Перо коннекта

Глава 1

Башню было видно издалека. Иссиня-чёрная, тонкая, островерхая — она торчала посреди долины, как шип, как исполинский гвоздь, вколоченный снизу, из-под земли. Тучи над ней слипались в комковатую массу, не давая просвета солнцу.

Накрапывал дождь. Дорога была раскисшая, с глубокими тележными колеями. Трава вдоль обочины имела буро-фиолетовый цвет — казалось, её залили не то чернилами, не то нефтью.

Оглядывая из-под капюшона окрестности, Снегирь прикидывал, сколько осталось времени до окончательной закупорки. В лучшем случае, пожалуй, день-два, в худшем — считанные часы. Требовалось спешить, и он подгонял коня.

Снегирь миновал покинутую деревню с бельмами замызганных окон и покосившимися плетнями. Ни человеческих голосов, ни лая собак, ни козьего блеяния — только скрип открытой калитки, которую дёргал ветер. Листья на деревьях были того же мерзостного оттенка, что и трава.

Едва он выехал за околицу, башня впереди напомнила о себе — что-то сверкнуло в узких окнах-щелях, багровые отсветы легли на тёмные тучи, и стало видно, что тучи эти закручиваются воронкой. Подобные проявления вряд ли обещали весёлый праздник.

Снегирь был уверен, что по пути до башни не встретит больше ни единого разумного существа. Тем неожиданнее оказалась картина, увиденная им в полумиле за опустевшей деревней. Из трубы на постоялом дворе поднимался дым, а из ворот вышел здоровенный амбал в домотканой куртке и, лениво привалившись к столбу, уставился на приближающегося гостя.

Снегирь придержал коня и сказал:

— Здорово, хозяин.

— Здорово, странник. Куда путь держишь?

— Угадай с одного раза.

И в самом деле, вопрос был, мягко говоря, риторическим — дорога вела прямо к подножью башни. Хозяин хмыкнул, давая понять, что оценил искромётный юмор, и предложил:

— Перекусить не хочешь?

— Нет времени, — покачал головой Снегирь.

— Угу, вы ж все занятые — просто не продохнуть. Минуту потерять жалко?

— «Мы все» — это как понять? У тебя тут что — большой наплыв посетителей?

— Ладно, ладно, уел. Хрен тут, а не наплыв — по нынешним временам-то. Но раза два-три в неделю проезжают-таки ребятки вроде тебя.

— Прости мне моё занудство, — сказал Снегирь, — но я опять вынужден переспрашивать. «Вроде меня» — в каком это смысле?

— В прямом. Из тех, кому невтерпёж копыта откинуть.

— У меня таких планов нет.

— Ну, на словах-то все вы — герои как на подбор, богатыри-удальцы. Проезжаете — прям зависть берёт. Только ни один почему-то не возвращался.

Речь хозяина была неторопливо-насмешливой. Внешность выдавала в нём степняка — смуглая кожа с сероватым оттенком, высокий рост и глаза с неестественно-жёлтой радужкой, которые как будто слегка светились.

— Так… — протянул Снегирь, обдумав его слова. — А последний из этих, как ты выражаешься, удальцов, давно проскакал?

— А ты зайди, закажи чего-нибудь, тогда и поговорим. Доложу тебе всё как есть — кто, куда и зачем. Чего мы тут мокнем, как хрен на грядке?

— Ладно, уговорил. Пошли, только ненадолго.

В зале было полутемно — светильники не горели, а уличный свет с натугой сочился в окна. Хозяин зашёл за стойку, достал четырёхгранный графин и плеснул в стакан искристую янтарную жидкость. Над ней поднялась изящная струйка пара, как над чашкой с горячим чаем.

— Ого, — оценил Снегирь. — И откуда солнечный грог в этом захолустье?

— Старые запасы, — безмятежно сказал хозяин. — Для сугреву — самое то.

— Спасибо, конечно, но ты уверен, что такое мне по карману?

— Не прибедняйся. Ты-то уж точно не оборванец. Да и вообще — с какой радости экономить, если в башню сейчас попрёшься?

