Чужие миры

Вот и поддерживай порядок! Разбойники?

Твои разбойники, ты с ними и разбирайся! И побыстрее! А то ведь король огневается! И простым штрафом в пользу потерпевших с Короны можно не отделаться. Тут и часть земель в казну отобрать могут, чтобы ты за остатком лучше надзирал! Так что дворяне старались не доводить дело до жалоб.

Разбойники? Сами напросились.

Это было*просто и понятно. Но...

— И твоя сестра пропала. Может, она все же с кем уехала?

— Не! Они с Решеком сговаривались уже свадьбу играть. Понимаешь? Дикса верная была, вообще...

Ганц едва заметно хмыкнул. Но Марьке хватило.

— Чего! Думаешь, раз с благородными, то и б...?! А что тут делать прикажешь?! Ликса все для нас делала1 Мать с отцом бьются день деньской, а она один раз в услужение сходила, ей столько отсыпали... она корову купила, козонек! Мать плакала, а отец в морду дал первому, кто о ней плохое сказал — и приговорил. Убью, мол! Ради семьи она на это пошла, не смогла смотреть, как мы зимой с голоду пухнем...

Ганц кивнул.

Такое он понимал, это не плоть потешить, не от распутства. А если кто скажет — не плодиться...

Легко ли?

Как понял Ганц, первый год, все, что получила Ликса, она потратила на семью. Крышу перекрыла, скотину купила, родителям помогла. И в деревне ее за то простили. Все и разом. Конечно, бывало, кто из сплетниц шипел в углу, но бабы быстро прикусывали змеиные языки. Потому как для семьи...

Завидно, что ли?

Вы бы и хотели, да кто ж вам за энто дело заплатит?

Молчите, заразы, не позорьте девку, не от блудливого желания она согласилась. Чтобы семья ее в достатке жила. Заслуживает уважения.

Год Ликса щедро тратила все полученное. А вот на второй год задумалась. Или кто добрый совет дал... действительно, добрый.

Долго она спросом пользоваться не будет. Да и девке- то с господами можно, а вот замужней бабе не нужно бы! Лучше уж сколотить какой капитал на обзаведение для семьи, а потом и бросить энто дело Своя семья, вроде как, не голодает, а дармовые деньги счастья не приносят. Тут важно вовремя остановиться. И беды себе на голову не накликать.

Господа — они тоже разные бывают!

Так Ликса и поступила.

Давала деньги родителям, но и себе откладывала. И мужа среди парней приглядывала — понимающего, который не упрекнет. Не красавца, не боевого петуха, а доброго и понимающего. Жизнь заставила в людях разбираться.

Реш был именно из таких. Не то, чтобы ему все было по нраву, но мужчина понимал — не от хорошей жизни девушка по рукам пошла, хоть и по благородным.

Сам он тоже жил небогато, третий сын, что там ему достанется?

Две курицы, три тряпки?

А тут и хозяйство будет, и жена... поди, плохо? Так и сговорились. Реш Ликсу в обиду не давал, говорил, что любого прибьет за дурные слова, так и вышло. Пару челюстей сломал, на остальные как засов приколотили. Замолчали...

А тут Ликса пропала.

Отправилась, как и обычно, господам прислуживать, обещала домой прибежать, и — пропала!

Когда?

Да кто ж знает... обещала через десять дней домой, служанок так отпускают. Раз в десять дней, на день...

И жалованье им так же платят, вот, они его домой и относят. Ликсу ждали, а она и не пришла.

Где?

Как?

Нет, не понять...

Марька побежала к замку (охотничьему домику) да только ни с^чем вернулась. Спасибо — собак не спустили.

Нет там Ликсы! И проваливай отсюда, деревенщина!

Марька тогда малАя была, но в этот год она обязательно в замок сходит. Наймется в прислуги, о сестре поговорит...

— Она точно не могла уехать? — уточнил Ганц.

— Она и деньги оставила. Какие копила...

Это уже было серьезнее. Но...

— Десяток медяков? Или побольше там?

Ганц пристально вглядывался в Марькино лицо. И от- ' вет получил.

