Джентльмены предпочитают русалок

Она кивает.

— Просто помни, у тебя здесь есть друзья, Ева. Друзья, на которых можно положиться.

— Спасибо.

Она снова кивает.

— Может, тебе стоит остаться здесь на несколько ночей? Если Каллен заходил однажды, он вернется.

Хотя мне и хочется сказать «да», я качаю головой.

— Спасибо, но я не хочу, чтобы Каллен выгнал меня из моего дома. А с установленной Сойером системой я чувствую себя лучше, — это, а еще тот факт, что я не знаю, смогу ли я сохранить свою историю, оставшись с Венди. Я уже едва держусь, и я боюсь, что только вопрос времени, когда она увидит сквозь трещины.

— Если бы ты могла просто… пока оставить Тома у себя, — начинаю я. — Я просто… я не хочу, чтобы с ним что — то случилось, и он был так напуган после этой последней истории с незнакомцем, который вломился…

Венди кивает.

— Конечно, я оставлю его здесь. Я только рада.

Глава седьмая

Выйдя на тихую улицу, я даю себе минуту, чтобы перевести дух — столько всего происходит, так много постоянно в моей голове. Когда я сажусь в машину и направляюсь к дому, мое тело внезапно хочет ощутить песок под ногами, посмотреть на небо, касающееся океана. Не осознавая, что делаю, я начинаю движение, направляясь к пустынному пляжу, словно на автопилоте.

Когда я подъезжаю к практически пустой парковке вдоль пляжа, я замечаю, что кто — то сидит на низкой стене, отделяющей пляж от улицы. Он сидит, скрестив ноги, и смотрит на море, будто глубоко задумавшись. Хотя я могу видеть его только сбоку, я сразу узнаю его.

Сойер.

Он едва поднимает взгляд, когда я приближаюсь.

Мгновение я раздумываю поздороваться или спросить, как дела, пытаясь устроить ужасно пустой разговор, которым так часто занимаются люди. Но я не делаю такого. Вместо этого я неловко машу ему рукой, когда он поднимает голову и видит меня.

Первым говорит Сойер, из — за чего я замираю, не завершив шаг.

— Я не видел тебя здесь раньше, — кричит он, вставая со стены и поворачиваясь лицом ко мне. Когда я дохожу до него, он шагает на прохладный песок, в воздухе пахнет лемонграссом и солью. Я иду рядом с ним.

Я пожимаю плечами.

— Как ты, наверное, понимаешь, мне нравится приезжать сюда — быть рядом с океаном. Это помогает мне думать.

Он кивает, как бы говоря «да, есть о чем подумать», но больше ничего не говорит. Ясно, что он не готов к разговору и, наверное, заговорил со мной только из вежливости. Чем больше я об этом думаю, тем больше подозреваю, что он хочет побыть один и, может, мое появление здесь беспокоит его.

Я сдерживаю язык, несмотря на все, что отчаянно хочу сказать, мой рот покалывает. Вместо этого я просто иду рядом с ним, пока он шагает по сухому песку, приближаясь к воде, плещущейся на пляже. Эта часть пляжа несколько отделена от остальной части группами каменных бассейнов, оставшихся после отлива. Я замираю на мгновение, наслаждаясь яркими анемонами и блуждающими морскими звездами, наклоняясь, чтобы прикоснуться к ним, будто мы старые друзья. Правда в том, что я скучаю по океану. Я скучаю по купанию в нем и по ощущению соленой воды на коже. Я достаю из холодной воды маленького краба, его розовые клешни расслабляются в моей ладони.

Я оглядываюсь на Сойера, поднимая краба, чтобы он мог видеть мои сложенные чашей руки. Я знаю, что он наблюдает за мной краем глаза. Его густые кудри стали длиннее с тех пор, как я в последний раз видела его, их мягко взъерошивает холодный ветер. Может, мне это кажется, но я думаю, что он улыбается мне. Тем не менее, это мягкая, маленькая улыбка, которую трудно расшифровать.