Последнюю фразу Снегирь оставил без комментариев. Взял стакан и, отхлебнув, покатал жидкость на языке. Вкус не поддавался определению — каждую секунду он казался иным. В нём ощущалась то медовая сладость, то ненавязчивая горчинка, то кисловато-мягкая терпкость. Удивительно, но это чередование не раздражало, а складывалось в нечто совершенно особенное — тёплое и бодрящее.

— Ну? — сказал Снегирь, насладившись. — Когда тут проезжал мой предшественник? Как он выглядел?

— Вчера вечером. Кошак-перевёртыш в человеческом облике.

— Он сказал что-нибудь конкретное?

— Не особо — только выпендривался по полной. Молодой ещё совсем, дури много, весь из себя. Завалит, мол, ведьму, силу у неё заберёт. А потом — в столицу, ага.

— И что у него вышло в итоге?

— Да ничего, как обычно всё. Окорок схрумкал, кувшин вина высосал — и вперёд. Больше не возвращался. Ну, хоть меня развлёк — и на том спасибо. А заплатил, между прочим, по-королевски, золотом. Представляешь?

— Вот только не надо толстых намёков.

— Дык куда ж без них?

Снегирь сделал ещё глоток и поинтересовался:

— Ты не запарился тут торчать? Место — мрачнее некуда, посетителей почти нет. Почему не съедешь?

— Наездился я уже по самое дальше некуда.

— И ведьма тебя не пугает?

— Клал я на эту ведьму со всем прибором.

— Лихой ты парень. Хоть и со странностями.

Хозяин посмотрел на него внимательно, побарабанил пальцами по деревянной стойке, после чего сказал уже без прежней приветливости:

— Знаешь что, путник? А езжай-ка ты дальше. Допивай по-быстрому и езжай.

— Да, мне уже пора. Удачи тебе, хозяин.

Снегирь бросил на стойку крупную серебряную монету, вышел во двор и, отвязав коня, снова выехал на дорогу.

***

Вспышки в башне становились всё ярче. Тучи набухли мраком — густым, тягучим, непроницаемо-чёрным. Образованная ими воронка вращалась по часовой стрелке, причём вращение это за последние минуты явно ускорилось. Оно гипнотизировало, не отпускало взгляд, давило на разум. Всё это сопровождалось тревожно-угрожающим гулом — настолько низким, что он воспринимался не на слух, а будто на ощупь, въедаясь в кожу и просачиваясь в нутро.

Конь тревожно всхрапнул. Снегирь потрепал его по холке и буркнул: «Тихо, не дёргайся». Мысленно упрекнул себя, что потратил время на разговор с трактирщиком, и погнал скакуна вперёд.

Дождь усиливался, грозя превратиться в ливень.

Подъехать к башне вплотную, как выяснилось, было нельзя — её окружала живая изгородь из шипастых лиан, похожих на колючую проволоку. Колючки фонили тёмной колдовской силой.

Единственный просвет в изгороди был снабжён двустворчатыми воротами, в которые и упиралась дорога. Ворота, в свою очередь, охранялись двумя стражниками с мечами и в кольчужных доспехах.

— Стой! — зычно крикнул один из мечников, завидев Снегиря. — По какому делу?

— Я к ведьме, — миролюбиво сказал Снегирь.

Стражник, сжав рукоять меча, процедил:

— Запомни, мозгляк. Оскорбление повелительницы — тягчайшее преступление, которое карается смертью. Я мог бы отсечь тебе башку сразу, без разговоров. Но ты, как видно, скорбен умом, поэтому я тебя пожалею и дам ещё один шанс. Итак — по какому делу ты прибыл? На этот раз советую поразмыслить, прежде чем отвечать.

— Ах да, прошу извинить мою невоспитанность. Я приехал, чтобы увидеть Повилику Восьмую, слава о которой проникла во все пределы. Желаю бросить ей честный вызов и требую поединка по законам свободной силы.

Он произнёс это подчёркнуто ровным тоном. Стражник, чуя подвох, посопел угрюмо и недоверчиво, но так и не нашёл формального повода для придирок.

— Как твоё имя, путник? Достаточен ли твой ранг, чтобы тревожить великую повелительницу? Имей в виду, самонадеянность…

— …карается смертью. Спасибо, я уже понял. Имя моё — Снегирь. И ранг мой, смею надеяться, более чем достаточен.