Дрогнули губы, блеснули глаза... так! Похоже, там тугая кубышка! Оно и понятно, господа бывают щедрыми, особенно к сговорчивым и очаровательным девушкам.

— Ликса на тебя была похожа?

— У меня волосы темнее. А у нее чистое золото, коса до пояса! И глаза больше...

Ганц внимательно слушал.

Потом кое-что уточнил, дополнил...

Ох, не нравилось ему то, что получалось. Решительно не нравилось.

— Марька, у меня к тебе вопрос есть.

— Какой?

— Ты леса хорошо знаешь?

— Ну... не то, чтобы...

— А кто хорошо знает? Кто браконьерил?

— Ты что, пришлец! Ополоумел? Такое спрашивать?

Ганц нахмурился.

— Да мне оно бы и не нужно! А ты подумай о другом! Местность здесь не болотистая, верно?

— На десять дней пути — леса. Ни болот... разве что озера есть. Но это далеко...

— А где можно поблизости труп спрятать? Так, чтобы и дотащить легко, и не ходили туда? Ежели ты знатный господин, а не браконьер. Лесным людям, понятное дело, елку от елки знать надо, запрячут — не разыщешь. А господа — не то. Они по верхам глядят, могут и не догадаться... а вот поискать бы нам такое место?

1С

К чести Марьки, поняла она мгновенно. Хоть Ганц и изъяснялся достаточно путано, согласно своей роли.

— Ты думаешь, что Ликсу убили, а тело спрятали? Да, пришлый?

— Если она о себе знать не дала, и денег не взяла, и пропала она... думаешь, смогла б она вас бросить? Ради семьи ведь начала с господами хороводы водить, не от хорошей жизни. И семью покинуть? Да если б увез ее кто, нашла б случай весточку о себе передать! Хоть словечко. А если год уж ничего нет... точно — ничего?

Марька вздохнула так, что сразу все стало понятно.

Ничего.

— Значит, могли убить. И ту девушку, которую я ищу — тоже.

— Я... я поговорю.

— Я понимаю, меня не поведут...

— А вот это ты зря. Я могу сказать, что у тебя брат в этих краях пропал, ты его ищешь.

Ганц закивал. Звездный свет проникал в щели, Марька видела его жесты, так, что слова и не требовались.

Конечно, скажи, родная! Я подтвержу...

— Ежели заплатить надо — я деньгу дам.

— А не боишься? — прищурилась девушка. — Что заведем, да и закопаем? По башке дать, деньги забрать — кто тебя тут найдет?

Ганц качнул головой.

— Ты не дура. Со мной что недоброе сделаешь — ничего о сестре не узнаешь. И будет тебя это всю жизнь поедом есть. Не боюсь.

Марька прикусила губу. Задумалась.

— Я прц$у завтра. В это же время.

И только дверь качнулась. Но не скрипнула — хороший хозяин петли бережет и смазывает. Очень удобно для тех, кому нужна тишина.

Авестер, Берма.

— Ваши мышки, господин.

Лиля с улыбкой выставила на стол здоровущий поднос. Кот утащил печенье и улыбнулся.

— Хороша ты, Алия! И готовишь вкусно...

Лиля кивнула. Она была с этим полностью согласна.

— Скоро уезжать-то собираешься?

— Как весна придет, сезон начнется, так и соберусь, — кивнула Лиля. Тайны из своих намерений она не делала.

Был уже поздний вечер, в таверне было от силы два- три человека, и никакого интереса к беседующим они не проявляли...

— Присядешь со мной?

Лиля огляделась, поняла, что пока никому и ничего не требуется, — и махнула рукой. Опустилась напротив Кота. Не просто ж так ей предлагают поговорить?

— Слушаю?

— Алия, оставайся?

Лиля подняла брови.

— Зачем?

— А что не так? — ответно удивился мужчина. — Что тебя там ждет? Здесь у тебя свое дело, друзья...

— Дом, семья, родные и близкие?

— Кто тебе мешает это все завести здесь? — удивился Кот.

Лиля подняла брови.

— И как ты себе это представляешь?

— Хотя бы — так.

