Клеймо Солнца. Том 2

Просто невероятно…

— Мы здесь, — шепчу я. — Мы в Третьем крыле. Его назвали колыбелью динатов, потому что отсюда они обрели власть и стали править всей станицей, так что да, можно сказать и так: газ пошёл отсюда и отравил всю Тальпу. Что ещё ты видела?

— Четвёртое крыло как будто вообще не соответствовало тому, что о нём рассказывал голос. Массивы лесов, сады и теплицы, обширные угодья… Тогда почему мне представилось солнечное затмение? Я видела разрушенные поселения. Я видела… обездвиженные тела людей…

Боже мой…

Я смотрю на Габриэллу во все глаза, забывая, что нужно дышать.

— Упадок, болезнь и боль — ты была права, — шепчу я потрясённо. — Четвёртое крыло имело несчастье стать хранилищем ресурсов, которые в последние годы пребывания на планете не успевали распределить по крыльям и в спешке транспортировали в Четвёртое. Здесь разразилась настоящая война, и длилась она долго. До сих пор люди ещё не оправились. В последние три года ситуация настолько обострилась, что власти законсервировали мосты к крылу, то есть теперь попасть туда практически невозможно. От рассказов о том, что там происходило и продолжает происходить, седеют волосы и замирают сердца… Что было потом? — спрашиваю я, не удержавшись. — Что ты почувствовала?

— Когда на экране снова появился символ Тальпы, у меня кружилась голова, и я вдруг увидела, что если его перевернуть, то получится, будто ладони не раскрыты под бабочкой, а, наоборот, смыкаются над ней, не позволяя ей улететь. Потом прозвучал жутковатый звук, и я увидела… его… как ты сказал, киборга из детских страшилок…

— Тебя начала бить крупная дрожь, — произношу я пересохшими губами, вспоминая тот день. — Ты побледнела, а глаза, хоть и смотрели на меня, оказались пустыми…

— Кто он?

Я делаю глубокий вдох, прежде чем ответить:

— Один из динатов. Всего их пятеро. Никто не называет настоящие имена. Глупо, но страх перед их владельцами настолько силён, что в народе за правителями закрепились прозвища. Каждое из них — название карты из колоды…

Вряд ли Габриэлла знает, что это такое.

Линза дополненной реальности всё ещё остаётся в моём глазу, так что я сразу запускаю программу, а девушка надевает очки, догадавшись, что я покажу динатов. В воздухе появляется экран, а на нём двое молодых мужчин, со смазливыми улыбчивыми лицами.

— Это Вальты. А это Дама.

Мы видим лицо пожилой женщины, которая изо всех сил старается показать, что итернум позволит ей жить даже не сто шестьдесят лет, а вечно. Она очень некрасивая, с бородавкой над губой, которую, как я однажды слышал, сама считает изюминкой.

— Король.

На экране появляется толстяк, выступающий на сцене с речью. Его непримечательное лицо лишено морщин, словно хорошенько отутюжено, но в движениях не чувствуется бодрости и энергичности, из-за чего мужчина выглядит так, словно голова существует отдельно от тела.

— И Туз, — последнее прозвище невольно произношу ледяным тоном, а Габриэлла шумно выдыхает при виде дината. — Почти все называют его Фельдграу.

Квадратная челюсть, большой нос, всё лицо покрыто морщинами, настолько хмурое, что, когда мужчина улыбается, кожа сдвигается с трудом, и многолетние морщины едва ли разглаживаются. Динат скалится, и его рот кривится в подобии улыбки. Брови грозно нависают над чёрными злыми глазами, в которых пляшет пламя. Ужасающее впечатление усиливает ожог на левой стороне лица и глаз, который слегка светится.

Мы долго молчим. Я слышу неровное дыхание Габриэллы.

— Как возможно, — наконец произносит девушка, — что вы выжили, построили такое невероятное чудо, но ваша медицина призвана избавляться от людей и причинять им боль, а ваши правители такие жестокие?!

