Шепот крови

– И что же заставило сбежать именно вас? Ведь у каждого есть особенная история? – встрепенулся любопытный Аарон.

– Я служила королю Леонару.

Ответ Гудрун заставил Стейна отвлечься от своего занятия.

– Почему же ты оказалась здесь? – удивился он. – Руалийцы нападают на наши земли всякий раз, как ему становится скучно.

Он понимал, что, если она была в услужении Леонара, тот непременно захочет расквитаться с ней. Знать часто держала при дворе магов, чаще всего лекарей, но некоторые из них, как он слышал, могли даже предсказывать будущее. Он вспомнил как Гудрун назвала его при встрече. Тогда он принял ее слова за лесть, теперь же – за надежду.

– Ты была придворной магессой? – изумленно воскликнул младший из братьев, в его глазах заискрился неподдельный интерес. – Какой он – руалийский двор?

– Полон роскоши, – едва заметно улыбнулась ему Гудрун. – И жестокости.

Несколько лет назад у короля Руаля появился законный наследник, но прожил он совсем недолго – это был слабый, крошечный младенец. После его смерти слухи о том, что король объявил награду за голову некой магессы, взбудоражили все руалийское королевство. Это была настоящая травля. Всякого, в ком хоть раз был замечен магический дар, было приказано казнить. Десятки невинных жизней были отняты вспыхнувшими кострами преследователей.

– Неужели из-за тебя начались все те расправы? – спросил Стейн, наслышанный о тех страшных событиях. В те дни он был так рад, что он и его семья, его город надежно прикрыты щитом лорда Бранда.

– Знаю, о чем ты думаешь. Я хотела спасти невинное дитя, но не могла быть сильнее самой смерти. Леонар обвинил меня в магии крови, не думая о том, что я много лет верно служила его семье. Я желала жизни этому ребенку, но меня нарекли убийцей.

– Магия крови? – прервал ее Аарон.

– Ядовитые зелья, проклятия, восставшие мертвецы… Сотворив такое заклинание маг платит кровью. Своей или чужой. Не все маги такие как твой брат и твой друг, не все обладают настолько чистой силой.

Морган и Стейн изумленно уставились друг на друга.

Женщина быстро смочила припарку в согретом настое. Когда ее рука коснулась раны Моргана, тот вздрогнул под ее взглядом и быстро отвел глаза.

– Какое отважное лицо, – невольно изумилась она.

Мальчик закусил губу и зарделся, словно юная девица. Ему не часто приходилось ловить на себе встречать чбе-то восхищение.

– Ты можешь услышать запретную магию? – не унимался его маленький брат. – Научи меня!

Женщина рассмеялась в ответ на его просьбу.

– Если бы для этого хватало только пытливого ума!

Когда она обработала рану, Морган быстро скользнул поближе к Стейну, подальше от своего смущения и расспросов Аарона. Слова Гудрун не укладывались в его голове. Она говорила так, что ей сложно было не поверить, но в тоже время каждое ее слово было похоже на сказку, выдуманную для мальчишек. Облокотившись на пещерную стену, он уселся рядом с другом. Тот даже не шелохнулся.

– Значит, и ты маг? – губы Моргана расплылись в кривоватой усмешке. – Теперь я понимаю, почему твой отец позволил тебе так рано выйти на поле боя.

– Для того, чтобы сражаться, недостаточно быть магом, – покосился на него Стейн. – Ты мог умереть сегодня, задира! Если бы я не успел найти вас, то твое тело сейчас остывало бы на берегу Темного озера.

– Нет. Умереть мог Аарон, а я бы предпочел сделать это вместо него.

Сын кузнеца повертел в руках вырезанную фигурку волка. Она была сделана наспех, совсем не обточена, и только смутно напоминала зверя, которым должна была стать. Он протянул ее Моргану. Точно так же как и эта фигурка, тот изо всех сил стремился стать волком, но был лишь его подобием –уже научился рычать, скалиться и кусать, но все еще оставался беззаботным щенком. Он все еще был глуп ровно настолько, насколько и смел.

