Я — тот, кто тебя уничтожит. Сердце феникса. Книга 3

Глава 6

Я замерла в ожидании хоть какой-то реакции Доминика. Он мог, как решить все же наказать меня за непослушание, так и похвалить, что случалось крайне редко и в самый неподходящий, на мой взгляд, момент. Сомневаюсь, что существует более непредсказуемое существо, чем этот высший. Потому я ощущала тревогу, напряженно наблюдая за высокой, слегка сутулой фигурой, словно на его плечах был непомерный груз, который он носил многие годы… столетия, а может и тысячелетия.

Эта мысль показалась вероятной, но я задавила любой намек на слабость и сочувствие. Доминик не тот, кто нуждался в этом, а я та, кто был согласен делиться этим с ним. Даже со всеми новыми сомнениями и знаниями.

Доминик не разочаровал и отреагировал самым непредсказуемым образом: он просто забыл обо мне. Молча, он обернулся к клетке с мальчиком-полукровкой и некоторое время посверлил притаившегося гибрида взглядом. Чему-то улыбнулся, а затем комнату оглушил скрежет металла и, подчиняясь воле высшего, клетка с мужчиной, которого приволок Демьян, пересекла комнату и остановилась вплотную к месту заточения мальчика, так, что их прутья соприкасались.

Растерянно и заинтригованно следила за происходящим, так же, как и не понимал происходящего истощенный пленник непонятной мне расы, который вжался в противоположный угол клетки, чтобы дистанцироваться от тени, которая таила в себе опасность в лице полукровки.

Какое-то время было слышно лишь учащенное и взволнованное дыхание мужчины, который старался не шевелиться. Но ничего не происходило, и он рискнул посмотреть на Доминика, в надежде понять происходящее.

Доминик чего-то ждал и совершенно не обращал внимания на пленника, сосредоточившись на тени, которая наверняка не стала препятствием для его зрения. В отличие от него, я не могла видеть сквозь тьму, хотя и ощущала чужое тепло, потому нахмурилась, когда Доминик вновь довольно усмехнулся и произнес:

– Сегодня уже значительно лучше. Я доволен. Перейдем на другой уровень, – щелкнул он пальцами, и в клетке пленника раздался крик боли и шока, а между прутьев на пол провалилось что-то небольшое и окрашенное кровью. Спустя мгновение, я поняла, что это – оторванный палец с частью ладони.

Судорожно вздохнула и вновь посмотрела на Доминика, боясь, что это очередной жестокий урок, которым он хочет чего-то от меня добиться. Но высший был невозмутим и смотрел исключительно на клетку мальчика, в котором стали происходить изменения. Помимо стонов и рыданий боли искалеченного пленника, от которого стало нести кровью, зазвенели цепи, и раздалось шипение. Оно, то усиливалось, то резко обрывалось, словно мальчик пытался себя заставить замолчать, но спустя несколько секунд безуспешной борьбы, в прутья клетки, как и несколько минут назад, врезалось разъяренное и обезумевшее от жажды тельце измененного существа, который напоминал ребенка лишь отдаленно.

Несмотря на заговоренные прутья и боль, малец не мог остановиться и врезался в прутья с упрямством и помутнением. Врезался, выл и скулил от боли, падал, а после поднимался и продолжал все то же самое с заведомо печальным итогом.

Доминик с научным интересом наблюдал за происходящим, и ни один мускул на его лице не дрогнул. Было невозможно понять, доволен он увиденным или же расстроен. Но что-то мне подсказывало на подсознательным уровне, что Дом ожидал данного итога. Однако и остановить происходящего не пытался.

И помочь я ничем не могла. Но и наблюдать происходящее у меня не было никакого желания, несмотря на необходимость поговорить с Домиником. Сейчас был неподходящий момент, а мне следовало обработать все еще кровоточащую рану на руке после схватки с Демьяном. Ребра уже не болели, а вот рука не давала покоя, и это нужно было решить в скором времени, потому что кровь не останавливалась.

