Любовь Зла или Осторожно! Отвергнутая ведьма

Глава 5

Однако, как выяснилось уже через мгновение, он выпустил руку лишь для того, чтобы несколько раз крутануть своей ладонью и тем самым не только завернуть свою подопечную в магический кокон, но и подвесить в воздухе, как воздушный шарик.

- Это беспредел! Это произвол! Похищают! Насилуют! Спасите! Помогите! - вопила девушка, пока ее все больше и больше засасывало в водоворот открывшегося портала.

- Хммм. Интересно! И где это я? - поинтересовалась Кэссиди сама у себя, изучая просторную и светлую комнату, в которой вдруг оказалась.

- В моем кабинете. - лаконично сообщил мужчина, вышедший из портала следом за ней.

- Знаете, а я вас, кажется, вспомнила. - наморщив лоб и взирая на похитителя исподлобья, задумчиво произнесла девушка. - Ва-ааас Алик зовут, насколько я помню?

- Алекс! - спокойно поправил он, но при этом фиалковые глаза превратились в щелочки.

- А разница? - беспечно пожала она плечами.

- Громадная! - рыкнул он. - Я терпеть не могу имя Алик.

Она содрогнулась, изображая испуг. - Ой, простите! - пролепетала она, часто хлопая ресницами. После чего, беззвучно шевеля губами, она повторила оба имени так, как будто бы пробуя оба имени на вкус: А-лек. А-ле-кс. Все еще не вижу разницы! -легкомысленно прощебетала она, но чтобы сделать вам приятное, так и быть буду звать вас, так как вы этого хотите. Ой, а это как, извините? .. .Просто понимаете, я такая рассеянная...

И. изощренное издевательство над нервами новоиспеченного опекуна достигло преследуемой цели.

- Я пойду, договорюсь о комнате для тебя! А ты, пожалуйста, побудь хорошей девочкой и ничего здесь не трогай! Я сейчас! - отрывисто, но тщательно выговаривая слова, с достоинством выдал он ей как информацию, так и распоряжение. После чего стремительно, с высоко поднятой головой и надменным выражением лица, он покинул комнату. Однако, оглушающе громыхнувшая дверь, едва удержавшаяся на своих петлях, сдала высочайшую степень его раздражения с потрохами.

- Что ж, - широко улыбнулась Кэсси, - операция под кодовым названием: «Как избавиться от опекуна за один вечер, который хм -мымм... уже почти утро, - слегка озадачилась девушка, взглянув на настенные часы, но тут же решила, что время суток абсолютно не меняет сути дела, - началась успешно! - радостно провозгласила она, завершив тем самым свою мысль. - А то тоже мне раскомандовался: «Ничего здесь не трогай! Ничего здесь не трогай!» - закатив к потолку глаза, скорчила она забавную рожицу, имитируя интонации и передразнивая тем самым своего новоиспеченного опекуна. - В общем, господин опекун, спасибо за идею! Сам и напросился! Ух, ты какой милый кабинетик., но кое-чего ему все-таки явно не хватает, например, ярких красок. Ох, кто-то мне сейчас ответит за «побудь хорошей девочкой и посиди смирно!» Алей -ап! И здравствуйте ярко-розовые стены! - захлопав в ладоши, поприветствовала она.

«Неэээт, как-то пустовато.» - размышляла про себя она, изучая ярко-розовые просторы, будоражащие её воображение.

- Что ж добавим какой -нибудь высокохудожественный рисунок. - теперь она размышляла вслух. - А как насчет. Именно! Ты гений, Кэсси! - похвалила она сама себя. Ох, как же приятно получить такую высокую оценку от понимающего, и главное, глубоко уважаемого тобой, человека! Тем более тогда, когда результат превосходит все ожидания: ярко белые семейные трусы с изображенными на них желтыми уточками - были восхитительны! Нет, даже не так, они были просто непревзойденными образцами искусства. - К сожалению, - решила Кэсси. - Теперь во все это великолепие не очень -то вписывается мебель из благородного темно-красного дерева. Вот если бы ярко-желтая и ярко-салатовая! То. О, богиня, как бы это потрясающе смотрелось! Сказано, сделано! Нет, еще последний штришок, стол пусть будет фиалковый, чтобы выделялся, так сказать. - решила она и тем самым завершила косметический рефрешинг.

