифта.

Медленно вдохнув и морально приготовившись к самой отвратительно минуте за весь день, Драко раздраженно посмотрел на прибывающих в лифт людей. Внезапно среди шляпок и лысин мелькнула знакомая кудрявая макушка.

Гермиона Грейнджер была очень зла. За выходные ей так и не удалось отдохнуть или хотя бы выспаться. Слова Малфоя и последующий ответ Рона, как жирное им подтверждение, не выходили из головы. Она уже не могла смотреть на своего парня с прежней снисходительностью, и винила в этом только одного человека.

— Малфой! — пискнула Гермиона, оказавшись вдруг нос к носу с виновником её терзаний.

— Мисс Грейнджер, доброе утро, — он довольно оскалился, потому что утро действительно начинало радовать. Гермиона оглянулась назад и, поняв, что пути к отступлению нет, осторожно протиснулась между Малфоем и еще каким-то лысым мужчиной к стенке. Двери лифта медленно закрылись. Воцарилась напряженная тишина, полная ненависти и боли от отдавленных ног.

Гермиона застыла, боясь пошевелиться. Она чувствовала, что Малфой смотрит на неё, и готова была с радостью просто исчезнуть. Кроме того, что он явно имел какие-то грязные намерения, было понятно и кое-что еще: Малфой упивался своей правотой. Гермиона была уверена, что по её лицу все было прекрасно понятно.