Стараясь не производить шума, я поднялась на ноги, ощущая легкое головокружение, а после произнесла:

– Я бы хотела поговорить с тобой, как освободишься. Надеюсь, ты найдешь для меня время.

– И даже не станешь просить оставить ребенка в покое? Эти три года тебя ожесточили, Птаха, – хмыкнул Доминик, даже не обернувшись на меня.

– А есть смысл просить? – зло усмехнулась я в ответ. Тот повременил с ответом, слегка повернул на меня голову, а после вновь отвернулся и коротко ответил:

– Нет.

– Я так и думала, – кивнула я нервно, зажимая ладонью рану, и сглотнула подступившую от боли тошноту. – Я знаю, что ты делаешь. Гэврил рассказывал, что молодняк – неподконтролен и кровожаден. Ты учишь его контролировать жажду, – поделилась я своим предположением, но ни одобрения, ни опровержения не дождалась, словно ему было совершенно все равно на то, что я могу думать. Потому я сдалась: – Я буду в своей комнате.

Сделала шаг в сторону двери, но что-то ударилось мне под колени, и я повалилась назад. Падала недолго. Выяснилось, что по ногам ударил стул, который протащил меня к хирургическому столу. Руки, подчиняясь чужой воле, опустились на столешницу, фиксируя меня на месте не хуже кандалов.

Несмотря на жалкую попытку вырваться, поняла, что это бесполезно и расслабилась, посмотрев на высшего, который скучающе окинул клетку с уже обессиленным, но не сдающимся ребенком взглядом, а после медленно обернулся ко мне и неторопливым шагом приблизился к столу. Не удостоив мое лицо даже взглядом, Дом подманил к себе стул, опустился на него напротив меня, а после обхватил когтистой ладонью мое запястье и порвал рукав на раненной руке. Бескомпромиссно стянул окровавленную повязку, а после внимательно и равнодушно осмотрел порванные края прежде сшитой раны.

Шумно дыша, я ждала продолжения, безуспешно надеясь понять мужчину, но тот молча взял близ лежащий скальпель и стал срывать сяжки. Несмотря на боль и жжение и запретила себе даже вздрагивать и смиренно терпела, позволяя высшему поиграть в лекаря.

Казалось, его нисколько не смущало ни напряженное молчание, ни стоны мужчины с искалеченной рукой, ни хрипы и удары об клетку почти обессиленного мальчика. Доминик сосредоточенно вытащил из раны все нити, очистил края все тем же скальпелем, а после подманил к себе магией хирургическую иглу и плотные нити. А после, не спрашивая моего мнения, стал зашивать, не торопясь, скрупулёзно, методично, кажется, даже напевая себе под нос.

– Зачем ты это делаешь? – не выдержала я.

– Ты не должна позволять своей крови проливаться. Не в моем доме. Слишком много опасностей. Твоя кровь может стать серьезным испытанием для многих здешних жителей. Разбираться с твоими стычками с ними у меня нет никакого желания, – холодно произнес он.

– Прежде тебя это не беспокоило, – напомнила в глупой надежде, что хотя бы это заставит его проявить хоть какую-то эмоцию. Но ошиблась.

– Прежде было иначе. Ты была человеком. Сейчас все поменялось, – так же равнодушно ответил он, а после зафиксировал последний стяжек, порвал нитку и отстранился. Напряжение на мои плечи ослабилось, и я поняла, что могу встать. – Поздравляю с первым шрамом в этой жизни. А теперь уходи. У меня нет на тебя времени. Разговора не будет.

– Почему? – отвлеклась я от разглядываний ровного и аккуратного шва… такого знакомого. Такими было покрыто мое тело во времена моего проживания у Дома в прошлом после каждой схватки, с которой меня вытаскивали едва живую, а после лечили, чтобы начать все заново. Так много раз, когда я просыпалась в своей комнате с невыносимой болью во всем теле. Каждое такое пробуждение сопровождалось новыми аккуратно зашитыми ранами, от которых, хоть и оставались шрамы, но они были минимальными. Пока после перерождения они не исчезли окончательно, не оставляя и намека пережитое на моем теле.

