Призрак

Подавив всхлип, Нилла отвернулась от стола и посмотрела в открытое окно на остров. Взгляд упал на Дорнрайс, все еще величавый и гордый, хоть и годами превращался в руины.

Он был там. Она это чувствовала.

25

Проходить в большие двери Дорнрайса было как входить в портал в прошлое.

Соран замер на пороге, прильнул к двери. Его лицо и тело покрывал пот, его колени дрожали, готовые подкоситься. Он должен был давно остановиться. Какая разница, где он встретит конец? Он добрался до Роузварда. Дева Шипов могла убить его в любой момент. Разницы не будет.

Но нет. Это должно произойти тут. И больше нигде.

Он прошел в дверь, попал в участок света на полу. Он двигался медленно, остерегался призраков воспоминаний, которые парили по бокам. Там был его отец в мантии лорда, готовился идти в гавань, чтобы встретить гостей из Луирлана или торговца из Бригелла. Там была его мать, замерла на пороге своей любимой комнаты, где она справлялась с письмами, ее светлые волосы были заплетены у основания шеи.

И там был Итан. Его брат. Мальчик одиннадцати лет кричал, съезжая по перилам, врезаясь в виверну на конце и падая кучей на пол. Хеления тоже была там, конечно. Стояла на вершине лестницы, дико смеясь и указывая на результаты ее просьб.

Как она сводила их с ума, толкая на глупые поступки, чтобы они впечатлили ее! Как она сводила их с ума от желания превзойти друг друга.

И она привела их обоих к смертям.

Нет, это было не так. Соран покачал головой с горечью. Хеления только зажгла свечу. Они коснулись огня и подожгли себя.

Соран замер перед портретами на стене напротив лестницы. Он смотрел на лицо Итана, отлично изображенное известным художником, которого мама вызвала из Луирлана. Было даже жутко похоже, он изобразил дух его брата, а в уголках глаз — его постоянный голод. Голод к власти, превосходству, становлению хозяином всего.

Тот же голод отражался в глазах второго портрета. Там был изображен Соран.

Соран отвернулся от Итана и долго смотрел на свой портрет. Этот портрет пострадал сильнее за пятнадцать лет. Большой порез тянулся на горле, словно удар ножом убийцы. Работа Девы Шипов, конечно.

Он был таким юным? Он разглядывал красивое лицо, гордые глаза. Тогда он верил, что мир мог стать его. Что то, что ему не давали, он мог просто забрать, и кто его остановит? Даже мифато не могли совладать с силой, которую пробудили в нем. Никто не мог.

И он сам себя погубил.

Боль пронзила его тело. Соран охнул и посмотрел на уродливый ком. Он вырос с того времени, как он смотрел туда в прошлый раз? Дева Шипов была готова вырваться?

Он отвернулся от портретов и пошел к лестнице. Там он опустился на ступеньку и прислонился к перилам, выдохнул. Он был тут. Он сделал это. Дальше идти смысла не было. Он закрыл глаза и слабо улыбнулся. Столько лет прошло, было приятно перестать бороться.

Он сидел в полусне, позволяя себе думать о Нилле. Несмотря ни на что, несмотря на боль предательства, мысли были приятными. Он вспомнил, как впервые увидел ее, как она встала перед ним и потребовала сказать, собирался ли он съесть виверну, которую он нес с собой. Он представил ее под деревом в центре ловушки, как она исполняла песнь из таверны, чтобы заманить единорога. Он думал о ней за его столом, пока они завтракали.

Он думал о ней в его руках, ее голова лежала на его груди. Теплая, близкая. Идеально подходящая.

Жаль, что он не встретил ее раньше.

Но нет, эта мысль была глупой! Он встретил ее вовремя, когда смог лучше оценить дар, который она принесла в его жизнь: отношения глубже страсти, которую он когда-то питал к Хелении. Если бы он встретил ее в юности, он насладился бы ее красотой, но проглядел бы то, каким сокровищем она была.

Нет, хорошо, что он знал ее недолго и под конец. Он ждал последнего часа и держал эти мысли о ней при себе, молился благодарно богам за то, что дали ему такие ценные воспоминания.

