Ведьма Элька празднует Длинночь

Раскрасневшись от глёга, Элька хихикнула, когда чьи-то руки подсадили ее под сосну. Элька радостно влилась в цепочку, схватив одной рукой девушку-ровесницу, другой — вихрастого блондина, и поскакала со всеми вместе. Огни на сосне стали ярче, и со всех сторон послышались восторженные крики и пожелания. В Длинночь принято желать людям всего хорошего.

— Пусть девушки остаются такими же красивыми! — крикнул Элькин сосед.

— Пусть у всех на столах будет много вкусной еды! — присоединилась девушка слева.

— Пусть все будут счастливы! — громко добавила Элька.

Огни на длинночной сосне рассыпали блестящие искры, вокруг захлопали, хоровод распался, Элька оглядела радостную толпу. Два юноши подошли к девушкам-подружкам и протянули им по маленькой сосновой веточке. Кому удастся поднять и унести с собой частичку длинночной сосны, того, говорят, ожидает удача. Девушки удивленно переглянулись, взяли веточки, и парни увлекли их к палатке со пирожками.

Элькин взгляд наткнулся на хмурую женщину. Она обнимала двух малышей. Муж рядом с ней держал полную кружку глёга, хотя по глазам и цвету носа было понятно, что ему уже хватит. Мужчина глянул на кружку, внезапно отдал ее жене, подхватил детей на руки и закружил их под взглядом несмело улыбнувшейся женщины.

Пожилая пара в одиночестве стояла в стороне от общего гомона. Элька увидела, как к ним подбежали три мальчика и девочка-подросток, подали пирожки и обняли. На лице бабушки промелькнуло удивление — видно, нечасто внуки балуют их вниманием. Но в Длинночь все иначе.

Элька спрыгнула с постамента и направилась к лавке с конфетами, у которой образовалась небольшая очередь. Девушка встала третьей, за ней пристроились двое молодых мужчин.

— А знаешь, Карл, я решился, — раздался голос за спиной ведьмочки. — Надоел мне Грымзель. Он, конечно, ловкач, каких поискать, и клиентов враз убалтывает, только мне его ругань и вечные штрафы обрыдли. Что у меня, языка нет, что ли, самому договориться? Завтра же попрошу у Грымзеля расчет и пройду по Кленовой улице, поспрашиваю, кому полы перестелить, кому мебель подлатать.

— И правильно. Лучше заниматься дощатым полом у пекаря и монеты класть себе в карман, чем в особняке укладывать паркет, да потом с Грымзелем собачиться.

"Молодец, — подумала Элька, — у него все должно получиться".

Подумав, она взяла два кулька конфет. Один ела сама, а из второго раздавала по дороге детям обсыпанные шоколадной крошкой шарики, желая каждому сладкого года.

Закончив со сластями, Элька присоединилась к компании молодых людей, и вместе с ними пошла в атаку снежками на цепь противников. Заметив, как в нее прицелился жгучий брюнет без шапки, Элька с визгом отскочила в сторону и наткнулась на чье-то тело. Тело глухо ругнулось и полетело на землю. Поднявшись, парень мрачно глянул на Эльку, и не дав ей сказать ни слова, исчез в толпе. Элька пожала плечами, получила снежок в бок, и вернулась к обстрелу.

Поздно ночью улыбающаяся Элька ввалилась в мансарду, быстро разделась до нижней рубахи и залезла под одеяло. Ноги гудели, уши пухли от криков, но Элька была счастлива.

День после самой длинной ночи назывался Ленивым. Город просыпался хорошо, если к полудню. Конечно, пекарям, бакалейщикам и трактирщикам приходилось подниматься заранее, но и они не торопились, открывая заведения позже обычного. Госпожа Беттина отпирала двери в два пополудни, и сегодня в мастерской сидели только две швеи и Элька.

