S значит Суккуб

S значит Суккуб

Металлические набойки на тонких каблуках цокают о брусчатку, рассыпаясь звонким стуком разорванных бус по переулку, отражаются от глухих стен домов и быстро затухают, сдавая позиции глухой тишине. Тонут в ней, как в омуте, холодном, стылом и безнадежно глубоком под обманчивым тоненьким слоем ряски.

Трудно ходить по брусчатке на высоких каблуках, слишком велик риск попасть в расщелину между камнями, так что звонкое «цок-цок» замедляется, зато глухой звук нескольких пар ботинок и шелест дешевых, потрепанных кроссовок ускоряется и через несколько минут нагоняет металлическую капель.

Пальцы смыкаются на предплечье и резко дергают, заставляя повернуться.

– Гля, какая краля… – нагловатый прокуренный голос под стать обуви – такой же дешевый и вызывающий брезгливость.

– Ишь ты, золотая… – кто-то, стоящий в тени за «кроссовками», восхищенно шепчет, а девушка еле заметно морщится от боли – стискивающие пальцы все больше давят, причиняя уже не неудобство, а нечто большее.

– У меня богатый хозяин. Если вы меня прямо сейчас отпустите, вам ничего не будет, – спокойным голосом, за которым искусно прячется страх, говорит девушка, получая в ответ гогот.

Судя голосам, их пятеро, но единственный на всю улочку фонарь, работает на последнем издыхании, непрестанно мигая и скорее мешая, чем помогая хоть что-либо рассмотреть. Да остановили девушку, конечно же, не под фонарем, а чуть подальше, и сейчас свет бил ей в глаза, оставляя компашку подонков, в их видовой принадлежности можно было уже не сомневаться, в тени.

– А если ты не будешь сопротивляться, то тебе будет не больно, а приятно, – сообщает с самодовольным видом схвативший ее и заламывает руку четким, отработанным движением. Да и мускулами его бог не обидел, так что девушка вскрикивает, сгибаясь пополам.

Видимо, охранник. Вряд ли полицейский или военный – те все-таки по-другому ведут себя и уличные банды не собирают.

Со второго плеча падает сумочка – кожаная, нежно кремового цвета, идеально подобранного под костюм, с золотым замочком. Очень дорогая, как и вся одежда. И не подумаешь, что принадлежит шлюхе, зато подтверждает слова о богатом хозяине.

Но разгоряченной редкой добычей своре это уже неважно. Девушку с силой толкают к стене, туда, куда почти не достает свет фонаря, а его редкие вспышки выхватывают лишь силуэты.

Девушка ударяется головой о камень и слабо вскрикивает, прижимая руки к голове, но ее тут же заслоняет силуэт главаря банды, за которым тут же подтянулись другие.

Треск ткани.

Тонкий вскрик:

– Нет! Не надо!

Напрасно – страх только разогревает тех, кого сложно назвать людьми.

Звонкий удар пощечины – со всего размаху, тыльной стороной, от которого голова дергается, как у куклы. И хочется втянуть носом воздух, потому что из него что-то медленно течет. Кровь.

Бесстыдно задирается мини-юбка, комкается уродливым поясом – так проще всего, возни меньше.

– Какая задница, – издевательски-восхищенно сообщает вожак и мнет ее, грубо, до синяков.

– Слышь, а я слышал, что они сделаны так, что можно запросто вдвоем в задницу еб*ть и ниче, на следующий день как новая, даже если порвать.

Говорящий нервно-возбужденно облизывает губы, уже готовый привести в исполнение все, что он когда-либо слышал.

Прижатая к стене девушка еле слышно всхлипывает, а главарь усмехается:

– Проверим, – и отводит в сторону тонкую полоску кружевных стрингов.

Девушка дергается и получает еще один удар головой об стену.

– Ты это, поосторожнее, – с опаской произносит озабоченный, – вдруг помрет до того, как мы успеем. Трахаться с трупом вставляет.

– Не боись, она крепкая тварь, – с ухмылкой сообщает хрипловатый голос.

Женский вскрик – высокий и протяжный, но наполненный не болью, а всем тем извечным страданием насилия.

– Гы! Сжалась, пацаны, реально как целка. Я первый, а вы определяйтесь. Сегодня без презиков, а то весь кайф поломаем.

Они не боялись – как только солнце уходило в закат, наступало их время. И все то, что днем было обычным, пусть грязноватым городским кварталом, превращалось в их вотчину. В их охотничьи угодья.

