Чужие миры

Мири тщательно проверила бухгалтерию, потом вышла в общий зал. Нанук следовал за ней, как пришитый.

Ничего интересного.

Две дамы у стойки, одна побогаче, вторая явно компаньонка, что-то купили. По виду — купчихи, с хорошим достатком, такие тоже могли прийти в салон, был и под них целый сегмент товаров. И недешевых.

Лиля не собиралась упускать ни единой монеты, ведь хочется — всем! И купчихи в этом отношении ничем не умнее дворянок.

Замороченные продавцы носят охапки вещей.

Одна из продавщиц упаковывает покупку. Обыденное зрелище.

Миранда прошлась вдоль манекенов, поправила на одном из них фероньерку, вернула на место сползший с плеча золотой шнур...

- ГРРРРР!

— Нанук!?

— Уберите собаку!!! Вы что себе позволяете!?

Миранда смотрела на всю картину широко раскрытыми глазами.

Две женщины не могли выйти из магазина. В дверях стоял Нанук. Ощерившись, вздыбив шерсть на затылке, и всем видом показывая, что враги — не пройдут.

Но...

Что с ним случилось!?

Мири сделала шаг вперед... она еще не знала, что скажет или сделает, но он ведь сейчас кинется! И как быть тогда?! Два трупа — плохая реклама для салона.

А послушается ли ее пес?

Он же мамин...

— Ваше сиятельство, кулона с янтарем нет! И наборного браслета тоже!

Та продавщица, которая носила вещи, выскочила в общий зал. Мири медленно подняла брови.

— Дамы, вас обыскать?!

Как-то все сразу же сложилось вместе.

И что вирманские собаки — самые умные.

И что Нанук вообще один из самых умных, умнее многих придворных...

И что никогда он себя так не вел.

И охапки вещей...

И мамины рассказы о том, как собаки умудрялись задерживать воров, разбойников...

— Да что вы... — заверещала та, которая была постарше и побогаче одета. Вторая спряталась за нее и испуганно поглядывала то на Миранду, то на Нанука. Интересно, кого она опасалась больше?

— Собаку спустить? — Мири не стала вступать в дискуссии. — Он сейчас кинется, а я его и удерживать не стану. Подумаешь, воровок загрызли! Да сюда вся столица хлынет, чтобы подробности узнать...

Воровки оказались некрепкого десятка.

— НА!!! ПОДАВИСЬ!!!

Браслет и кулон полетели под ноги Миранде.

— Грррррр! — еще раз сказал Нанук.

Туда же добавилось кольцо.

- Грррррр!

Несколько кружевных лоскутков — комплекты белья.

- Грррррр!

И фероньерка — от другого набора.

Только тогда Нанук соизволил отойти от двери, и дамочки рванулись на улицу. Правда, молча.

Размер зубов и их количество способствовали воспитанию в себе скромности и смирения перед обстоятельствами.

Продавщица спешно подбирала спасенные вещи.

— Ты ж моя умница! — от души высказалась Миранда. Потрепала Нанука за ушами и решила заехать — купить ему здоровущую сахарную кость.

А еще...

Вот ведь какая полезная собака.

А если в салон одного из щенков? Чтобы бдил? Ведь не первые же это воры! А даже если и первые — то не последние...

Миранда пообещала себе обязательно обдумать этот вопрос. А пока — награда для собаки. Заслужил — и еще как! Надо на рынок заехать...

Кость в клыках Нанука только хрупнула. Да, умная собака — сокровище. И недаром в Ханганате ценятся лошади, собаки и сокола.

Женщины?

А вот женщины там не ценятся. Вообще...

Но если женщина сможет сберечь жизнь лошади? Собаки, сокола?

Выбора у Миранды не было в любом случае. Значит — надо учиться.

Ативерна, поместье Леруа

Вечер и утро прошли гладко. И Ганца проводили до деревни.

Не до самой, конечно, половину дороги, примерно. А там уж нвг собьешься.

Кнуш оценил его умения и приглашал заходить, как Ганц в этих краях окажется. И медяки честно отдал...