День и впрямь прошел лениво. Зашли две дамы забрать заказы, еще две — подшить готовые платья. В пять часов забежала на чай жена аптекаря и поделилась свежими новостями Иствича: сразу после полуночи жена стекольщика, которая недавно ушла к ювелиру, прямо на площади бросила любовника и побежала к мужу в комнатку над мастерской, просить прощения и обещать впредь быть примерной супругой. Магда, что лежала уж полгода как, внезапно заговорила и сказала, что, кажется, начала чувствовать ноги. Галантерейщик, вернувшись с ночной гулянки, провалился в пол на подгнившей доске и нашел припрятанные покойным отцом сто золотых. Маленькая дочка мясника, слепая от рождения, проснулась с таким плачем, что сбежалась вся семья, позвали лекаря, страшно переполошились, пока не выяснили, что малышка начала что-то видеть, и с каждым часом все отчетливей.

Это был поистине волшебный и полный приятных чудес день, но не для Эльки.

— Странно, — пробормотала Элька, вернувшись вечером в мансарду из мастерской. — Пришла только одна женщина с ожогом, который сегодня утром поставила. Ни одного заказа на сборы, ни одного на амулеты, даже требовать приворотное не приходили. Помню, к матушке с бабушкой в Ленивое утро валом валили, кому взвар от похмелья, кому синяк под глазом снять.

Тишину комнаты разрезал резкий смех Скрипа. Он лежал на кровати, дрыгая лапами, и хохотал, сотрясаясь белым меховым брюшком, а его чешуйчатый хвост с кисточкой мелко постукивал по покрывалу.

— Теперь молись Пресветлым, чтоб никто больше не узнал, что ты на площади была. Недели две можешь отдыхать.

— Да что случилось-то?

Скрип резко перевернулся на бок и посмотрел на Эльку с прищуром:

— Вот же невежда. Аль не помнишь, что в Длинночь силы ведьм бурлить и кипеть начинают, ткань пространства рвут и в щели просачиваются?

— Да-а… но это же только когда колдуешь?

— Вот же выискалась… на мою голову. Ведьма всегда колдует, всегда! Каждое твое слово — колдовство. Только пока ты силы не вложила, это колдовство маленькое, едва отлетит, сразу развеется. И только в Длинночь любое слово, взгляд, даже мысль обретают силу. А если еще не по заказу, а твоим горячим желанием приправлено, то сила удесятеряется. Ты по празднику, небось, радостная ходила? Всем добра желала? Вот они и получили добро — бесплатно, хе-хе! Теперь хорошо, если к концу недели несчастья снова полезут. Крупные еще туда-сюда, всегда случаются, так с ними к твоим прародительницам пойдут. А ты сиди без работы, раз хорошо повеселилась. Всем счастье подарила, да? Никто не ушел обиженным?

Элька опустилась на кровать, вспоминая всех, кому чего-нибудь пожелала, и рассмеялась. Оказывается, это так просто — приносить людям радость, пусть даже и раз в году!

А сбережений у нее на неделю-другую хватит.

— Ненормальная, — ворчал мантикор. — Как есть ненормальная.

Сидя на краю кровати за столиком Элька болтала ногами, потягивала горячий шоколад и дожевывала пирожок с паштетом, когда в дверь постучали. Это казалось странным. Что Элька живет над мастерской, знали только швеи.

— Кто там? — встревоженно спросила Элька.

— Госпожа Элия, это вы? Меня зовут Алан. Я к вам по срочному делу, мне нужна помощь. Моя соседка, швея, сказала, что тут живет ведьма, и помогла мне зайти.

Вот же принесла нелегкая. Элька открыла дверь и обнаружила того самого парня, на которого она так неудачно упала.

— Ты? — опешил парень. — Это хорошо, — произнес он, дернув углом рта. — Сама натворила, сама теперь и исправляй.

— Что я натворила?

— Плечо! Ты меня с ног сбила, я упал на плечо, и теперь не шевельнуть, так болит. А мне работать надо, завтра утром клиент за книжкой придет!

Элька впустила страдальца и показала на кровать.

— А? — удивился тот.

— Что? Снимай пальто и садись.

— У тебя стульев нет, что ли?

— Нету, — Элька обвела каморку длиной в дюжину шагов и шириной столько же со скошеной стеной. — Зачем мне стулья? Кроме меня тут никого не бывает, а я и на кровати посижу. Показывай плечо.

Парень неловко стягивал пальто, и Элька, вздохнув, стала ему помогать. Скинув домашние туфли она влезла на кровать с ногами, устроилась за спиной страдальца и принялась водить рукой над пострадавшим участком.

— Про какую книгу ты говорил? — ведьмочка попыталась разбавить злобное пыхтение пациента разговором.

— Которую мне переплести дали. Я переплетчик, у меня книжная лавка на Крутом валу.

— Врешь ты все! Будто я в лавке на Крутом валу не была. Ее господин Сэмвэл Манускр держит.

— Дядюшка Сэмвэл месяц назад переехал на юг. Лекари сказали, что его жене в холоде нельзя жить. Моя мать ему сестра, лавку он мне оставил. Я раньше в комнатке сзади работал, теперь еще и продаю.

— Будто ты в книгах разбираешься, — с досадой проворчала Элька.

— С чего бы мне не разбираться?

— И много ты прочел?

— Да уж побольше тебя.

Они препирались еще какое-то время, пока Элька залечивала парню плечо, потом принялись спорить, чьи сказания старше, северных друидов или западных бардов, можно ли верить рассказам путешественников о маленьких, величиной с ладонь, драконах, и стоит ли идти на комедию "Укрощение болтливой".

— Встань и помаши рукой. Болит еще?

— Нет, вроде. Сколько с меня?

— Нисколько, — Элька виновато посмотрела в пол. — Это же и правда я тебя толкнула. Горячего выпить хочешь? Я травки удачно подобрала, и еще булочки остались.

— А давай, — согласился Алан и тихо добавил. — Хоть что-то хорошее за эту неделю. А то все одно к одному.

Элька заварила травы, добавив туда немножко для умиротворения, немножко для поднятия духа и немножко от вредности, выпустила чуть-чуть силы, и разлила отвар по чашкам.

— Что у тебя стряслось? — спросила она, придвигая к парню блюдо с плюшками.

— Да так, — пожал тот плечами. — Невеста ушла к другому, потому что я отказался уезжать из Иствича в город побольше. Короб с дорогими книгами упал с обоза где-то между рощей и Олень-камнем. Я там ходил, ходил, но ничего не нашел. Домовой на что-то злится, вредничает, то посуду скинет, то еда протухнет. Ладно, ерунда, зря я…

— Нет, нет, подожди. Короб был деревянный?

— Деревянный, но внутри обит зачарованной тканью.

— Значит, может и выжили книги. Так… Скрип, покажись!

Посреди комнаты объявился недовольный мантикор.

— Чего разоралась?

— Будешь ворчать — молока не дам.

— Пф. Давно новых тарелок не покупала?

— Ну что ты за злыдень. Ты ведь слышал про домового у господина Алана. Помочь сможешь?

— Это над книжной лавкой комнаты? Ладно. Но с тебя три плюшки с вареньем!

Скрип исчез. Алан застыл с недоуменным лицом.

— Только не говори, что впервые видишь домовую нечисть.

— Нет, но мантикор?

— Да, редкость. Кто-то из столицы переехал в Иствич с маленьким, свежерожденным домовым, пожил тут несколько месяцев, уехал, а домового бросил. Теперь у меня живет.

— У меня будто бы кот, но я его никогда не видел. Раньше он дяде показывался, но дядя с ним без меня разговаривал.

Поговорив про домовых, обсудили нечисть дикую, с которой Алан пару раз столкнулся и еле ноги унес. Парень решил, что домашняя нечисть — точно как дикая, только ей пока от людей что-то надо. Элька не согласилась:

— Дикая нечисть полуразумная и злобнее гораздо. Даже не представляю, чтоб Скрип начал кого-то рвать и кусать, — она задумалась на мгновение, — ну разве что чужих и за дело.

— А что же он вредный такой?

— И вовсе я не вредный! — мантикор сидел на том же месте. — И Щепка твоя не вредная. Ей обидно, что ты имя не удосужился выспросить, молоком не поклонился, и даже не понял, что она дама!