— Я хочу, чтобы мы снова стали друзьями, — говорит он.

Я смотрю на него с взрывом счастья, и эта искорка улыбки внезапно расширяется до улыбки. Я не могу не сделать то же самое.

— На самом деле, — продолжает он, — я хочу, чтобы мы были больше, чем просто друзьями.

— Я… я тоже этого хочу, — признаюсь я.

И когда он делает шаг ко мне и обнимает меня, притягивая к себе, я не готова. И я не готова, когда он наклоняется и накрывает мои губы своими. Он такой сладкий на вкус, такой приятный, и ощущение его волос в моих руках напоминает мне пух. Я хочу больше, попробовать его всего, прикоснуться к нему в местах, которые он никогда не показывал мне раньше.

И когда я просыпаюсь, меня сразу же захлестывает разочарование.

* * *

— Когда мы можем начать наш урок, мисс Ева?

Я смотрю на детей, которых сегодня только трое. Тейлор и Хизер прибыли вовремя, как всегда, в сопровождении Сойера. Он не остановился, чтобы поговорить, а просто оставил их и ушел, планируя вернуться, когда урок закончится, что не является чем — то необычным по нынешним меркам. Нет, это не самое странное в сегодняшнем дне. У меня было записано шестеро детей на сегодняшний урок, но явилась только половина.

— Мы должны подождать, пока не придут остальные, — напоминаю я классу, который теперь толпится на берегу озера, ожидая, когда можно будет войти. Я уже под водой, вокруг меня крутятся волосы, когда я поворачиваюсь, чтобы осмотреть местность. Вивьен и ее дети всегда приходят вовремя, что делает всю эту ситуацию еще более странной. Я не получала сообщения или звонка о том, что сегодня они пропустят занятия.

Третий ребенок, маленькая девочка по имени Хелена, которая до этого приходила всего один раз, хмурится.

— Я хочу плавать сейчас!

Я подавляю желание упрекнуть ее. В последнее время я обнаружила, что мое терпение истощается, что нехорошо при работе с маленькими детьми.

— Мы должны быть добрыми и дождаться остальных, — тихо говорю я, — думаю, они скоро будут здесь. Дадим им еще пять минут.

Хелена закатывает глаза и плюхается на траву, скрестив руки на груди.

— Хорошо, — ворчит она. Хизер смеется.

Мы ждем еще пять минут, но я уже знаю, что сегодня у меня будут только эти трое. Отсутствие одного не было бы странностью; дети болеют или родители опаздывают, и не так уж необычно забыть позвонить. Но трое детей из двух разных семей?

— Ну, — говорю я, когда прошло еще пять минут, — думаю, на сегодня все. Залезайте в воду и начнем.

Хелена больше всех стремится плескаться в воде, создавая огромную волну, которая сразу же пропитывает ее волосы. Тейлор прыгает за ней, гораздо более деликатно, а затем с размаху ныряет под воду. Он прошел долгий путь от маленького мальчика, который боялся воды.

Только Хизер колеблется. Она опускает ноги в воду, но не погружается в нее, ее глаза темнеют от беспокойства.

— Что — то не так? — спрашиваю я, подплывая к ней. Обычно она входит первой, отчаянно желая залезть в воду и начать плескаться.

Она нервно пожимает плечами, переводя взгляд на двух других, которые играют друг с другом и дико смеются.

— Я знаю, почему другие дети не пришли, — бормочет она, глядя на меня из — под длинных ресниц.

— Знаешь? — спрашиваю я.

Она кивает.

— Родители не пустили их.

Все во мне сжимается от замешательства.

— Что ты имеешь в виду? — спрашиваю я, как только остальные находятся вне пределов слышимости.

Хизер неловко ерзает, крепко сцепив ладони на коленях.

— Вчера я была в городе со своим дядей и слышала разговор двух женщин. Они сказали, что… что вы в Шелл — Харборе, потому что спрятались от чего — то.