– Он ничего не изменит. Только отнимет время. Это… иррационально, – безразлично отозвался он, что меня не устроило. Внезапно поднялся такой гнев и обида, которых я уже и не могла припомнить, ограничиваясь болью и ненавистью. Наверное, поэтому не смогла вовремя определить эти эмоции и остановиться, хотя следовало бы.

Чтобы он ни сказал, едва ли это изменит все, через что я прошла. Подобному нет оправдания. Такое невозможно простить. В этом он прав. Разговор не исправит прошлого. Но может помочь понять будущее…

Глупая, безнадежная мечта, которая преследовала меня с детства, вынудила настоять сейчас. Я по-прежнему мечтала понять этого странного мужчину. Хотя бы отчасти. Я хотела понять, что заставило его так резко измениться, а после, несмотря на ненависть и злость, отпустить и… спасти сейчас.

– Ты не прав. Это важно, – произнесла я холодно и сдавленно из-за напряженного горла, в котором образовался ком.

– Не для меня, – не удостоив даже взглядом, ответил Дом.

– Но для меня – важно! – не согласилась я, сделав решительный шаг в его сторону. – Ты не можешь отказать мне в этом. Я не прошу извинений, потому что знаю, что ты не сожалеешь. Я не прошу оправданий, потому что это – бессмысленно. Но я достойна знать правду.

– А с чего ты решила, что ты ее не знаешь?

– Все, что я знала, за последний день подверглось сомнению.

– Да, Тори – бывает болтливой. Наверное, стоило поддержать Дэма и наказать его жену, – задумчиво произнес он, но затем отвлекся. – Я это обдумаю. А пока довольствуйся тем, что у тебя есть, Птаха. У тебя есть два варианта: смириться с той версией, которая была у тебя все эти годы, а вторая – додумать все сама. Полученной сегодня информации должно быть доволь…

– Нет! – рявкнула я. – Хватит! Мне надоело додумывать! Однажды я совершила ошибку, не задав тебе важные вопросы, и это обернулось для нас обоих катастрофой. Это стоило мне лет жизни в страхе и боли! Это выжгло все мои эмоции кроме ненависти! И… и теперь я узнаю, что все это – искусственно. Я была марионеткой в твоих руках. Я делала и чувствовала все то, чего желал ты. И теперь я хочу знать, для чего все это было нужно! Я хочу знать, почему я лишилась дома, семьи и… друга, – чувствуя, как меня затрясло от нервов в преддверии истерики, прошипела я сквозь зубы со злостью, от которой полетела слюна. – Ты ломал меня и заставлял тебя ненавидеть, а после и убил, только ради того, чтобы отпустить. Но спустя три года что-то изменилось, и ты появился вновь. Зачем? Для чего все это было нужно?! – закричала я из последних сил и судорожно вздохнула, так как высший был невозмутим и по-прежнему не смотрел на меня. – Прошу тебя… – едва слышно выдохнула я. – Ник, – позвала я прозвищем, которое оставалось в прошлом, и увидела, как мужчина вздрогнул. – Прошу. Это важно. Для меня это важно, как никогда. Я больше не могу жить с этой болью и ненавистью. Они… они разъедают меня изнутри.

– Ты недостаточно ненавидишь. Ненависти слишком мало… – ответил он задумчиво и, как будто с сожалением. – Я поторопился. Нужно было стараться больше…

– Больше для чего? Чтобы я больше тебя ненавидела?

– Да. Это моя вина… – бормотал он себе под нос, смотря в одну точку.

– Ник! – прикрикнула я, привлекая его внимание, и он посмотрел на меня своими желтыми глазами в которых я видела… сожаление. – Мне это нужно. Пожалуйста…

– Тебе будет только больнее, – предупредил он.

– Ты научил меня терпеть боль, – нехотя призналась я. – Ты сделал меня сильнее. Я справлюсь. Но я хочу знать правду.