Клеймо Солнца. Том 2

— Пожалуйста, не забудь про внешний вид, — прочистив горло, напоминает парень и внезапно исчезает.

На удивление я продолжаю чувствовать на себе пронизывающий взгляд. Моё стремление избавиться от смущения только ухудшило ситуацию, так что больше не предпринимаю новых попыток. Просто лежу, глядя в потолок и думая, что нужно собраться и сосредоточиться — завтрашний день вряд ли будет легче, чем сегодняшний.

— Думаю, с тобой ночник не нужен, — доносится до меня снизу.

В голосе я слышу улыбку, но не понимаю, что её вызвало, пока не раздаётся щелчок и гаснет свет: комната погружается во мрак, но узоры на моём теле машинально загораются, и мерцание пробивается из-под одеяла. Я и сама усмехаюсь, понимая, что Дэннис оказался более дальновидным, чем я.

Когда дома мы ложились спать, то обычно велели инсигниям потухнуть, чтобы тело отдохнуло. Но на планете даже ночью не наступал густой, непроглядный мрак, как здесь, и рисунки загораются без моей на то воли.

— Погасить их? Мешают? — осторожно спрашиваю я, и парень поспешно отвечает:

— Совсем нет.

Его мягкий голос и звук хрустящей ткани под моей головой обещают спокойный сон. Аромат окутывает меня, заставляя забыть, где я нахожусь. Глаза невольно закрываются, хотя тело пока ещё напряжено. Я сворачиваюсь клубочком, обнимая одеяло.

Впервые я буду спать не в той ужасной белоснежной пустыне, где пришлось провести столько времени. (Кстати, а сколько времени?..) Сегодня я остаюсь рядом с этим парнем. Не худший вариант. Если бы я оказалась в тесном замкнутом пространстве со Сьеррой или, не допусти Иоланто, с Бронсоном, я бы не то что не почувствовала спокойствия, а вообще не смогла бы выровнять дыхание. Не думаю, что усну, но, пока чёрные глаза следят за мной, я могу быть уверена, что…

«В чём ты можешь быть уверена?! Что ты вдруг проснёшься на планете?!.. Нельзя быть настолько глупой, нельзя…»

Я рада, что это Дэннис.

Мысль пронзает меня так же, как это обычно делают чёрные глаза парня.

Совершенно неправильная мысль. Не стоит так думать. Тем более, что есть немало других вещей, с которыми мне и так непросто справиться. Лестница в небеса, одно только название которой не стоило произносить при авгурах, если не хотел неприятностей… Эвтаназия, казнь, генное оружие и инженерия как наказание для твоих близких, если ты провинился перед другими тальпами. Смертный приговор, убийство… А чего стоит длинная шеренга чёрных скульптур, пылающих, но не сгорающих в огне, где люди расположены один за другим? Первые стоят, но каждый следующий человек падает всё ниже, и вот последние — лежат на земле. У некоторых нет рук, у других — ног, третьи — обезглавлены, у большинства в груди зияющие дыры…

При одном воспоминании об этом зрелище у меня мурашки бегут по телу… И не только потому, что скульптуры словно были настоящими людьми когда-то, но больше всего по той причине, что память подсказывает мне похожие картины из моего глубокого детства…

Нет, об этом тоже думать не стоит…

Я вожусь, пытаясь лечь удобнее. Мягкий свет касается закрытых век, и я открываю глаза.

Надо мной светится экран, очень похожий на тот, что я видела через очки дополненной реальности, как их назвал Дэннис. Только этот экран — настоящий. Я протягиваю руку и касаюсь гладкой поверхности, а стоит моим пальцам провести по ней, как появляется изображение.

Парень одет во всё чёрное, как обычно выглядят Бронсон, его дочь или Алан Джонс. Сквозь ткань, обтягивающую торс, прослеживается рельеф мышц, какой я привыкла видеть у парней-эдемов. Постепенно изображение увеличивается, и я узнаю лицо…

У этого Дэнниса непривычно короткие волосы, напоминающие иглы ежа. Я удивлённо выдыхаю из-за широкой беззаботной улыбки на лице парня. Она преображает его настолько, что я даже на мгновение задумываюсь, не обозналась ли я и действительно ли это Дэннис…

Рассмотреть лучше не успеваю: изображение меняется, и теперь на экране появляется группа людей.