Мужчина осторожно взял в свои руки ладонь Лилиан, повернул ее линиями жизни кверху, поднес к губам и поцеловал. В самую середину ладошки.

Лиля прикусила губу.

Вот оно что?

В романтические кошачьи намерения она не поверила, понятно. Просто она выгодна. Кот и решил попробовать... помурлыкать. Порода такая. И природа.

Зачем ему?

Так сказано же! Выгода!

А вот как отказать...

Миры могут быть разные, и времена, и нравы, а мужчины всегда плохо воспринимают слово: «нет». Но именно его Лиля и произнесла, отнимая ладонь.

— Нет.

— Почему?

Лиля задумалась, что можно сказать, что нельзя... и решила быть откровенной. Разве что имен и титулов не называть.

— Потому что меня там ждут.

— Это так... серьезно?

Лиля кивнула.

— Это более, чем серьезно. Там у меня муж, дочь и сын, отец и мать, люди, которые стали мне братьями и сестрами. Здесь... рано или поздно меня найдет мой враг.

— Врага и укоротить можно.

— Хороший ты, — Лиля коснулась Кошачьей ладони. — Только есть те, кого на голову просто так не укоротишь. Из благородных и титулованных.

— Как ты?

— Выше меня.

Кот сощурился, но спорить не стал. И спрашивать про имя — тоже.

Ни к чему. Незачем ему такое... одно дело — с хорошенькой женщиной закрутить. С трактирщицей, которая может, # из благородных, но в тот мир вернуться не захочет.

Другое — когда ты все ее проблемы решать станешь, а она все равно рядом не останется. И ждут ее там... где?

А это как раз лучше не знать. Только уточнить.

— Ты уверена, что тебя дождутся — там?

-Да.

— Жизнь, она ведь всякой стороной поворачивается. И мужья других себе находят, и дети вырастают, и родите- ’ли умирают...

Лиля кивнула.

Она об этом думала, и не раз. Но...

— Я своим — верю. Я тебе так скажу — если меня здесь попробуют оставить, я жить не стану.

Лиля практически не врала. Она не покончит жизнь самоубийством. Но зачем такая жизнь?

Это, скорее, существование... убогое и гадкое.

Нет свободы?

И ничего не нужно!

— Я мог бы удержать тебя силой.

— И взять силой — тоже, — согласилась Лиля. — Но нужно ли это тебе?

Теперь настало время Кота задуматься. И помогло то, что Лиля была спокойна и равнодушна. Если бы она ругалась, дралась, спорила...

Она была спокойна.

— Мне нужна ты. Но по доброй воле.

— По доброй воле я дала клятву другому человеку. И разбрасываться ей не стану.

Кот вздохнул.

— Все же благородная кровь сказывается...

— Вот и не надо тебе в эту грязь лезть. Ни к чему.

— Я бы полез. Если бы видел, что тебе нужен.

Лиля качнула головой. Здесь и сейчас она была искренней. Не стала бы она графиней Иртон, не замкнула бы на себя судьбы многих людей...

Оказалась бы она сразу в Авестере, встретилась с Котом — так и смурлыкалось бы. Есть в нем нечто такое... мужское. Надежное.

Даже промысел его — высоко в теневом мире не поднимешься, не имея ни ума, ни сил, ни везения. Могло бы у них и срастись. Тогда.

А вот сейчас уже непоправимо поздно. Можно смотреться в чужое зеркало, но отражаться там все равно будет твое лицо. Не чужое.

Лицо ее сиятельства, Лилиан Элизабетты Мариэлы Иртон. Графини Иртон.

— Не надо. Пожалуйста.

Кот кивнул.

А потом поднялся из-за стола.

— Извини. Дел еще много.л

Мужчина уходил. Не навсегда, для этого он был слишком расчетлив. Он еще вернется, просто не заведет больше речи о чувствах. Не предложит перекинуть мостик через пропасть, не посмотрит проникновенно в глаза, не улыбнется... Да и ни к чему.

Лиля отчетливо поняла, что в Авестере оставаться нельзя. Еще немного — и она с кровью и болью будет вырывать этих людей из сердца. Она их даже увидеть больше никогда не сможет... какое страшное слово — никогда. И уже больно.