Ганц зашагал к деревне, пытаясь систематизировать полученные знания.

Интересно, когда герцог поссорился со средним сыном?

В медовый месяц.

Вот здесь, в домике. И тот уехал... взяв с собой крестьянку?

Ой, что-то Ганц в этом сомневался. Не до крестьянок тут! Когда с отцом поссорился, когда мачеха... да Майкел на нее и не взглянул бы! Экая невидаль!

Крестьянка!

Пфф!

Но куда-то же она делась?

Надо, надо поговорить в деревне, вот только с кем...

* ❖ ❖

Деревня встретила Ганца шумом и гамом. Веселым и привычным.

Мужчина любил работать «в поле», любил притворяться другим человеком... даже притворством и игрой это назвать было нельзя. Игра — это сцена, зрители, актеры. А Ганц не играл.

Он попросту жил другой жизнью!

И это было — чудесно! Как алмаз в руках — повертеть его, рассмотреть одну грань, вторую, третью...

Разве плохо? Жизнь поражала его своим многообразием, мужчина смотрел на нее с изумлением, старался участвовать, и каждый раз восхищался. Многоцветием, красочностью, сочностью нового вкуса — он смаковал новые жизни, словно экзотические фрукты.

Отними у Тримейна его работу — и мужчине станет грустно и плохо. Он лишится не просто своего дела — большей части себя. Своей жизни, личности, судьбы... как же это чудесно — жить!

Под звон колокольчика он выехал на деревенскую площадь, удобно устроился у позорного столба, а там к нему и первые посетители потекли...

Трудился Ганц ударно, вплоть до заката. И ужином его решили угостить в доме старосты.

Позвали, честь честью, накормили, расспросили о новостях и уложили спать. Правда, на сеновале, но в дом Ганц и сам бы не пошел.

Иногда сеновал — лучше.

Особенно если тебе кто-то да составит компанию...

❖ * *

Измена жене?

Ошибаетесь, господа. Первое — это не измена, он на задании. Если точильщик откажется от дармового женского тела, это будет не просто подозрительно, это шок будет. Мигом спалит всю легенду!

И второе.

Чего жена никогда не узнает, то ей и не повредит! Никто ведь не расскажет!

С тем Ганц и принялся мять сеновал с симпатичной пухленькой молодухой. Видел он ее днем, и мужа ее видел — как есть, обмылок! Грех тут бабьему горю не помочь, а то ведь так и увянет, без пользы и радости 1

Вот! Считай, не измена супруге, а акт милосердия! По отношению к другой женщине, но ведь понять надо! Его- то супруге и так повезло!

С этими мыслями Ганц и приступил к важному делу — добыванию информации.

* ф *

Кто сказал, что от мужчин надо получать информацию в постели?

Женщины? Ага... им виднее!

Но обычно мужчин после этого самого тянет или поесть, или поспать. Но уж всяко не на разговоры. Есть исключения, но их мало!

А вот у женщин словно заслонка в одном месте открывается! И говорят, и говорят, и говорят...

Вот и Шура, так звали молодуху, языком молола, что помелом махала! И говорила, говорила, говорила...

Ганц, скрипя зубами, прослушал все деревенские сплетни, и наконец...

О, это чувство ныряльщика, который выловил здоровущую жемчужину!

— Ликса вообще уехала! Небось, богатенького себе нашла...

Ганц навострил уши. И быстренько выяснил, что Ликса сама не из богатенькой семьи. Атак... очень средней. Вроде как и вкалывают там родители, а поди, десять ртов прокорми! Раньше Ликса за всеми ходила, небось, и в прислуги-то подалась, чтобы от мелких отдохнуть, теперь, вот, сестра ее... Марька...

Ганц запомнил имя, и перевел разговор. А потом и вовсе делом занялся. Ни к чему оставлять такую память у дамы. Пусть лучше какие столичные ухватки выучит...

Да, и вот так — тоже хорошоооооо...

>;< >;« ❖

Марька...