– Останься с братом, – прошептал Стейн, заслышав снаружи низкое монотонное гудение. Он не впервые слышал его, и именно это заставило юношу насторожиться.

Выйдя из пещеры, Стейн прикрыл ладонью глаза, защищая их от яркого света. Над полем боя нависли устрашающие искрящиеся воронки, алое мерцающее свечение вспыхивало то тут, то там, оставляя в темном небе призрачные блики, воздух наполнялся тяжелым утробным звоном. Стейн уже видел нечто подобное раньше, когда воин, окруженный врагом, вдруг отбрасывал меч и обращался в стихию. Об этом нельзя было говорить, на это нельзя было смотреть, нельзя было оставлять эти воспоминания себе. Дар, свой или воина, бьющегося плечом к плечу рядом с тобой, должен был оставаться тайной.

Маги явили силу, защищая свой дом. Сражение быстро придет к концу, какую бы сильную армию не привели руалийцы.

– Скоро все будет кончено, – юноша услышал позади тихий голос Гудрун.

Стейн не смог обернуться – он неотрывно смотрел на вспышки, взметающиеся в небо, подобно молниям, и какое-то непонятное ликование и гордость, не испытываемые ранее, наполняли его.

Он решил, что вернется в Эстелрос к утру, вернется туда, где больше не нужно будет скрывать свой дар. Он чувствовал вкус перемен и едва сдерживал улыбку.

Маги явили силу.

– Что скажет король Эльрат, узнав об этой битве? – Стейн не заметил, как произнес это вслух.

– Чтобы сжечь нас всех, во всем Айриндоре не хватит хвороста, – засмеялся Морган, устремивший темные глаза прямо в небо, его смех подхватил и Аарон – мальчишки ликовали, но никто из них не мог объяснить почему.

Глава 7. Огненная дева

Ранее. Улицы Меццы, Руаль

Реми запрещал ей заходить в порт, когда к городу подходили большие корабли. Поначалу она слушалась его, и немудрено – это была настоящая клоака. Земля должна была давно разверзнуться и поглотить это место, пропахшее одурманивающими зельями, продажными женщинами и рвотой. Но время шло и Мириам научилась не отрывать лишний раз взгляда от мостовой, уложенной булыжниками и стекающими сточными водами.

– Я – тень, – шептала она себе под нос.

Лучше смотреть на эту грязь под ногами и на собственные дырявые башмаки, чем опасливо озираться по сторонам – так она решила, прижимая к себе покрепче сверток с едой и быстро проносясь мимо грязных таверн и дешевых лавок, стараясь не замечать их. Ее ноги давно уже знали дорогу – каждый поворот, каждую ступеньку. Почувствовав запах полыни, она поняла, что скоро попадет на причал.

– Куда спешишь, девка? Хочешь, я покажу тебе Западный берег?

Если ты не моряк и не портовый рабочий, каждый встречный будет кричать тебе вслед непристойности – к этому тоже можно привыкнуть. На шее у Мириам висел кожаный чехол, укрывающий нож с острым, как жало, лезвием, он был таким маленьким, что умещался на ладони. С ним было не страшно даже в городском порту. Она стащила его у путника, когда была еще совсем малышкой. С тех пор она поняла, что может ловко присвоить все что угодно, пока будет оставаться тихой и незаметной, пока в руках у нее будет этот крохотный нож. Она сможет все до тех пор, пока будет оставаться Тенью.

– Я – тень, – проговорила она про себя и быстро прошмыгнула мимо захмелевшего моряка.

– Я тебе говорю! Эй!

Мириам невольно дотронулась до ножа и ускорила шаг. Моряк бросился за ней и схватил за локоть – увернуться она не успела. По-прежнему прижимая к себе сверток, как самое большое богатство, она остановилась и собрала во взгляде всю ненависть к этому месту, ко всей своей голодной жизни и к этому мужчине, посмевшему остановить ее на пути. Она не раз замечала, что, если ей удастся собрать в глазах всю свою злобу, человек, заставивший ее это сделать, замолчит, уйдет, скроется как побитый пес. Вот и сейчас моряк, встретив ее тяжелый взгляд, отшатнулся, но не выпустил ее руки.

