Эсминцы и коса смерти. Том 1

Глава 6

Лебедев вернулся на эсминец за четверть часа до начала вахты, и все, что он успел на корабле до нее, так это посетить гальюн. Он поднялся на мостик за две минуты до пересменки и поздоровался со старпомом. Синицын кивнул ему сонно, расписался в судовом журнале и, спустившись по трапу, пошел в свою каюту спать. Лебедев тоже не выспался, проспав дома лишь пару часов. Но, из-за обилия впечатлений и эмоций, в сон его не клонило. Он был рад, что сонный старпом не заметил, что он заступил на вахту не совсем трезвый. Ведь накануне они с отцом прикончили вдвоем поллитровую бутыль коньяка. Вот как ему отец поверит, если сказал, что бросил пить, но тут же опрокинул за разговором с отцом несколько стопок? К счастью, коньяк оказался качественным, и голова после него не болела. А вообще-то, надо было с этой привычкой завязывать, как можно скорее, пока печень не угробил. Пора преодолеть свою инфантильность. Ему, обладающему теперь сознанием и мудростью старика, было очень неловко за все свои нелицеприятные поступки, связанные с злоупотреблением алкоголем в училище. Сейчас он сознавал, что своим поведением мог сильно помешать отцу в карьерном росте. К счастью, все обошлось. Теперь же он бросит пить. В прошлой реальности он избавился от привычки к пьянству только тогда, когда после тяжелого ранения жизнь его уже висела на волоске. Но избавился же! Иначе, наверное, не прожил бы так долго.

Стоя на мостике, лейтенант молча наблюдал, как борется со сном рулевой, старший матрос Женя Мисютин, как через каждые несколько минут белобрысая голова парня начинает клониться к штурвалу. И как потом, когда тело заснувшего уже начинает сползать на сам штурвал, матрос тут же вздрагивает и, мгновенно просыпаясь, выпрямляется, принимает стойку бравого морехода и озирается по сторонам, не заметил ли вахтенный командир его слабости?

Но лейтенант не собирался делать рулевому замечание. Он знал, что этот краснофлотец вскоре погибнет во время перехода из Таллина, когда корабль подорвется на минах напротив мыса Юминда, как погибнут и многие другие из экипажа корабля вместе с ним, как погибнет и сам эсминец. И самое ужасное было то, что Александр прекрасно знал, где и когда это минное заграждение будет установлено и что можно сделать, чтобы предотвратить постановку мин противником. Надо только заранее выслать корабли в те районы, где будут действовать вражеские минные заградители и топить их за постановку мин на фарватерах, если даже война еще и не начнется официально. Цель немцев как раз и состоит в том, чтобы опередить наш Балтийский флот в развертывании морской минной войны. А если не дать им этого сделать? Если не получится у них поставить мины? А если устроить поход нашей эскадры на их базы и заминировать их акваторию? Ведь для этого все имеется, и большие запасы мин, и силы флота. Но кто решится? Вот в чем вопрос!

Лебедев надеялся на своего отца, как надеялся он и на дядю, на брата матери. Все же разведка флота многое сможет, если захочет. Например, с подачи Александра сможет предоставить сведения наверх, не высвечивая его лично, а, допустим, представив их, как полученные от собственной агентуры. Но все это нужно будет делать как можно скорее, потому что времени остается с каждым днем все меньше. Как говорили в двадцать первом веке: «времени на раскачку у нас нет!» А, когда начнется сама мясорубка войны, будет уже не до того, чтобы к чему-то готовиться. Потому что враг навяжет инициативу, начнет активно давить и напирать со всех сторон и придется отбиваться имеющимися средствами. А они, после потерь первых дней войны, сильно сократятся. И, если он не сумеет предотвратить катастрофу флота и блокаду города, то грош ему цена, как человеку и командиру.

Мрачные мысли терзали Лебедева. Он не сказал еще родителям, что ждет их собственную семью в надвигающейся войне. Не рассказал он матери, что его жена Наташа, будучи беременной, погибнет под бомбежкой в конце сентября, а саму маму убьет осколком немецкого снаряда на остановке в центре города в начале октября. Не рассказал он и отцу, что после прорыва флота из Таллина, его снимут с должности, обвинив в некомпетентности, понизят в звании и отправят на фронт. Где отец и погибнет на передовой в начале 42-го года. А дядя, брат мамы, возглавляющий сейчас разведку, потонет на тральщике при эвакуации флота из Таллина.

Да и с остальными родственниками судьба распорядится не лучше. Всю войну до конца из их большой, дружной и влиятельной семьи пройдет только он сам. И, в данный момент, Александр не знал, что же предпринять, чтобы постараться хотя бы немного сгладить предстоящую трагедию не только для семьи, а ради всей страны и, в особенности, родного города.

О многом еще он должен, просто обязан рассказать родным. Про трагедию Бадаевских складов, про зимнюю «Дорогу жизни», которая для многих стала ледяной дорогой смерти, про Мгу, Мясной Бор и Синявинские высоты. Да мало ли трагедий в этой войне? Бабий яр, Севастополь, Аджимушкай, Сталинград, Ржев, Хатынь, лагеря смерти. Всех трагедий войны и не перечислить. И в каждой тысячи и миллионы жертв. И он бы рассказал все, но даже нет пока возможности поговорить с близкими. Вчерашняя увольнительная на берег была последней перед выходом корабля в море. Завтра после обеда эсминцу предстоял переход из Кронштадта в Таллин. И капитан обещал устроить учения по дороге. Возможно, что экипаж научится точно стрелять и даже сбивать вражеские самолеты. Но что толку от учений на отдельно взятом старом эсминце? На что он может повлиять в боевых действиях своими устаревшими четырехдюймовыми пушками? Если только потопить пару вражеских минных заградителей? Впрочем, при текущем положении, даже такое действие было бы очень полезным и большой удачей. В тот раз, который он помнил, на этой войне наш флот оказался неспособен даже на такое.