М-да, ежели сестра на нее похожа... была?

Или есть?

Ганц почувствовал, как шевельнулось... да, именно там! И это несмотря на супружескую верность и бурно проведенную ночь. Но девушка была — потрясающая!

Родится же такое на земле!

Фигура — не хрупкая, крестьянки такими не бывают. Но и не толстая, а в самый раз. Талия тонкая, бедра роскошные, и такой флер...

Она просто идет, а у мужиков поднимаются, поднимаются... да глаза поднимаются! И головы.

Ну и...

Правильно вы подумали. Тоже поднимаются.

Волосы светлые, коса толщиной в руку, такие... прелая солома. Глаза большие, тоже светлые, правда, брови и ресницы никакие... лицо чуть теряется, но девушка явно их угольком подкрашивала.

Но как идет! И грудь там...

Ганц прикинул свои шансы — и постарался подстеречь прелестницу в укромном уголке. И прежде, чем ему что-то сказали, произнес лишь одно слово.

— Ликса.

Марька побледнела.

Покраснела.

И — вцепилась в Ганца — не оторвать.

— Что с ней!? Ты знаешь!?

— Хочу узнать, — не стал скрывать мужчина. — Сможешь вечером куда подойти? Сама скажи, где поговорить можно спокойно, а ты бояться не будешь.

Девушка задумалась, покусала губы.

— Ты в сарае у старосты ночуешь?

— Да. Но через день-два мне уходить надо.

— Я ночью приду.

-Я...

— Я подожду, пока Шурка уйдет, — хмыкнула девушка. И убежала. *

Ганц только головой покачал.

Деревня!

Все, всё, обо всех знают.

Де-ре-вня!

Правильно он сам сюда отправился. Специфика работы, знаете ли... кто другой мог и внимания не обратить. А у Ганца чутье колоколом било, кричало в голос, что важно, важно, ВАЖНО!!!

Займись, не упусти, не прохлопай ушами!!!

И он собирался следовать своему нюху.

❖ >!<

Прошел вечер.

Наступила ночь с ее жарким шепотом и стонами.

Полночь...

Шурка засобиралась к мужу. Ганц подсунул ей несколько медяков. Наверняка, ведь муж обо всем знает. Но... разные причины бывают.

И не справляются с горячими бабами, и детей иметь не могут, и...

Со своими, деревенскими, оно и стыдно, и обидно. А тут чужак, наволочь пришлая, ушел — и поминай, как звали. И не вернется, и не увидят его. Да и вернется — кто он тут такой?

Против деревни да общины?!

Пыль придорожная!

Все забудется, а деньги в хозяйстве лишними не окажутся. Ребенок? О детях Ганц не думал. Но полагал, если женщина кидается в постель к мужчине, от которого точно не дождется предложения, она знает, что делает? Пусть сама с детьми и разбирается.

Ганц даже подремать успел, когда его невежливо толкнули в бок.

Марька (надо полагать, Мария), сидела рядом с ним, и лицо у нее было серьезное.

— Ты что о Диксе болтал, пришлый?

Ганц потер лицо руками, приходя в себя.

— Не болтал я. Знаю, что вроде как год тому она пропала...

-Да.

— И что увез ее кто из богатеньких...

Марька покачала головой.

— Нет.

— Почему?

— А кто ты таков, чтобы я тебе это рассказывала? — даже в темноте было видно, как прищурилась девушка, как горят огоньками ее глаза. Хищные, светлые...

Сознаваться Ганц, конечно, не стал.

— Наняли меня. У моего хозяина в этих местах дочь пропала. Поехала через лес, и нет ни ее, ни слуги, ни кареты... может, у вас тут кто разбойничает?

Марька качнула головой.

— Ты что? Земли герцога ж!

— И чего? Заговоренный он?

— Не! Тут другое! Ежели герцог узнает, что на его земле разбойничают... он сам на охоту выйдет...

Ганц хмыкнул.

Да, такое тоже бывадо. И за это строго не наказывали.

Твоя земля?