Прячусь? Что ж, технически это верно. Ни для кого не секрет, что я убежала от своего бывшего. После того, как из — за Каллена была вызвана полиция, новость облетела весь город, и Вивьен даже говорила об этом пару уроков назад. Но, во всяком случае, в то время она казалась понимающей.

— Кто — то пытался ранить меня, — мягко говорю я. — И именно поэтому я переехала в Шелл — Харбор, — пытаться сформулировать что — то так, чтобы дети поняли, сложно, тем более что на Корсике не нянчатся с детьми, но я стараюсь.

Она кивает.

— Но это было о… чем — то другом, — Хизер не смотрит мне в глаза. Я никогда не видела ее такой — будто она не уверена, что поделится тем, что у нее на уме. В конце концов, она добавляет. — Одна из женщин сказала, что вы нарушили закон и скрываетесь от полиции, которая хочет вас поймать.

Я тяжело сглатываю, но не могу найти слов, потому что я потрясена и, более того, растеряна. Мой желудок сжимается, когда смысл ее слов начинает проникать в мой толстый череп. Люди в Шелл — Харбор думают, что я убегаю от закона? Я знаю, что слухи распространяются быстро, но в сплетнях обычно есть доля правды. И все же, это настолько дико неправильно и настолько не соответствует действительности, что я даже не могу представить, откуда это взялось.

— Одна дама сказала, что не хочет, чтобы ее детей учила плавать преступница, — тихо говорит Хизер, и слезы блестят в ее глазах, когда она, наконец, смотрит на меня. — Вы не преступница, да?

— Да, — отвечаю я, — я не преступница. Что бы они ни думали обо мне, Хизер, это неправда.

— Я и не думала, что это правда.

— А… — начинаю я, но мне приходится искать голос. — Твой отец знает об этом?

Она кивает.

— Он сказал, что я не должна верить тому, что слышу. Он сказал, что ты хороший человек и наш друг.

Я благодарна Сойеру, но смущена, ведь он знает обо мне правду, какие бы гадости ни говорили обо мне. Гадости, которые не имеют для меня никакого смысла.

Я не знаю, как мне провести урок, когда мой разум полностью сосредоточен на этом странном повороте событий. Я просто не понимаю, как эта информация раскрылась и откуда она взялась. В конце урока все дети вытираются и идут в дом, чтобы переодеться внутри.

Я успеваю, чтобы вытереться, пока никто не смотрит. Я вылезаю из озера и тянусь за полотенцем, наблюдая, как мой мерцающий хвост медленно превращается в пару длинных загорелых ног. Как только трансформация завершена, Сойер въезжает на подъездную дорожку, глуша двигатель своего грузовика и выпрыгивая. Накинув полотенце на шею, я тороплюсь взобраться на травянистый холм, как раз в тот момент, когда дети выбегают передо мной, и мы все приветствуем его у ступенек.

— Привет. Как прошел урок? — спрашивает он у детей, которые бегут мимо него, чтобы поиграть под большим вязом во дворе. И это к лучшему, потому что мне нужно поговорить с ним.

— Привет, Сойер, — начинаю я и внезапно чувствую смущение даже от того, что приходится поднимать эту тему. Перед тем, как он отвечает, между нами возникает небольшая пауза.

— Все в порядке? — спрашивает он.

Я киваю, но затем вздыхаю.

— Мне нужно кое о чем… поговорить с тобой.

Его нерешительность ощутима, она просачивается сквозь разделяющий нас воздух.

— Что такое?

Я тяжело сглатываю.

— Сегодня Хизер сказала мне что — то такое, что… я не понимаю.

— Хорошо.

Я делаю глубокий вдох.

— Люди в Шелл — Харбор думают, что у меня проблемы с полицией?

— Я сказал ей, чтобы она не беспокоила тебя сплетнями скучающих горожан, — говорит он.

— Я рада, что она беспокоила меня этим, потому что половина детей сегодня не пришла, и, по словам Хизер, это потому, что матери беспокоятся, что я — преступница, — даже от простого произнесения слов меня почти тошнит. Я зажмуриваюсь.