Александр Евгеньевич все годы после войны изучал силы сторон и их планы по документам, и хорошо знал, чем располагают немцы и какие у них имеются планы на начало войны. Знал он и точные направления всех главных ударов, нанесенных врагом в начале войны на суше и на море. И не в виде больших стрелок на мелкой карте, а досконально, по населенным пунктам и дислокации воинских частей. Знал точно, как пошел противник, куда нанес удары и какими силами. Какие рубежи советской обороны взял за каждый день боевых действий, насколько продвинулся, где сосредоточился и как укрепился.

Он, хоть и был уже в конце жизни глубоким стариком, но эту тему не забывал никогда. Потому что эта тема была слишком уж болезненной, чтобы забыть ее. И он давно четко понимал, что немцы выставили на Балтике против советского флота основные минные силы. У них имелись десять единиц больших заградителей водоизмещением от двух до пяти с половиной тысяч тонн, способных развивать скорость до двадцати узлов.

В распоряжении немецких флотоводцев адмирала Хуберта Шмундта и капитана цур зее Ганса Бютова находились пять подводных лодок, тридцать торпедных катеров, шесть тральщиков, и восемь противолодочных охотников. Кроме того, у немцев были четыре плавбазы, одиннадцать эскортных кораблей, почти три десятка разнообразных мобилизованных вспомогательных тральщиков и десять стотонных тральщиков-катеров, так называемых «раумботов».

Из всего этого разнообразия, как показала война, основную угрозу надводным кораблям представляли именно торпедные катера водоизмещением под сотню тонн, которые имели хороший запас хода и отличную маневренность. Именно они атаковали конвои и решались действовать в Финском заливе.

Только к сентябрю немцы смогут собрать на Балтике флот тяжелых кораблей, в который войдут линкор «Тирпитц», крейсера «Адмирал Шеер», «Емден», «Кельн», «Лейпциг» и «Нюрнберг», а также несколько эсминцев и вторая эскадра торпедных катеров. А пока ничего из тяжелых сил в распоряжении немецких флотоводцев на театре предстоящих военных действий не имелось.

Две группы минных заградителей «Норд» и «Кобра», которые прятались в шхерах возле побережья Финляндии с середины июня и начали свою смертоносную работу в ночь за сутки до начала войны, — вот кто ставил все эти проклятые мины, на которых погибло столько наших людей! И Александр знал дислокацию обеих групп вражеских заградителей. Никакая маскировка не помогла бы им, будь он хоть командиром эсминца, потопил бы нафиг! А так оставалось только надеяться на кого-нибудь. Может быть, хоть выходы из шхер удастся в этот раз заминировать нормально, чтоб вражеские заградители оттуда не высунулись?

А, если бы Балтфлоту удалось собрать нормальную ударную эскадру, то можно было попытаться перехватить инициативу и навязать сражение легким силам врага с хорошими шансами на успех. Только кто же разработает такой план?

В раздумьях незаметно прошли несколько часов вахты. Капитан взошел на мостик точно по графику, в 8:00, и сменил Александра. Лебедев быстро позавтракал и удалился в свою каюту. Стоя на вахте, он пришел к выводу, что должен записать все то, что ему известно о предстоящей войне. Только вот, известно было слишком даже много. В небольшую общую тетрадь, которую достал Александр из своего рундука, такая обширная информация не могла поместиться. Ему пришлось бы писать многотомный труд, чтобы выложить все имеющиеся знания на бумагу.

Потому, Александр решил пока очень подробно записать только то, что касалось начала войны до Таллинской эвакуации, и ход самой этой трагической эвакуации. А дальнейшее развитие боевых действий думал изложить в общих чертах, особо остановившись на блокаде Ленинграда и дислокации немцев в его пригородах. Он надеялся, что, все-таки, сможет передать эти записи руководству флота, что поможет изменить ход войны. И, если это произойдет, то тогда дальнейшее описание утратит первоначальный смысл, потому что развитие событий изменится. Описывая известные ему факты, особое внимание он, конечно же, уделял обстановке вокруг родного города и действиям Балтийского флота.

Зная о том, что эсминец отправится в переход к Таллину в 16:30, как раз в его вахту, Александр писал простым карандашом до самого обеда. Потому что потом времени на описание предстоящих событий у него будет крайне мало. Тем более, если капитан Малевский все же соберется проводить учения личного состава, о которых они говорили вчера. Лебедев дописался до того, что правая рука стала неметь с непривычки. В 13:00 он, все же, вышел из каюты на обед. На этот раз кок приготовил наваристые щи и пюре с котлетами, а на десерт раздавали компот. Но Александр не успел его выпить, когда вестовой матрос передал ему распоряжение командира корабля срочно подняться на мостик.

Когда он явился, на баке эсминца было довольно многолюдно. Там, судя по добротным кителям, собрались несколько флотских начальников и еще какие-то люди в гражданском, скорее всего инженеры с судоремонтного завода. Командиры что-то оживленно обсуждали между собой и с капитаном эсминца. Он не знал этих людей с седыми усами и волосами. Но понял по их манерам, что начальники немаленькие. Только одного человека из понаехавшего внезапно начальства он сразу узнал, это был его родной дядя по матери, начальник флотской разведки, капитан второго ранга Игорь Борисович Добрынин. Он как раз повернулся и смотрел с бака в сторону мостика.