Её голос дрожит, красноречиво свидетельствуя о том, как непросто Габриэлле сдерживать свои чувства.

— Даже в самых экстремальных условиях жизнь находит себе путь, — говорю задумчиво и пожимаю плечами. — Каждые одиннадцать лет на поверхности Солнца отмечалась серия вспышек, излучение потока частиц, когда в окружающее пространство выбрасываются миллиарды тонн вещества. 2232 год стал переломным моментом в истории человеческой цивилизации. Приближающаяся планетарная катастрофа заставила разработать и успешно реализовать проект, результатом которого стала космическая станция. Солнечные панели всегда направлены на Солнце и дают электрическую энергию, необходимую нам для жизни. Да и всё остальное существует тоже только благодаря Солнцу. В чём-то наши миры… похожи…

Я горько усмехаюсь, ведь едва ли сравнения уместны. Однако девушка не возражает, молчаливо соглашаясь.

— Покажи мне, как чтут тех, кто погиб… — очень тихо просит она спустя некоторое время, и в этот раз я могу исполнить её просьбу.

На экране возникает карта Третьего крыла. Я приближаю изображение, и мы оказываемся на Изломе, а затем на Площади правды, прямо перед скульптурами из чёрного мрамора, пылающими в виртуальном огне.

Это длинная шеренга людей, расположенных один за другим, и если первые изображены стоящими, то каждая следующая фигура — падает, оказываясь всё ближе к земле. Скульптуры, завершающие шеренгу, уже лежат на траве. У некоторых нет рук, у других — ног, третьи обезглавлены, у большинства в груди зияющие дыры. Люди изувечены, их лица представляют собой гримасы, искажённые от страданий и боли. На руках взрослых дети, в том числе совсем младенцы, которых родители тщетно стараются поднять над вечно пылающим виртуальным огнём.

Я каждый раз рассматриваю этот памятник, как впервые…

Не представляю, что чувствует Габриэлла. Она дышит спокойно, размеренно, но в этом каким-то непостижимым образом чувствуется отчаяние…

Мы переглядываемся, и в этот момент между нами возникает необъяснимое взаимопонимание, которое заставляет ощутить себя так, будто в груди беспомощно царапается какой-то фантастический зверёк…

— Сколько человек живёт на станции? — тихо спрашивает землянка.

— Около четырёх тысяч. Это по официальной версии, то есть без учёта нелегалов и всех тех, кто погиб во время переселения или уже на станции.

— И управляет всеми человек с красным глазом?

— Не только он, но в целом… да.

Мы молчим какое-то время, а потом Габриэлла поворачивается ко мне и произносит:

— Дэннис, пообещай, что однажды ты расскажешь мне, как происходило переселение.

Не знаю, что задевает меня сильнее: её решительность или то, что она снова обратилась ко мне по имени. Если бы я захотел, мне не составило бы труда солгать. Но самому хочется верить, что когда-нибудь это действительно произойдёт. Поэтому я смотрю в эти ярко-зелёные глаза и даю землянке очередное обещание:

— Однажды расскажу.

ГЛАВА 31 (Габриэлла). ПРИОТКРЫТАЯ ДВЕРЬ

Парень указывает на углубление, к которому ведут белоснежные ступени, выступающие прямо из стены. С места, где я сижу, нельзя увидеть, что там находится, и чувство тревоги словно прикасается к моей спине своими холодными лапками.

— Это кровать, — объясняет Дэннис, заметив мою растерянность. — Там ты будешь спать. Сесть не получится, ведь потолок низкий, можно только лечь.

Я осматриваюсь, но не вижу в стенах других углублений. Мысль о том, что мне придётся вновь подолгу оставаться в одиночестве в белоснежном пространстве, что скоро наверняка погрузится в кромешную тьму, заставляет спросить:

— А ты?

Не нужно быть тальпом, чтобы понять, что это место — шатающаяся палатка Дэнниса, и стеснять парня было бы нечестно, однако он смотрит на меня со смесью удивления и… благодарности?..

