Простокровка из Дра'мора

Глава седьмая

Ты словно призрак во мне, Стоящий рядом, Словно моя душа, которую я вижу насквозь Своими пустыми глазами…

– Кусака, а ну живо сюда!

Бесполезно: хал-гончая рвалась с поводка и неслась вперед, словно бешеная лошадь, даром что вдвое меньше той размером. Как ни упиралась Марори ногами в землю, как ни хваталась за каждый столб на пути – все тщетно. Псина как угорелая тащила ее по проспекту. И откуда только прыть взялась в этой костлявой туше, по виду и не скажешь, что такая резвая, – доходяга и весь спрос. На деле эта доходяга выделывала те еще маневры.

Усмирить Кусаку удалось только двумя кварталами ниже, когда Марори настолько вымоталась, что была готова упасть мешкам и позволить псине волочить себя следом. Пока она переводила дух, навалившись на рекламный щит, хал-гончая уселась рядышком и с довольным видом скалилась на прохожих, при этом отчаянно виляя раздвоенным хвостом.

– Кусака, я пожалуюсь хозяину, – пообещала Марори. Халы считались домашними животными, причем весьма сообразительными. Кусака, разумеется, прекрасно понял смысл угрозы. – И не смотри на меня, в прошлый раз было точно так же – и что? Я тебя не сдала, а ты снова!

Псина захлопнула пасть и вздумала рычать. Ничего, это они уже проходили, такие штуки действуют раз, максимум – два, но не месяц спустя. Именно столько Марори подрабатывала нянькой этого тощего монстра у добропорядочного ифрита айраса саж Таламина. Трижды в неделю по два часа выгуливала Кусаку и получала за это шестьдесят эспер в неделю. Невесть какая сумма, но все же заметная прибавка к скудному бюджету. Правда, эти два несчастных часа превращались в гонки на выживание, после которых Марори едва таскала ноги. Зато ифрит любил нахваливать, что, мол, Кусаке она нравится и хал-гончая после прогулок выглядит довольной, как никогда.

«Не то, что с прежним», – любил поворчать саж Таламин, на чем свет ругая предыдущего помощника, из-за неосторожности которого его любимец чуть не лишился лапы.

– Слушай, я ведь серьезно, – погрозила Марори, сворачивая поводок в катушку на минимальную длину. – Давай как-то дружиться, а то только вот на таком расстоянии и будешь ходить – обещаю.

Она присела так, чтобы их глаза находились на одном уровне. У хал-гончих глаза были прозрачно-красными, под стать костляво-горбатой хребтине, обтянутой тонкой, как промокашка, кожей.

– Я уйду – и все. Никто твои выходки терпеть не будет, вредная ты псина. Кусака склонил голову на бок.

– И не делай вид, что не понимаешь – у тебя третий ранг интеллекта. Я предлагаю найти компромисс, а не решать задачи по высшей математике, и это ты понять в состоянии.

Кусака подумал. И до дома шел смирно, только пожирал глазами снующих вокруг птиц.

Марори вручила поводок хал-гончей ее владельцу, получила в ответ положенные двадцать эспер и поторопилась вернуться в Дра’Мор.

За последние две недели она заметно преуспела в наверстывании пропущенного материала. По успеваемости все равно болталась последней в списке, но хотя бы подняла уровень оценок с «два» до «четыре». Она никогда не находилась в числе отстающих, более того – в своей группе в старшей школе была бессменным членом тройки лидеров, чем гордилась. Статус отстающей студентки здорово нервировал, приходилось из шкуры лезть, чтобы поправить положение. Первым на очереди был Морту и его вездесущее желание выставить вон нерадивую студентку. И она нашла способ посещать его зловонные пары. Для этого пришлось порядочно понадоедать милой Ирри Данва, чтобы заполучить у той рецепт зеленых комочков, которыми горгулья затыкала нос. А потом еще и потратиться на закупку необходимых компонентов. И буквально вылизать рабочую лабораторию после того, как в ней побывали первокурсники, чтобы выпросить несколько часов для «личных нужд». Но оно того стоило и дело выгорело. Когда на следующей паре она как ни в чем не бывало подошла к столу, где Морту с особой тщательностью разделывал пищеварительную систему красного дуккара, глаза на лоб полезли даже у Аситаро. Профессор Дохляк некоторое время пытался придраться к ее присутствию, но девушка, вооружившись терпением, не поддавалась ни на одну провокацию. В конце концов, Морту сдался и даже милостиво позволил «настырной поганке» изредка помогать ему препарировать. Сомнительная честь, от которой остальные открещивались всеми правдами и неправдами, но Марори не отказывалась никогда.

В языковых дисциплинах она стабильно шла вверх и даже подтянула норсирские руны, которые Потрошители между собой называли «мозгодробительной зубоковырялкой». Убийственные сочетания гласных и согласных, тандемы бесконечных шипящих и рычащих звуков, которые имели десятки значений в зависимости от протяженности и твердости произношения. А когда Даган как бы между прочим спросил, не даст ли она «скатать» лабораторную по разложению астия на составляющие, Марори с удивлением даже для себя обнаружила, что больше не испытывает дискомфорта в присутствии своих проклятокровных однокурсников. Привычка – великая сила.

