Операция «Волчье сердце»

— Не такого уровня, — артефактор покачал головой. — Будь я обладателем чего-то сверхценного, я не рискнул бы перепрятывать в них вещь, которую в этом доме только что пытались украсть.

— Все равно, — упрямо мотнул головой капитан. — Выкладывай.

Шантей выложил, хоть и с неохотой, и Лейт был вынужден согласиться — такие тайники все равно что ящик, запертый на ключ. Служат больше для душевного спокойствия владельца, чем для защиты.

— Ладно, Макс, — подытожил Вольфгер разговор, понимая, что служба не ждет и прятаться от нее в стенах мастерской О’Тулла вечно не выйдет. — Спасибо тебе за содействие следствию.

Шантей хмыкнул, потянулся, мимоходом проведя ладонью по ежику темно-русых волос.

— Да ладно, бывай. Как там мои переговорники, не барахлят?

Вервольф машинально коснулся тяжелого браслета на запястье, ставшего уже практически незаметным. Капитан не снимал его даже ночью — служба частенько не считалась с распорядком дня. Раньше служебные переговорники были в виде медальонов, но управлению надоело терпеть убытки, когда те то терялись, то разбивались, то еще что — да и вообще на шее такое ярмо вечно не потаскаешь. И организовало прима-мастеру крупный соцзаказ. Когда Шантей явился с браслетами, его возлюбило все отделение.

— Не нарадуемся, — честно признался капитан, и артефактор расплылся в довольной ухмылке. — Да, чуть не забыл.

Вольфгер сунул руку за пазуху и извлек из кармана поддетой сегодня под свитер рубашки крупную плитку фирменного шоколада одной из лучших лидийских кондитерских.

— Супруге передай.

— Ого! — присвистнул Макс, разглядев этикетку. — Что за повод?

— За свитер благодарность.

Свитер из шерсти оборотня (чего только не найдешь, как оказалось, на рынке, если знать, где искать — а Нинон Шантей, в девичестве Аттария, как оказалось, знала!) с мифриловой нитью капитан получил в подарок. И если бы он сам не видел, как подобная незатейливая тряпочка выдержала два прямых удара ножом, то решил бы, что кучерявая девица над ним поиздевалась за то, что он, было дело, втянул ее муженька в опасную авантюру. А так он принял дар с благодарностью и на службе с тех пор с ним расставался неохотно. Броня вышла неброская, но легкая и надежная — о какой еще мечтать? Будь его воля, он в такую бы все отделение нарядил, да с производством подобного рода артефактов были свои сложности, какие-то мудреные артефакторские тонкости, в которые капитан не вникал.

— Пригодился? — встревожился Шантей, прекрасно — на собственной шкуре! — знакомый со свойствами сего подарка.

— Да как тебе сказать. Не то, чтобы… но один специалист чуть ногти до локтей не сгрыз, пытаясь понять, что не так с этой вещичкой!

Макс хохотнул и хитро прищурился.

— Эва?

— Мастер Алмия, — с бурчанием поправил капитан и порадовался, что Шантей не стал расспрашивать, в каких-таких обстоятельствах свитеру и старшему эксперту пришлось познакомиться.

Впрочем, даже если бы Макс и вздумал любопытствовать — не успел бы.

Переговорный артефакт на руке вервольфа слабо завибрировал, нагреваясь.

— ЧП, капитан, — прозвучал в ушах голос сержанта Коста. — Убийство. 47, Беспошлинная улица.

— Двадцать минут, — бросил Вольфгер в переговорник и стремительно поднялся, уже почти на бегу пожав руку Шантею.

— На ужин приходи, — бросил артефактор ему вслед, не задавая лишних вопросов.

— Всенепременно, — привычно отозвался капитан, мыслями пребывая уже на Беспошлинной улице в доме № 47.