— У меня есть для такого случая мягкий диван, — говорит парень, похлопывая по возвышению, на котором мы сидим. — Тебе нужно подняться по лестнице, и кровать — твоя. Там есть подушка и одеяло, как было в лаборатории.

Дэннис встаёт и останавливается возле лестницы, жестом приглашая меня подняться по ней. Когда я преодолеваю несколько ступеней, углубление становится видно целиком. Оно выглядит уютно, но так же безжизненно, как и вся остальная комната, не считая горшков с цветами.

Я ни за что не усну здесь.

— Ты будешь в полной безопасности, — угадывая мои мысли, обещает парень.

Выбора всё равно нет, и я ныряю в углубление. Сесть действительно не получается, но если лечь, то места оказывается неожиданно много. Подушка приятно хрустит, когда я сбиваю её. Ложусь, а потом обнимаю руками одеяло и делаю глубокий вдох. Мягко. Уютно. И вкусно пахнет свежестью розмарина и полыни, переплетающихся с ароматом мяты. Пожалуй, я недооценивала это место.

— Ты можешь спокойно отдыхать, — раздаётся где-то рядом со мной, и я выпрямляюсь, едва не ударившись головой о белоснежный потолок: похоже, он гораздо более твёрдый, чем в шатающихся палатках, так что мне стоит быть аккуратнее.

— Осторожно, — извиняющимся тоном предупреждает Дэннис. Его лицо оказывается близко: видимо, парень стоит на ступеньках. — Генерал будет то и дело звонить мне, постарайся не обращать внимания.

Даже при плохом освещении хорошо заметно, что кожа Дэнниса беловатая, брови, ресницы и волосы чёрные, как плодородная земля, а глаза вообще кажутся бездонными… Они пугают меня, но не так, как злые глаза Мучителя или придирчивые — Сьерры, — совсем по-другому, однако я кутаюсь в одеяло, как будто оно может спрятать меня от пронизывающего взгляда.

— Здесь только ты и я.

У меня невольно приоткрывается рот, когда я собираюсь ответить, но вдруг после этого дополнения слова вылетают из головы.

Действительно. Мы здесь совершенно одни. Я осталась наедине с тальпом. Должна умирать от страха, только вот… на удивление, его не испытываю. Лишь возникает непривычное ощущение в груди, и голова немного кружится: наверное, с непривычки спать на высоте…

«С какой непривычки? Шатающиеся палатки находятся на ветвях высоких деревьев — гораздо выше, чем эта ниша в стене…». Непросто не обращать внимания на назойливый внутренний голос, но даже он замолкает, когда Дэннис медленно и осторожно подворачивает под меня край одеяла, чтобы было теплее. Заметив, что я наблюдаю за ним, парень поспешно убирает руки и сдержано говорит:

— Я включу систему вентиляции на ночной режим. Не думаю, что ты замёрзнешь, зато будет прохладно и свежо.

Он проводит ладонью по стене, и я действительно ощущаю лёгкий поток воздуха. Догадываюсь, что Дэннис подвернул одеяло только чтобы мне было теплее и наверняка не придал лишнего значения простому действию, но мои щёки всё равно предательски краснеют, и я радуюсь, что в полумраке это, возможно, не будет заметно.

— Я имею в виду, ты в безопасности, — тихо говорит Дэннис, и от его ищущего взгляда некуда деться в замкнутом пространстве — только если спрятаться под одеялом с головой.

— Тебя я не боюсь, — откликаюсь поспешно, надеясь избавиться от возникшего смущения, но мои слова дают прямо противоположный эффект.

Дэннис приподнимает одну бровь, а мои щёки горят ещё сильнее. Я провожу рукой по лицу, готовая дать себе пощёчину, чтобы выкинуть из глупой головы неудачные фразы, которые так и просятся на язык, и это движение — простое, но резкое — выводит нас обоих из какого-то оцепенения.