Мои глаза распахиваются, когда я понимаю, что теперь улыбается не только Дэннис: я узнаю Алана Джонса, который смеётся от всей души, как и… Сьерра. Она стоит между парнями, такая радостная, что её сложно узнать, как и Дэнниса на предыдущем изображении. На меня обрушивается настоящее ошеломление от того, что тальпы могут казаться такими открытыми и… похожими на нас…

С другой стороны от Дэнниса стоит ещё одна девушка, мне незнакомая. У неё гладкие чёрные волосы до подбородка и такая же широкая ослепительная улыбка, как и других. За руку её держит молодой человек, такой же высокий, как Дэннис, но лица парня я не вижу, потому что оно повёрнуто в сторону.

Все на этом изображении, по крайней мере, из знакомых мне, выглядят гораздо моложе, чем в жизни.

Изображение внезапно меняется. Я вижу девичье лицо с ямочками на щеках, обрамлённое рыжими волосами, почти такими же яркими, как у Авреи. Авгуру мне напоминает и властный разлёт бровей. Девушка улыбается, и я вижу, что один зуб немного заходит на другой, что придаёт лицу детского очарования.

Она такая красивая. Пылает, как огонь. А глаза… Её глаза чёрные. Такие я видела лишь у одного человека. У Дэнниса.

«Есть и другой образ. Но его труднее уловить, он глубже, словно ты его прячешь. Это девушка». Это мои слова. Мои ощущения. Я видела огонь в клетках — чувство, которое, как говорили мои ближние, тальпы испытывать просто не могут…

Но огонь в клетках — это любовь, и ничто больше так не пылает, как это чувство…

Дэннис объяснил, что защитником тальпы называют человека, способного оградить родных от опасности, а женатым того, кто создал семью. Но он и не сказал, что его сердце свободно.

У девушки тёмные глаза, такие же, как у Дэнниса. Я не раз думала, что тальпы могут общаться взглядами. Возможно, глаза для них значат гораздо больше, чем я могу предположить. Возможно, цвет глаз для них как для нас комплементарные инсигнии…

Почему-то мне становится так тоскливо, что я натягиваю на себя тяжёлую ткань, то ли скрывая свои мерцающие инсигний, то ли пытаясь спрятаться от мира тальпов. Но в последнюю секунду замечаю, что изображение на экране меняется, и на нём появляется женщина невероятной — строгой и сдержанной, но изысканной красоты.

Тёмные волосы отливают медным оттенком. Разлёт бровей такой же властный, а глаза такие же чёрные, как у первой девушки, но эта женщина гораздо старше, и её лицо несёт отпечаток истинной — зрелой красоты, какая приходит только с большим числом оборотов вокруг Солнца.

Я смотрю на лицо завороженно, словно чувствую силу, исходящую от изображения, и в сознании всплывают слова, которые я, сама того не понимая, произнесла Дэннису: «В тебе есть свет. Но он совершенно неотделим от мрака. Трепетные чувства переплетаются с невыносимой тоской и глубоким чувством вины. Я вижу, как пульсируют разноцветные пятна — от светлых и нежных оттенков до тёмных и грязных. Чувства всё ещё сильны, но человека давно здесь нет. Этого человека нет в живых».

Вдруг женщина моргает и улыбается мне — мягко и спокойно.

— Он сказал мне сегодня, что мне к лицу быть домохозяйкой, — говорит она приятным голосом, заставляя меня от неожиданности и шока натянуть одеяло под самые глаза. — «Посмотри, какая прекрасная у нас дочь», — сказал он, а я могла думать лишь о том, чтобы тишина в нашем доме оставалась как можно дольше…

Продолжения я не узнаю, потому что экран гаснет в тот же момент, когда снизу раздаётся голос Дэнниса — надтреснутый, будто заболело горло:

— Отключить!