Сопение, сдавленное мычание, какое получается, когда заткнут рот, комментарии («Ох*енно!») и подбадривания («Кончай давай быстрее, я тож хочу»), стоны удовлетворения…

Блеск золота замочка во время очередной вспышки фонаря…

И растерянное:

– Что за…

Хрипы.

Тишина.

Девушка медленно открыла глаза и с трудом скатила с себя мертвое тело. Болело все – лицо, разбитая губа, расцарапанная щека, ребра, мышцы… Все.

Морщась, оправила юбку и медленно, на четвереньках, доковыляла до сумочки и вытащила оттуда телефон.

– Да, это я… Да… Все сделано, приезжай…

За телефоном последовали сигареты и девушка, привалившись к фонарю, закурила.

Во вспышках фонаря блестел золотой замочек сумочки и золотая татуировка на левом виске в виде стилизованной буквы S…

Когда человечество достигло определенной стадии насыщения и расслоения общества, в очередной раз поднялся вопрос и легализации проституции. Как ни странно, именно в это время в очередной раз подняла голову так называемая «мораль», и дабы избежать проклятий, пикетов, мораториев и прочего, что вредит бизнесу, и не упустить жирный кусок из рук, один предприимчивый делец предложил сделать очередной шаг в генетике и начать выпускать живые игрушки. Как ни странно, этот законопроект одобрили.

Первыми в продажу поступили, конечно же, секс-куклы.

В память о легендах женские модели стали назвали «Суккубами», мужские – «Инкубами».

Они не являлись женщинами. Они не являлись мужчинами.

Они были куклами.

Запрограммированные на определенные услуги, они получали удовольствие от своей «профессии» и занимались ей с энтузиазмом, даже не помышляя что-то изменить. Встроенная гормональная регулировка не позволяла. С ее же помощью куклы приобретали дополнительные модификации. К примеру, выделения жидкостей содержали афродизиаки, намного увеличивающие удовольствие от соития. Как говорится, экологически безвредно и безопасно.

Были куклы, предназначенные для жестких игр – таким встраивали повышенную регенерацию, усиливали скелет, чтобы ненароком дорогое устройство не пострадало. Правда и изнашивались они гораздо быстрее прочих. Всего-то пару лет – и можно на свалку. Стандартные модели жили три-четыре года.

Но куклы внешне ничем не отличались от людей. Кто потерпит такое? Поэтому всем на висках делали татуировки. На левом – принадлежащим частным лицам, на правом – государству.

Суккубов помечали буквой S. Высший уровень, годный для каких угодно утех, «отмечали» золотом.

Однако не все партии оказывались удачные. Зачастую по мелочи, но одна партия оказалась откровенно бракованной – вместо афродизиаков выделялся смертельный для людей токсин. Неизвестно кто и что напутал, скорее всего трагическое стечение обстоятельств, ведь потом эксперимент не удалось повторить и чрезвычайно огорчались, что со страха «утилизировали» всю партию.

Осталась одна я.

Я не знаю, каким образом хозяину удалось меня выцепить, возможно, он один из владельцев корпорации, выпускающих живых кукол. Я не знаю. В те редкие минуты, когда я осознаю себя, я не так много успеваю выяснить. Все остальное время я пребываю в состоянии эйфории, очнувшись из которого, мне хочется одного – секса. Как и положено моей модели.

Секса. Любого. До умопомрачения.

Поэтому будят меня не так часто и обычно по более весомым поводам, чем банда подонков.

Но я заметила, что с каждым разом мне становится все проще и проще контролировать свою зависимость. Еще пять-шесть раз, и я, наверное, уже с самого пробуждения смогу соображать нормально.

Тогда я пойму, как смогу сбежать. И выясню, кто является моим хозяином. Я его не ненавидела – мы этого не умеем. Но это навязчивое желание узнать – именно оно заставляло меня раз за разом становиться все более живой.

Кажется, я бракованная не только в части афродизиаков, но в принципе вся эндокринная система дает все больший сбой. Но я буду послушной девочкой, и тогда никто ничего не заподозрит.

Шикарный золотистый аэрокар притормозил рядом. Распахнулась дверца.

– Как ты, моя девочка?

Голос такой мягкий и озабоченный. Без труда можно поверить, что хозяин беспокоится.

Пора забыть, кто я.

Девушка удовлетворенно улыбнулась и, потянувшись, поднялась на ноги.

– Было хорошо. Только больно.

Хозяин нахмурился. Дверца заднего сиденья распахнулась.

– Садись, сейчас вернемся домой и покажем тебя врачу.

– Хорошо, хозяин, – с явно видной неловкостью в движениях девушка подошла к машине и забралась в гостеприимно распахнутую дверь.

Суккуб.

Меня зовут Суккуб.