Вызов к начальству, третий за эту неделю, застал капитана в дороге. Начальство желало знать, как продвигается расследование убийства в доме Корвинов, но не спешило освобождать подчиненных от прочих служебных обязанностей, вроде убийства в пьяной потасовке на Беспошлинной — рутинного и с громкими фамилиями не связанного, а оттого начальству неинтересного. Служебная карета, жесткая на ходу и оттого тряская, запряженная неказистой пегой лошадкой, везла седока с очередного места происшествия в управление, когда сработал браслет-переговорник:

— Лейт, к Валлоу, быстро, — отрывисто бросил первый зам полковника и разорвал соединение.

Капитан тоскливо вздохнул: кто бы намекнул начальству, что чем больше дергаешь подчиненных, тем меньше у них остается времени работать?

Пока что желающих донести до руководства столь свежую идею не находилось, и вервольф стукнул кулаком в переднюю стенку кареты:

— Ронни, живее. Начальству невтерпёж.

Паренек на козлах сочувственно цокнул языком и шевельнул вожжами.

Вольфгер мысленно прикинул, как будет оправдываться перед Валлоу.

А что нужно будет оправдываться — сомневаться не приходилось. Результатов, которыми можно было бы отмахаться от начальственного недовольства, пока не было. И нельзя сказать, что следствие стояло — оно двигалось, но медленно. Вольфгер методично и последовательно работал с информаторами, по крупицам собирая сведения о движении материалов, необходимых для создания артефакта-подавителя — а в списке были и редкие, с которыми вполне можно работать — но пока результата не было. Тем не менее, где-то преступники их взяли, а значит, должен был остаться след, как минимум — финансовый. И если он остался, то рано или поздно, но вервольф его возьмет.

Была повторно опрошена вся прислуга в доме Корвинов и ближайшее окружение Ивонны Эшли — и последние десять дней жизни горничной были восстановлены практически по часам. Удалось установить время и место, когда девушке, с большой вероятностью, сделали роковой укол, даже получить описание того, кто, предположительно, мог его сделать (а мог и оказаться просто сердобольным прохожим, поддержавшим занемогшую девушку — тоже вполне возможно). Но всего этого было пока мало для того, чтобы найти преступника. А информация о судьбах учеников того казненного мастера пока так и не пришла.

Во время второй выволочки Лейт не выдержал и прямо спросил, откуда столько внимания к этому делу, если из сейфа уважаемого господина Корвина ничего не пропало, а смерть рядовой горожанки никого особо не взволновала — но вразумительного ответа не получил и был послан. Работать.

А с Николасом Корвином разговора не получилось. Он принял капитана, внимательно выслушал — но отвечать на вопросы категорически отказался. Заверил только, что из сейфа действительно ничего не пропало — ни из основного отделения, ни из секретного. И всё. И сколько ни пытался Лейт разговорить чиновника, сквозь глухую стену молчания так и не пробился. Не помогли даже провокационные слова капитана, что, дескать, своим молчанием потерпевший— помогает преступникам избежать правосудия. Корвин не повелся, только сухо выдал: «Выполняйте свою работу, капитан».

Предчувствие Вольфгера не обмануло — у входа в управление стояла карета вышеупомянутого.

«Легок на помине!» — с досадой подумал Лейт и, отпустив свой экипаж обратно в отделение, отправился к начальству, мысленно выстраивая контраргументы.

Они не понадобились.

— Где вас носит, капитан?

Капитан ждал, что сейчас на его голову низвергнутся потоки праведного гнева, но нет.

— Доложите, какие у вас результаты по делу об убийстве и попытке ограбления в доме Корвинов.

А капитан в ответ даже не стал кобениться и напирать на присутствие посторонних — выложил, как на духу, всё, чего удалось добиться. На середине его доклада в дверь постучали, и секретарь, прибывший в Лидий из столицы вместе с полковником, сообщил:

— Прибыла госпожа Алмия, вы просили сообщить!

— Да-да, пусть проходит, — проворчал Валлоу.