- Теперь осталось, только закрепить эффект. - пробормотала Кэсси, - чтобы этот сноб из «УМИ» не думал, что ее в Викканской академии совсем ничему не научили. Ну, кто если не она, защитит имя своей альма-матер, которую все, кто учится в «УМИ» считают второсортным заведением?!

Прочитав формулу закрепления, Кэссиди довольно улыбнулась: ни один день пройдет, прежде чем ее заклинание ослабнет, и Каролинг сможет сделать реверс рефрешинга имени Кэссиди Колдингс.

Она еще раз прошлась по кабинету, полюбовалась и поняла, что скучает. - Ладно, с крупно-пакостной артиллерией закончили, теперь перейдем к мелким пакостям. -обрадовала она сама себя, залезая в кресло Алекса (которое раньше было черным, теперь

было ярко-желтым) и регулируя его (в том числе, уменьшая в размерах) под себя. Какое-то время она в задумчивости поёрзала, покрутилась в разные стороны, призывая вдохновение. И оно пришло: - Сначала поменяем содержание ящиков. Итак, то, что было в первом, теперь будет во втором, то, что было во втором - в третьем и так далее. Пасты и Маркеры! - вспомнила она. - Надо бы поменять стержни! Ластик у нас будет рисовать углем, а простые карандаши будут писать чернилами. А это что у нас? Ага, кофе! Му -уум... - вдохнула она потрясающий запах отличнейшего кофе. - Хммм, пожалуй, это как раз то, что мне нужно, это его добьет окончательно и бесповоротно! - Она просканировала пространство на предмет ближайших к ней запасов кофе, выбрала самый пережаренный из того, что смогла найти. Обернула это невозможное к употреблению безобразие в божественный аромат того, кофе, которое она экспроприировала как моральный ущерб. И, она, абсолютно довольная собой, уже чуть было не расслабилась и не почила на достигнутом., но тут ее взгляд упал на маленький, едва заметный, синячок от стальных пальцев Алекса, когда он схватил ее за руку. - Ага! - встрепенулось прикорнувшее после тяжких и праведных трудов вдохновение. После чего, она обследовала еще и плечи, за которые ее тоже хватали, на левом, к ее разочарованию, она не обнаружила ничего заслуживающего внимания. Зато на правом она нашла еще один еле заметный, но все же кровоподтек.

- О! Е! - И она поняла, что у нее есть новый рычаг морального давления на опекуна, да такой, чтобы раз и навсегда избавиться от обидчика, сначала раздавив как таракана, а потом смыв у унитаз! - Ха! - победно выкрикнула она и открыла наугад какой -то из ящиков. Затем также наугад она вытащила листок бумаги, очень надеясь, что это ну просто чрезвычайно-непоправимо важный документ. И наугад ее не подвело: документ, который она достала, был и с бланком и с печатью, что обычно было признаком очень важного документа. - Идеально! - провозгласила она и, перевернув бланк, начала писать письмо родителям: «Дорогие мама и папа, спешу вам сообщить, что мой новоиспеченный опекун, очень нехороший человек, позволивший себе уже в первую нашу встречу применить ко мне чрезвычайно грубое и крайне болезненное насилие, повлекшее за собой значительные увечья, которые я не уверена даже, что пройдут бесследно, а также вопиющее по своему кощунству надругательство, в результате которого он втоптал в грязь мое человеческое и ведьмовское достоинство и лишил меня чести. И, кстати, и жестокое насилие это и возмутительное надругательство он применил при попытке осуществить глумливое похищение, которое ему, к сожалению, удалась.» Когда она дописала до этого места, она поняла, что впервые с того вечера, когда она призналась ему в любви, а он рассмеялся ей в лицо, она не боится встречи с ним, а предвкушает.

И как по волшебству, только она успела об этом подумать, в этот же момент скрипнула дверь.