— Соран?

Он нахмурился и заерзал на ступеньке, кривясь от боли в боку. Он резко тряхнул головой, опустил подбородок на грудь. Он бредил. Он мог поклясться, что слышал ее голос.

— Соран. Это я.

Он отвернулся от звука, прижался головой к перилам. Одно дело — утешаться воспоминаниями, но это было слишком. Он не хотел, чтобы Нилла была тут сейчас. Он хотел думать, что она была в безопасности Вимборна, далеко от ужасов грядущей ночи. Далеко от…

Ладонь легла на его плечо. Еще ладонь опустилась на щеку, повернула его лицо к ней.

— Соран. Я тут.

— Нет, — Соран зажмурился. Но он вдохнул и ощутил ее запах — яркий упрямый аромат полевого цветка, растущего между трещин брусчатки на улице, примятый ногами, все еще решительно поднимающий голову к солнцу. Он прильнул лицом к ее ладони, вдруг ослабев. Слезы покалывали его глаза, он скривился. — Нет, Нилла. Пожалуйста.

Она сидела на корточках перед ним, опустила ладонь с его плеча по руке, сжала его пальцы. Он не чувствовал ничего, кроме давления, сквозь нилариум, не мог насладиться прикосновением ее кожи. Но она притянула его ладонь к губам и поцеловала костяшки.

Он открыл глаза и посмотрел на нее.

— Почему ты тут? — он не стал спрашивать, как она пересекла море Хинтер со сломанным мостом. Это была Нилла. Конечно, она смогла. Она могла все, если сильно хотела. Он печально покачал головой, слеза покатилась по щеке. — Почему, Нилла?

Она склонила голову, все еще прижимая его ладонь к своим губам, улыбнулась ему. Его сердце таяло от вида.

— А ты как думаешь? Я тут, чтобы тебя спасти, конечно.

— Ты не можешь меня спасти. Все кончено.

— Да. Возможно, — она еще раз поцеловала его ладонь, а потом села на колени, поймала его лицо ладонями и притянула его к себе. — Но я все еще могу попробовать.

Ее губы встретили его. Нежные, с привкусом соли от моря или слез. Сначала он не ответил. Его тело застыло, как камень.

А потом он потянулся и, игнорируя укол Девы Шипов в боку, прижал ее к своей груди, целуя ее снова и снова. Ее пальцы запутались в его волосах, и когда он попытался отодвинуться, она не пустила его. Он не боролся. Зачем? Зачем думать, что он мог заставить Ниллу что-то делать против ее воли? Он поддался желанию, восхищался прикосновением ее губ, теплом ее тела, ее вкусом и ощущением.

Когда они остановились, чтобы отдышаться, он притянул ее ближе. Она опустила голову на его плечо, ее лицо уткнулось в его шею. Ничто не было важным. Монстры, предательства, возможная гибель. Это не было важным. Она была в его руках.

Прошло время, и она попыталась освободиться. Он с неохотой отпустил. Нилла села на пол, сжимая его ладони, глядя на него. Ее волосы свободно ниспадали, окружая ее лицо, торчали в стороны от ветра и соли. Она выглядела как безумная. Он тихо рассмеялся от вида. Как приятно было обнаружить, что даже сейчас она могла заставить его смеяться!

Он опустил голову. Убрав ладони из ее хватки, он сжал кулаки.

— Ты не должна была приходить, Нилла.

Она хмыкнула, подвинулась и села рядом с ним на ступеньку. Она опустила голову на его плечо, и это простое действие разбило его сердце. Она пару мгновений молчала, но задумчиво, и он знал, что она скоро заговорит.

— Кто это? — спросила она. Он взглянул на нее, она кивнула на два портрета на стене напротив. — Это твой брат?

— Да.

— Что с ним случилось?

— Он умер.

Она молчала какое-то время. Он слышал, как она с дрожью вдохнула, а потом задала вопрос, который он ожидал услышать.

— Его убила Дева Шипов?

— Да.

— Это не вся история. Ты многое не рассказывал мне. О Деве Шипов.

— Да.