Вряд ли меня можно в чём-то обвинить, но я чувствую странную напряжённость. Смотрю в потолок, стараясь дышать как можно тише, и проходит немало времени прежде, чем парень устало произносит:

— Забыл про автоматический запуск. Видео включается каждый день в одно и то же время, и вот, в общем…

Я впервые слышу, чтобы голос Дэнниса звучал не просто тихо, но по-настоящему грустно и обессиленно, и я, сама не зная, почему, спрашиваю:

— Кто это был — на экране? Я видела людей…

А потом задерживаю дыхание, ожидая ответа.

Молчание вновь затягивается — настолько, чтобы я задумываюсь, либо вообще зря задала вопрос, либо (Иоланто, пусть будет так!) Дэннис просто меня не услышал. Но он отвечает:

— Там был мой брат, его девушка, Сьерра и Алан. Возможно, их ты и сама узнала.

Значит, я не ошиблась.

Запоздало осознаю, что Дэннис даже не уточнил, какое изображение я увидела.

«Видео включается каждый день в одно и то же время…»

— Так с Аланом вы давно знакомы?

Дэннис не отвечает, но я ощущаю, что молчание можно принять как знак согласия, и поэтому тихо добавляю:

— Может, поэтому вы как будто понимаете друг друга без слов?

До меня доносится не очень весёлая усмешка.

— Да, скорее всего. Мы вместе готовились.

— К чему? — спрашиваю почти шёпотом.

Несколько долгих секунд парень молчит, а потом отвечает:

— Я мечтал быть военным. Занимался в особом — элитном подразделении, где из детей богатых и влиятельных родителей готовили военнослужащих, которые в будущем должны были работать в Министерстве обороны радиуса и охраны населения, а значит, следить за порядком во всём Третьем крыле.

— Ты хотел быть воином, чтобы… присматривать за другими?

Я прислушиваюсь к тихо произнесённым словам:

— Нет. Я думал, что смогу помогать людям, что смогу защитить родных. Но у меня возникли проблемы с правительством, а защищать уже было некого… — Дэннис добавляет, горько усмехаясь: — Зато Алан, как видишь, дослужился до генерал-лейтенанта.

Мы снова молчим какое-то время, а потом парень говорит:

— Ты видела какие-нибудь другие фотографии?

В голосе Дэнниса проскальзывает тревога, и храбрость тут же покидает меня, и я подтягиваю одеяло к подбородку, но не потому, что не догадываюсь, что речь идёт об изображениях. Но я молчу.

— Габи? — повторяет парень, но даже сокращённое имя не придаёт уверенности, и я не решаюсь спросить, кто та красивая рыжеволосая девушка и та женщина невероятной строгой красоты, которых я увидела…

— Нет, больше никого, — впервые осознанно лгу я.

— Ты видела мою маму, — без тени сомнения говорит Дэннис, а я с шумом выдыхаю, пойманная врасплох с поличным и в то же время вроде бы сумевшая уйти от разоблачения. — Ты слышала её голос.

То, как парень произносит это, трогает что-то в моей душе — так звучат голоса эдемов, когда мы произносим молитву…

— На станцию она так и не попала, — шёпот парня, исполненный благоговения и глубокого горя, проникает мне прямо в сердце…

Я хотела бы что-нибудь произнести, но могу лишь открывать и закрывать рот, как будто превратилась в рыбу, что по глупости выпрыгнула на берег и у которой вот-вот пересохнут жабры.

— Уже на станции я узнал, что виноват в этом был мой отец.

Я сглатываю с таким трудом, как будто несколько дней не пила воды, а потом вдруг обретаю голос, но шепчу так, словно надеюсь, что меня не услышат.

— Где он сейчас?

— К счастью, подальше от меня, — так же тихо отвечает Дэннис. — В Эпицентре. Он всегда был силён и всё ещё не утратил своей власти. А где твоя бабушка?