И, конечно же, все это стоило того, чтобы дважды в неделю изучать Плетение. Все ее скромные успехи ограничивались манипуляциями с простейшими стихиями, вроде призрачного света и наведения тени, но Марори намеревалась добиться большего если не талантом, то усердием и прилежностью. И, может быть, когда все немного поуляжется, поднять вопрос о переводе к Адептам Плетения. Потому что кроме ее безоговорочной любви к Плетению, Крови мироздания, причиной для перевода было и стремительно истекающее время до момента подачи заявки на инициацию Хаосом. Ведь в практической части она безоговорочно пасовала и огребала ото всех, от кого могла огрести, в том числе и от пола, на который ее регулярно роняли, и от стен, на которые ее так же регулярно швыряли. А ведь это была только подготовка – в зале с матами и тренировочным оружием. Без поддержки фэлфаэров.

«Зеленая скукота», – как любили говорить ее проклятокровные однокурсники.

До подачи заявления оставалось пять дней. И месяц после этого, чтобы подготовиться, сходить в Хаос, поймать хоть самое завалящее порождение и каким-то образом ухитриться выйти обратно живой и, по возможности, пригодной для дальнейшего обучения. Список, в котором все пункты, кроме первого, помечены грифом «невозможно».

По пути на станцию Марори все же нашла силы зайти в магазин и купить всяких вкусных сладостей и пару пакетов с соком. Они с Нимом договорились устроить что-то вроде пикника по случаю полного схождения с его лица синяков. Марори до сих пор чувствовала себя виноватой и каждый раз извинялась. Эльф каждый же раз говорил, что еще одно извинение – и они больше не друзья, и что синяки красят мужчину, и вообще стычка с Аситаро прибавила ему веса в глазах однокурсников.

На станцию Марори пришла с опозданием. Десятичасовой экспресс ушел, оставалось ждать следующий. Кроме нее на станции не было ни единой живой души, впрочем, вполне привычное явление, как она успела заметить. В такое время все дра’ морцы только-только выбирались в загулы. И в основном ехали оттуда, а не туда.

В телефоне пискнула СМСка от Эашу. Инкуб интересовался ее планами на завтрашний день и предлагал встретиться в романтической обстановке и обсудить то, что давно требовало обсуждения. Это казалось невероятным еще месяц назад, но она все-таки смогла привыкнуть к его сальным замашкам и даже научилась парировать их шутками.

«Предлагаю встретиться в тренировочной и поговорить обо всем в спарринге», – набрала она в ответ.

После второго подготовительного практического занятия нужда заставила Марори переступить через себя, через страх нарваться на неприятности и обратиться Эашу за помощью. Нет, сначала она, конечно, почитала всякие руководства по технике, но вынесла оттуда лишь то, что хват топора значительно отличается от хвата короткого меча, а тот, в свою очередь, совершенно не подходит для желающих сражаться копьем. В отличие от теоретических наук, учебники совершенно не помогали наверстывать практические навыки.

Инкуб согласился, но не скрывал, что намерен использовать каждую секунду себе во благо, то бишь – уговаривая ее познать прелести плотской любви в его объятиях. А еще он предупредил, что боец из него не очень хороший, потому что для грязной работы у его семьи достаточно вышколенных «шавок». На ее вопрос, что он тогда делает среди Потрошителей, Эашу ничего не ответил, но зато она снова поймала его задумчивым. Похоже, и у всего из себя беззаботного змееглазого искусителя есть старые мозоли.

Около мусорного контейнера что-то зашевелилось. Сначала Марори подумала, что это ветер шевелит вывалившиеся наружу остатки бумажных пакетов, но шевеление усилилось. Потом к нему прибавилось жадное выразительное чавканье, а еще через минуту из-за мусорки материализовалась тень и медленно поползла прямо на нее.

Девушка интуитивно отодвинулась на скамейке, а потом и вовсе сорвалась вскочить на ноги. Тем временем тень раздалась вширь и приобрела гуманоидные очертания. Марори попятилась, налетела спиной на рекламный лайт-бокс, который тут же и погас. А за ним следом и фонарь. В наступившей темноте единственным источником света остался ее телефон. Светом от экрана она полоснула по химере. и замерла с неразорвавшимся криком на губах.

Ахас! Сначала появился один, потом за его спиной замаячила одна, три, пять голов. От их стонов Марори бросило в дрожь. Щупальца с иголками на конце тянулись к жертве, заставляя вспомнить, какую адскую боль причинило одно из них.

Девушка бросилась наутек – куда и усталость делась! Фонари гасли перед ней один за другим, и вскоре улица утонула во мраке. Она мчалась наугад, не видя и не разбирая пути, и скоро на всей скорости нырнула в подземный переход. На ногах удержаться не получилось, она кубарем скатилась вниз, пересчитав ребрами каждую ступеньку. На пол приземлилась плашмя, больно стукнувшись подбородком. Во рту появился вкус крови, перед глазами заклубился алый туман. Марори словно оказалась в полнейшем вакууме: ни шороха, ни вздоха, полнейшая тишина. Она посветила перед собой телефоном – ничего, пусто. И все же что-то подсказывало, что она не одна и что создания, чем бы они ни были, совсем рядом.

Словно в подтверждении ее догадки, из мрака раздался детский плач пополам с хрипом умирающего и с воплем матери над телом ребенка. В следующую секунду тень налетела на нее. От страха Марори не могла ни пошевелиться, ни вздохнуть, ни позвать на помощь. Она как будто осталась наедине с квинтэссенцией кошмара. И на ноги не встать – голень болит так, словно иглами нашпиговали.

Все, что она могла сделать, – загородиться рукой от неизбежного. Тень навалилась на нее, выдохнула в лицо облаком пепла и воткнулась в грудь. Марори вскрикнула, чувствуя, как стремительно леденеет. Это был совсем не тот холод, который сопровождал чокнутого шанатара, – нечто во стократ превосходящее. Словно к ней прикоснулась сама сущность льда.

Она вскрикнула – и провалилась туда, где было сыро и бесконечно пусто.