В подтверждение своих слов он выдернул из-за пояса плеть и сделал короткий взмах. Плеть недовольно взвизгнула и оставила прямо в воздухе, в дождевой пелене, спиралевидный росчерк, мерцающий синим светом. Мерцание продержалось секунд десять-пятнадцать, постепенно бледнея, и только потом угасло.

Привратники застыли, будто прислушиваясь к чему-то. Судя по всему, принимали через ментальную связь указания от своей повелительницы.

Снегирь напрягся и крепче сжал кнутовище.

Стражники вышли из оцепенения — и выхватили из ножен мечи, лезвия которых мгновенно раскалились и покраснели. Такие клинки (Снегирь это знал) могли разрубить не только живую плоть, но и сколь угодно прочную сталь.

Мечники бросились к Снегирю с двух сторон, но застать врасплох не сумели. Его плеть метнулась змеёй, уклоняясь от лезвий, словно живая, и с интервалом в короткий миг ужалила обоих противников.

Стражники повалились на землю, в грязь. Они перестали быть помехой — их забытьё должно было продлиться около получаса. Снегирь рассчитывал, что этого времени ему хватит с лихвой.

Он подъехал ко входу в башню.

Спешился и вошёл.

Теперь на него, обнажив клинки, бросились сразу шестеро, причём лишь половина была людьми. Остальные принадлежали к четырёхрукой двоякодышащей расе, обитавшей на Лысом архипелаге. Снегирь понятия не имел, каким ветром их сюда занесло, но раздумывать было некогда.

Человеческие и лягушачьи хари замелькали перед ним, будто в калейдоскопе. Оружейная сталь, магически раскалившись в одном мгновение, вспорола полумрак вестибюля. Наскоки, выпады, взмахи — он уклонялся, вертелся волчком, а его плеть хлестала по сторонам, жалила противников в ноги, в животы, в шеи.

Как всегда в такие моменты, восприятие расслоилось. Поверхностный слой — тошнотворно-яркий, хаотичный, визгливый — был до краёв наполнен азартом, пьянящим чувством опасности. Время здесь не текло, а вспыхивало, взрывалось фейерверком подробностей. Багряный танец клинков, костлявые пальцы на рукоятях, выпученные глаза, оскал и бешеный хрип.

Но глубже был ещё один уровень, на котором драка виделась по-другому. Там враги не то чтобы замедлились — нет, они по-прежнему перемещались быстро, даже стремительно, но разум фиксировал их движения сухо и отстранённо, стряхивая эмоции как ненужную шелуху и обнажая алгоритм боя.

Алгоритм был простым и чётким — он вёл Снегиря сквозь пёстрое мельтешение, а враги опаздывали на доли секунды, пропуская удары плетью. Обездвиженные тела падали одно за другим, клинки выскальзывали из рук — металл, остывая, лязгал о шершавый каменный пол.

Однако даже с раздвоенным восприятием Снегирь едва не дал маху — замешкался, когда на помощь охране выскочил пёс. Причём не бобик-дворняжка, а здоровенный зверь с металлическими клыками. Размером он был если не с корову, то с хорошо откормленного телёнка, а вся его морда состояла, казалось, из ощеренной пасти.

Зверь прыгнул, желая то ли вцепиться в горло, то ли сразу отгрызть башку незваному гостю. Снегирь в последний миг отшатнулся — гвозди-клыки разочарованно лязгнули. Пёс, едва приземлившись, развернулся для повторной атаки. Его слюна оставляла жжёные кляксы на плитах пола.

Снегирь взмахнул плетью — мимо. Зверюга непостижимым образом уклонилась. Спасаясь он неё, он метнулся к лестнице, которая вела на второй этаж. Резко вильнул — и вовремя. Псина врезалась в каменные перила, оставив на них отметины от зубов. Удар слегка оглушил настырную тварь — или, по крайней мере, на секунду сбил с толку. И вот тут-то Снегирь её наконец достал. Хлестнул со всего размаху — плеть ударила по загривку, пёс-великан по-щенячьи взвизгнул и повалился на пол.