– Я бывал в Тиронской империи и видел драгоценные камни зеленее твоих глаз, – только и смог пробубнить он, прежде чем распахнулась дверь ближайшей лавки и из нее вышел старый седой торговец с тазом полным рыбьих потрохов. Они полетели прямо под ноги моряка. Мириам успела отскочить в сторону.

– Эта девчонка ходит к Реми, Сезар, – проворчал торговец. – Оставь ее в покое. Дома у тебя тоже есть маленькая сестра.

А девчонка уже скрылась за углом, прежде чем тот смог договорить. Когда она наконец оказалась на портовой площади, солнце было еще в самом зените. На причале стояли величественные галеоны под золотыми руалийскими флагами и множество ветхих рыбацких баркасов. Море, обласканное лучами солнца, ослепляло каждого, кто выныривал с узких улиц грязного портового квартала.

– Реми! – закричала Мириам, завидев его издалека. Она знала, что он едва ли услышит ее, но все равно без остановки выкрикивала его имя, бросившись со всех ног к галеонам. – Реми! – еще раз и стайка чаек, важно расхаживающих по причалу, лениво разлетелась по сторонам.

По пояс раздетый тощий паренек, услышав ее крик, опустил тяжелый тюк на землю. Он был загорелый и лохматый, с выгоревшими под солнцем волосами. Едва ли он чем-то был похож на Мириам, но, где бы они не появлялись, их считали братом и сестрой. Он был таким тонким, что под потемневшей кожей можно было разглядеть все ребра. Рабочее место в порту досталось ему с большим трудом.

– Я принесла тебе еды, Реми, – протараторила Мириам, слегка подпрыгивая от нетерпения. Ей нравилось приходить к нему в полдень. Обычно они уходили в сторону от порта и садились на траву в тени деревьев. В это время он еще не был смертельно уставшим, спина его не тревожила, и он мог поговорить с ней. А она очень любила слушать. Так любила, что даже готова была проходить изо дня в день через мерзкий портовый квартал.

Он выпрямился и стер со лба пот широкой ладонью, немного прогнулся вперед до хруста костей и крикнул что-то своему приятелю, бритоголовому тиронцу. Мириам не понимала этого наречия, но это ее совсем не заботило – она знала, что тиронец поднимет тюк на галеон, а Реми пойдет с ней. Так было всегда.

– Мне не нравится, что ты ходишь сюда, Мириам. Ты растешь и становишься… – он нахмурился, подбирая нужное слово, – слишком заметной.

Он ворчал. Так тоже было всегда. Как расцветающей девушке, ей очень нравились его слова. Она была бродяжкой всю жизнь, до тех пор, пока не нанялась собирать сливы в надел его матери. Когда-то у Реми был дом и земля, в то время, когда еще не началась война. Его мать убили северяне, все что ему принадлежало было предано огню. Он часто повторял, что от его прежней жизни остались одни угли. Они с Мириам были двумя беженцами, каких в Мецце было больше тысячи.

Реми был слишком задумчив, его что-то тревожило, но она не стала приставать к нему с лишними расспросами, и молча развернула сверток.

– Сыр? – удивился он, присаживаясь рядом с ней.

– Я вычистила амбар Эльетт, и она отдала мне его как плату за труд, – врала Мириам. Она действительно помогла старухе Эльетт, но та дала ей серебряник, такой нужный, чтобы сделать подарок Реми. Его башмакитак прохудились, что их приходилось заматывать холщовой веревкой. Каждый вечер Мириам представляла, как Реми обрадуется, когда у него появятся новые башмаки. У нее уже было три серебряника, но она хотела подарить ему те, какие он носил, пока у него был дом. Она видела такие в лавке сапожника. Целых двадцать серебряных монет!