Первое, что с удовлетворением отметила Кэссиди, было то, что хозяин этого кабинета, теперь вовсе не был уверен, что он хозяин ИМЕННО этого кабинета. Он остолбенел, после чего закрыл глаза и замотал головой так, как будто бы стряхивал с себя наваждение. Через мгновение он их снова открыл, но тут же снова закрыл. В следующий раз, когда он их открыл, он их протер, но ни одна из этих манипуляций не помогла ему увидеть то, что он, как она понимала, надеялся увидеть. В конце концов, бесповоротно осознав то, что все, что он видит в данный момент ему, к его боли и печали, не кажется, он вкрадчиво поинтересовался:

- Кэсси, это как же надо было постараться, чтобы стены моего кабинета порозовели от стыда, мебель, пожелтела и позеленела от негодования, а стол - посинел от бешенства?

- Стол не посинел, этот цвет называется фиалковый, - деловито поправила она его. -Кстати, фиалковый - это цвет ваших глаз, так что, можете себе польстить, когда я всё это делала, то думала... - она томно вздохнула и, закусив нижнюю губу, улыбнулась, стрельнув глазками -. о вас, - произнеся это она ещё какое-то время кокетливо похлопала ресницами.

- Стол под цвет моих глаз. буду знать. - задумчиво повторил он и, прищурившись, принялся пристально и детально изучать белоснежные семейники с желтыми уточками. -А когда ты располагала их, - кивнул он то ли на уточек, то ли на рейтузы ты тоже обо мне думала? . А, кстати, что ты там строчишь? Новый список пакостей?

- Да я тут. - притворно замялась она. - Просто. письмо родителям пишу.

- Жалуешься на меня злобного, высокомерного и бессердечного. - понимающе кивнул он.

- И вовсе нет! Нет ни слова ни о вашей злобности, ни о высокомерии, ни о бессердечии.

- она приняла вид оскорбленной добродетели. - Всё, от первого до последнего слова исключительно сухие факты! Я, чтобы вы знали, специально сразу же, по свежим следам, все родителям пересказываю, а то если сразу не запишу, то потом либо что-то обязательно забуду, либо что-то наверняка допридумаю, а я полагаю, что вам этого не хотелось бы.

- Так ты все-таки обо мне своим родителям пишешь? - насторожился он.

- Угу! А о ком же еще! Вы мое, самое яркое впечатление за сегодняшний день!

- И что же ты там пишешь? - он в мгновение ока оказался возле Кэссиди и резко выхватил листок из ее рук. Он еще едва взглянул, а у него уже дергался правый глаз.

- «Чрезвычайно грубое и крайне болезненное насилие, повлекшее за собой значительные увечья, которые я не уверена даже, что пройдут бесследно?..» - прорычал он. - Но это же несусветная, подлая и мерзкая ложь!

-Ложь? - совершенно искренне возмутилась она. - Да, как вы смеете? Или вы хотите сказать, что и следы побоев я тоже сама себе поставила? - и она резким, театральным движением оголила правое плечико, на котором красовался еле заметный синячок. - И еще вот! - она ткнула ему под нос еще и запястье правой руки, на котором остался след от одного из его пальцев.

- Вот, черт! Я не хотел! - тихо пробормотал он. - Извини, пожалуйста, я вовсе не хотел сделать тебе больно. Хорошо, ладно! - он нервно взъерошил свои волосы. - Ты, конечно, преувеличила, но и я тоже был не прав, так что проехали. Но «вопиющее по своему кощунству надругательство, в результате которого он втоптал в грязь мое человеческое и ведьмовское достоинство и лишил меня чести.» вот это уже чистейшей воды ложь! Не было такого!

- Вы на глазах моих двух поклонников, моей лучшей подруги и этой вражины Джессики спеленали меня, взрослую женщину и могущественную ведьму, как младенца. И как вы думаете я при этом себя чувствовала? - вопрос был явно риторический, потому что она сразу же сама на него и ответила. - Вот именно, я чувствовала себя попранной, оскорбленной, оскверненной, растоптанной, униженной! Ну, и. что же это еще, если не надругательство над моей женской честью и ведьмовским достоинством?