Она подняла голову с его плеча. Ее взгляд обжигал его лицо, но он не мог заставить себя смотреть на нее.

— И?

Он глубоко вдохнул и медленно выдохнул.

— Когда мне было десять, — сказал он, — близкий друг отца из кампаний Карфины умер от лихорадки, оставив дочь сиротой. За недели до его смерти он прислал письмо в Дорнрайс, и отец отправился к нему. Он был возмущен, увидев, что его друг стал лишь горсткой долгов, которые он оставлял бедной дочери. Он пообещал другу — капитану Терану — что возьмет дочь под свое крыло и позаботится о ней, как о своей. Это обещание отец исполнил в лучшем виде, он не врал. Хеления Теран ворвалась в наши жизни ураганом с моря. Мой брат, Итан, и я всегда были близки. Мы были близнецами, как видишь, всегда были вместе, делили комнату, игры, игрушки, книги, одежду, мысли и планы. Но, думаю, как только мы увидели ее, между нами возникла глубокая пропасть. Хеления была самым красивым созданием. Полным опасного духа! Она могла сводить нас с ума от отчаяния. Первые годы после ее прибытия в Дорнрайс я думал, что ненавидел ее. А потом понял правду.

Нилла сидела рядом с ним тихо и неподвижно. Ее ладонь еще сжимала его, но она не прильнула к его плечу еще раз. Вместо этого она выглядела задумчиво. Он хотел уклониться от ее внимательного взгляда.

— Я был, как ты знаешь, учеником университета Мифатес, — сказал он. — Мой брат был старше и должен был унаследовать Дорнрайс, и второй сын лорда Сильвери должен был выбрать подходящую профессию. Когда мой талант раскрыли, меня отправили в Вимборн учиться, но я возвращался домой так часто, как было разрешено. Визиты были естественными. Никто ничего не подумал. Но на самом деле, если бы не Хеления, я не виделся бы с семьей так часто. К тому времени мы с братом уже ладили. Всегда был повод для ссоры: он испортил мою любимую лошадь, пока меня не было, забрал из моей комнаты что-то из мебели себе. И я каждый раз взрывался от гнева, заставляя бедную мать кричать, что мы ее погубим, а бедного отца разделять нас своими руками и угрожать розгами. Но мне было плевать на эти мелочи. То, как он смотрел на Хелению, злило меня сильнее всего. В шестнадцать мы с ней стали любовниками. Это был секрет, конечно, мы ходили друг к другу в комнаты. Если моя семья раскрыла бы наши отношения, ее отослали бы в монастырь на другом конце Сэрита. Но скрытность усилила наш пыл. Мы верили, что любили друг друга. Но что любовь для парня шестнадцати лет? Я не был верным. Обнаружив радости плоти, я не думал проявлять сдержанность. Месяцы между моими визитами в Дорнрайс были долгими, а в Вимборне было много теплых женщин, которые не были против. Но я всегда говорил себе, что мое сердце принадлежало Хелении. Я хотел взять ее к себе, когда вырасту, и устрою ее жить в красивом доме в Вимборне. Ты знаешь, мифато не женятся, но я не думал, что это может помешать моему счастью. Моя семья не одобрила бы это, но я давно перестал переживать за мнение своих родителей. Я жаждал день, когда смогу забрать Хелению, ожидал радость от вида лица брата, когда он поймет, что она была моей, что она всегда была моей телом и душой! Но в один день… в один ужасный день… — он опустил голову и убрал руку из хватки Ниллы, чтобы закрыть ладонью лицо. — Даже сейчас, после долгих ужасных лет, боль осталась. Притупилась, пожалуй. Уже не режет ножом, как было раньше. Но осталась. Письмо пришло из Дорнрайса. Тогда мы с Гаспаром уже занимались запрещенной магией, желали знать силу заклинаний носрайта. Я едва думал о Хелении неделями, месяцами. Я почти год не был дома. Можно было подумать, что я принял бы после такого удар лучше. Но это не было правдой. Письмо было написано Хеленией, ее изящным почерком с завитками, выведенными старательно. Это было приглашение. На ее свадьбу.