И даже встал, приветствуя даму. И даже предложил ей стул — на котором госпожа старший эксперт устроилась с царственным величием.

— Продолжайте, продолжайте, капитан! — любезно позволил Валлоу замолчавшему вервольфу.

И тот продолжил, чувствуя себя дурак дураком, стоя навытяжку посреди просторного начальничьего кабинета со шкафами из темного дерева и огромным полированным столом.

— Также со дня на день должны прийти ответы на запросы по сосланным артефакторам, и мы возлагаем на них большие надежды, — закончил капитан переливать из пустого в порожнее и пересказывать полковнику то, что тот и так знал (а также сообщать третьим лицам информацию, которая их совершенно не касалась).

— Итак, на сегодняшний день у вас фактически имеется только описание молодого человека, который то ли подсадил артефакт погибшей, то ли не подсадил, верно? — кротко уточнил Валлоу.

— Могло бы быть больше, — не выдержав, огрызнулся капитан, — Но потерпевший сотрудничать не желает, утаивает от следствия важную информацию — отсюда и результаты.

— Результаты?! — взорвался Валлоу. — Результаты?!! Я вам скажу, какие у вас результаты — еще один труп по этому делу, а вы ни ухом, ни рылом! И даже умудрились профукать, что это убийство, дармоеды! И это лучший сыщик управления! Краса и гордость лидийского сыска! Гнать вас всех отсюда поганой метлой надо, тунеядцы! — орал полковник, и Вольфгера внезапно отпустило внутреннее напряжение, зревшее с момента, как он вошел в кабинет.

Зрело-зрело, а сейчас вдруг исчезло — капитан отчетливо понял, что всё в порядке, что конкретно к нему ни у кого из присутствующих на самом деле претензий нет, и что бы ни случилось — оно уже случилось. За пределами сферы его контроля.

А значит, всё в целом неплохо — а начальнику нужно просто дать проораться.

— Прошу прощения, что перебиваю, — деликатно, но строго вмешалась в монолог Валлоу мастер Алмия, — но нельзя ли поконкретнее — что произошло и для чего сюда вызвали меня?

Полковник заткнулся и с ощутимым усилием взял себя в руки.

«Не судьба!» — насмешливо подумал вервольф, не позволив, впрочем, ни единой мышце дрогнуть на лице.

Со своего кресла вдруг подал голос доселе молчавший и практически незаметный на фоне бушующего начальника управления Николас Корвин. Он заговорил — и его фигура вдруг как-то разом обрела объем и статность.

— Пожалуй, будет правильнее, если я сам перескажу суть произошедшего, коль скоро капитан Лейт справедливо упрекает меня в отказе сотрудничать. Но прежде я должен сообщить вам, капитан, и вам, мастер Алмия, что информация, которую вы сейчас услышите, является государственной тайной, и разглашение ее может иметь самые серьезные последствия.

Если бы такие слова Вольфгер услышал лет пятнадцать назад, он бы встал в стойку и уставился на говорившего с восторгом и неугасаемым юношеским рвением, жаждой нести справедливость и гордостью за оказанное доверие. Но, к сожалению, юный Вольфгер с его энтузиазмом остался далеко в прошлом, а Вольфгер нынешний ощутил только досаду — сами своими тайнами помехи в работе создают, а потом — где результаты?

Работу свою капитан любил. Начальство — не очень.

Он покосился на артефакторшу в кресле и отметил, что выражение лица Алмии не изменилось ни на йоту, оставаясь все таким же вежливо-бесстрастным, как и обычно.

А Николас Корвин тем временем продолжил, глядя вервольфу в глаза.

— Вам доводилось слышать о связке артефактов «Душа волка», капитан?

В воздухе сразу что-то изменилось. У Валлоу выступила испарина, а мастер Алмия едва заметно напряглась и чуть-чуть подалась вперед. Вольфгер дернул плечом и сухо отрапортовал: