Ярмарка Поворотной ночи

Глава 1

1

– Хорошая выдалась ночь для ярмарки, – бросил в никуда, самому себе стройный эльф в зеленом плаще. – Полнолуние...

– Полнолуние – оно к торговой удаче, – бойко, словно это к нему обратились, откликнулся цыган в распахнутом овчинном полушубке, из-под которого алела кумачовая рубаха. – Слышь, барин остроухий, вороного купить не хочешь? Ай, какой жеребец! Хоть по земле скакать, хоть по облакам! Копытом оземь ударит – небо громом отзовется!

Эльф покосился на случайного соседа по ярмарочной толпе:

– Не хочу...

– А ты купи, не пожалеешь. Только поторопись, не то другой жеребца заберет. Народу-то сколько! Со всех земель припожаловали!

И впрямь – вокруг кричал, торговался, бранился, смеялся и пел пестрый живой водоворот. Как водится с незапамятных времен, в Поворотную ночь, самую длинную ночь в году, сошлись на ярмарку люди и нелюди, звери и птицы, древние боги и призраки изо всех краев, куда только может долететь мечта.

Вокруг раскинулся огромный город из палаток, шатров, навесов. Отовсюду неслись вопли зазывал – на разных языках. Но все, кто встретился на ежегодной большой ярмарке, понимали друг друга – разумеется, чудом. И светло было, точно в небе стояло солнце, а не луна – тоже, конечно, чудом. Чудеса были на ярмарке в большом почете. Здесь торговали волшебными вещами, обменивались заговорами и заклинаниями, на спор состязались в колдовском искусстве.

Эльф был на ярмарке впервые. Стараясь сохранить невозмутимость и надменность, глядел он на разномастную толпу, дивясь про себя: некоторые из покупателей были одеты очень легко. Должно быть, от мороза их хранило чародейство... А вон вышагивает долговязый журавль в красных сапожках и с алым шарфом на шее... А вон несут на носилках огромную прозрачную бочку. В бочке бултыхается что-то бесформенное, в путанице щупалец... интересно, его несут на продажу – или оно само покупает? А вон прошла ватага бродячих актеров в пестрых нарядах... А вон...

Эльф шарахнулся в сторону и спросил у цыгана:

– Неужели кто-то пришел на ярмарку вместе со своим домом?

Ему ответил женский голос:

– Что тебя удивляет, о сын неведомых земель?

Эльф обернулся. Цыгана рядом с ним уже не было. На его месте стояла огненная джинния. Розовое пламя облегало фигуру красавицы, словно платье.

– Неужели до твоих родных краев не дошли слухи о Бабе Яге? – продолжила джинния.

Эльф судорожно кивнул и уставился туда, где, браво выставив вперед крыльцо, парадным шагом маршировала избушка на курьих ножках. На крыльце, словно капитан на мостике корабля, стояла Яга в алой кофте и пестрой юбке, из-под которой выглядывали черные валенки. Яга размахивала помелом и зычно орала на прохожих:

– Расступись, недотепы! Шевелись! Дорогу дай!.. Эй, длинноухий, не видишь, что на тебя благородная дама прёт? А ну, живо разошелся на все четыре стороны!..

Не сразу до эльфа дошло, что Баба Яга обращается к нему.

Прыгнув в сторону, он хотел было крикнуть вслед наглой бродячей хижине что-то обидное, даже уперся руками в бока, чтобы выглядеть грозно... но тут почуял неладное. Ладонь его нашарила обрезанные кожаные завязки.

Кошелек, который еще недавно висел на поясе, исчез...

* * *

А избушка продолжала свое победное шествие.

Из маленького оконца восхищенно выглядывала девчушка лет четырнадцати – Васёна, ученица Яги. Она впервые видела ярмарку Поворотной ночи, и теперь ее интересовало решительно всё. Девочке хотелось петь от восторга, но она боялась рассердить Ягу.

Старуха и без того была не в духе – и девочка знала тому причину.

К ярмарке Яга приготовила бочку квашеных лягушек. Для колдовских дел, для зелий разных – нужнейший товарец. Обычно Яга их неплохо продавала поштучно, а что оставалось на дне бочки – себе оставляла, в хозяйстве не пропадет. Но в этом году Кощей пригласил старую колдунью на пир – отпраздновать годовщину победы над Чудищем заморским. Для победы той Яга в давние времена крепко постаралась. С пира вернулась с полной ступой гостинцев, принялась, не протрезвев, за работу – да и бухнула в бочку с лягушками вместо настоя болотной копытницы целый штоф зелена́ вина. Весь товар испортила! Кто ж этакое купит, для зелий непригодное? Выворотить бы всю бочку в дальний овраг да забыть про свою промашку. Но на старуху напала скупость. Она заявила, что тот, кто копеечку не бережет, сам полушки не стоит, а потому возьмет она негодный товар с собой и хоть сама о прилавок разобьется, а продаст полбочки!..

Сейчас Яга высматривала место, где приткнуть избушку. В ярмарочной тесноте это было делом непростым.

На коньке крыши восседал огромный растрепанный ворон. Он тоже покаркивал: «Р-разойдись!» – но как-то вяло, без души. Внимание его было всецело занято разложенными на прилавках товарами.

Углядев на проплывающей мимо витрине изящное украшение, обозначенное на ценнике как «браслет гламурный, розовое золото», ворон встрепенулся, слетел на плечо хозяйки и тихо, доверительно каркнул:

– Кр-расота...

Яга глянула туда, куда указывал острый клюв.

– Ага, – оценила она вкус крылатого приятеля. – Но ты, Ворон Воронович, про это и думать забудь. Там Болдуин Иерихонский торгует. Серьезный мужчина. Ты у него браслет потыришь, а он тебя превратит в розового фламинго. Ноги длинные, цвет приметный, клюв такой, что ничего не ухватить... как ты тогда воровать будешь?

– Кошмар-р! – ахнул потрясенный ворон.

Тем временем избушка нашла местечко, занятое ватагой лоточников, без команды остановилась и угрожающе притопнула. Лоточники брызнули во все стороны, как воробьи от коршуна.

Яга, перекинув через перила крыльца доску, принялась расставлять на этом импровизированном прилавке связки сушеных змей, жбанчики с солеными мухоморами и веники из трав, целебных и... наоборот.

Тем временем ворон клювом приколачивал над окном лист бумаги, на котором было коряво написано: «А ЕЩЕ ЗАКЛИНАЕМ-ЗАГОВАРИВАЕМ!..»

– Слышь, Ворон Воронович, – сказала Яга, – ты всё равно не усидишь тут. Полетай, посмотри, где что без пригляду лежит и гвоздями не прибито. Только подальше отсюда.

– Бабушка, – из-за спины Яги спросила Васёна, – можно и мне пройтись, оглядеться? Я недалеко!

– Нельзя! У нас времени – до рассвета. С первым лучом солнца конец ярмарке. А у нас квашеные лягушки не распроданы.

* * *

Но время шло, а лягушки не желали продаваться. Да и с другими товарами дело двигалось ни шатко, ни валко. Скучная шла торговля, хоть Яга старалась, надрывала голос:

– Клубок путеводный, чистая козья шерсть, цвета беж... где бурый? Разуй глаза, ты, Иван-дурак подслеповатый! Никакой он не бурый, запылился малость! Зато шустрый – не угонишься! Заведет и не выведет!.. Эй, красавица, не проходи мимо! Знаю, что тебе надобно! Зелье приворотное для сокола ясного! Во, гляди! Плесканешь ему в щи пару стакано́в, дашь закусить квашеной лягушкой... Что значит «воняет»? Зато потом он только тебя в свою больничную палату будет пускать... с ложечки будешь кормить добра молодца! На других и не глянет... Кто врет? Я вру?! Да как он на других-то взглянет, ежели с моего зелья дальше своего носа видеть не будет? Пусть разлучница вокруг него хоть весь белый день ходит – он ее даже в очки не разглядит!.. Верность?! Да с этим лучше всего будет! Ни в жисть твой свет ясный к чужой бабе ночевать не уйдет, ему и тебя-то ублажить не наскребется силушек... Стой, ты куда-а?

Ворон Воронович вернулся с патрульного облета соседних лавок. Опустил на крыльцо небольшой мешок, вспорхнул на плечо своей госпожи, каркнул негромко, деловито:

– Пр-родать поскор-рее...

– Пока не хватились? – понимающе отозвалась Яга.

Ворон ответил неохотно:

– Пр-риметили уже...

– Сильно шумели? – сочувственно спросила Яга.

Неожиданно ворон смутился:

– Вр-роде обр-радовались...

– Вот как? – процедила Яга серьезно. Она много знала о волшебных предметах, от которых хозяева и рады бы избавиться, да не могут. – И что там, в мешке?

– Зер-ркало Пр-равды!

– Ой, то самое? – расцвела Яга, вроде даже помолодела. – Которое «свет мой, зеркальце, скажи, да всю правду доложи...» – оно, да?

Глаза колдуньи затуманились романтической дымкой, а губы зашевелились, словно произнося незабвенные слова: «Я ль на свете всех милее, всех румяней и белее?..»

Но тут же старуха встряхнулась, словно ей за шиворот плеснули холодной воды из ковша. Она представила себе, что именно скажет правдолюбивое зеркало в ответ на такой бесстыжий вопрос.

– Нет, Ворон Воронович, – твердо сказала Яга, – не надобно оно нам. От правды сроду никакой пользы не было. Мне и моего зеркальца хватает. Пусть треснутое да мухами засиженное, зато в ответ не матерится!..

Тут появился покупатель – парнишка на вид чуть постарше Васены, смуглый да гибкий, с черными лохмами до плеч. Одет небогато: синие шаровары, безрукавка на голое тело. Заговорил учтиво:

– Почтенная госпожа, ты торгуешь зельями, не так ли?

Яга просияла, даже морщины почти разгладились. Запела медово-сахарно-паточным голосом:

– Ой ты, гой еси, добрый молодец, королевич чужеземный! Удачно привела тебя дорожка к моей избушке! Не могу тебя накормить-напоить да в баньке попарить: погреб с едой и баня в лесу остались. Но ежели что другое надобно – только скажи, яхонтовый ты наш! Вмиг все спроворим, брильянтовый!

Почему Яга величала гостя чужеземным, было понятно: в ее-то краях такую одежку не носили даже бродяги. А вот почему именовала королевичем? Не иначе как для красоты слога.

– Госпожа, нет ли у тебя сон-травы? Моя дорогая бабушка страдает бессонницей...

– Вот те на! – удивилась Яга. – Первый раз слышу, чтоб у оборотней была бессонница.

Парень напрягся:

– Почему ты решила, что я...

– Ох, а то я не вижу, что у тебя зрачки не круглые, а вроде кошачьих. Но ты не кот... – Яга пригляделась к покупателю. – Змей, верно? Но это дело не мое. Коль за товар платишь, так дела нет, ходишь ты на двух ногах, на четырех или на брюхе ползаешь. Кстати, не купишь ли квашеную лягушку?

– Лягушка мне не нужна. А вот за один-единственный корешок сон-травы я дам тебе вот это. – Парнишка подбросил на ладони медную монету.

Голос Яги разом потерял сладость, стал ехидным:

– У нас говорят: «На торгу два дурака: один дешево дает, другой дорого просит». То ли ты, ужонок, сам дурак, то ли нас с Вороном Вороновичем дураками считаешь! Это за один-разъединственный медяк мы тебе продадим корень сон-травы? Тот самый корешок, что медведь лижет, ложась спать до весны? Да, много у нас и других сонных зелий: дрёма, дурман-белена, горицвет, седая одурь, лень-травушка... Но за одну монетку ни стебелька от нас не получишь! Да я за медяк не продам и банный веник!

– Пр-равильно! – поддержал хозяйку ворон. – Скупер-рдяйничашь, кобр-ра!

Оба ждали, что покупатель прибавит цену: торг есть торг. Но парнишка отозвался кротко:

– О благородная женщина и мудрая птица, у меня больше нет денег. Но могу обменять на сон-траву вот это кольцо моей бедной бабушки, подарок покойного деда. Оно тонкое, но золотое... Это наше последнее достояние. Мне его жаль, но бабушка так мучается каждую ночь...