Одинокий Шквал

Одинокий Шквал мрачно всматривался в смоляную пучину. Зеленоватое марево сгустилось, формируя собой рябившую, прозрачную, как мираж, фигуру. Над водной гладью завис в воздухе бледный призрак молодой нордки. Шквал горько сглотнул. Он узнал её. Как видно, именно его невесёлые думы привлекли сюда эту девушку, практически девочку, которую Шквал когда-то так и не успел отбить. Глаза скользили по её тщедушному тельцу, облачённому в изорванное платье. Такой он её и нашёл тогда недалеко от причала. Сколько его парней успело над ней поглумиться, Шквал не знал. Судя по густо заляпанному свежими бордовыми пятнами подъюбнику — далеко не один. Тех, кого он застал над её телом и тех, кого удалось отыскать позже — он наказал со всей суровостью. Но казнить или увечить не имел права, потому, отбыв порку линьками(14) и лишившись права на трофеи, насильники вернулись в строй живыми, пусть и помятыми. А вот ей вернуться уже не вышло: как сказал Шквалу корабельный лекарь — причиной смерти стали сильные внутренние кровотечения.

— Прости меня, дитя, — шепнул Шквал, глядя в немигающие холодные глаза призрака.

Девушка протянула руку и зашипела: худенькое, опухшее от слёз лицо исказила злоба. Шквал не дрогнул и не отошёл — он знал, что заслужил. Чары ожидаемо не дали духу приблизиться к кораблю ближе, чем на три альна(15), но этого расстояния хватило, чтобы Шквал смог рассмотреть грязные исцарапанные щёки и синюшние разбитые губы в мельчайших деталях.

— Простить тебя? — Её голос обжигал холодом, словно ледяные чары. — Разве такое можно простить? Не Братья ли Бури(16) кричали о том, как опасны для нас эльфы? Сулили свободу от власти Доминиона и Империи? Так посмотри, что твоя ватага со мной сделала, брат-норд! Достаточно ли я выгляжу свободной?

Шквал стиснул зубы и смолчал — так же, как молчал каждый раз до этого. Она была далеко не первым призраком, который являлся ему с тех пор, как Шквал принёс присягу Ульфрику. Поначалу робкие, но с каждым днём, с каждым месяцем, всё более смелые, духи представали перед Шквалом, паря над тёмной водой, и винили, кляли его за то, что он навлёк на них гибель и забвение. Другого, возможно, такая компания бы и напугала, но Шквал сознательно выходил на нос корабля каждую ночь — хоть так, разрешая им изрыгать на себя брань и стенания, он ощущал, что он — не конченый мерзавец. Что остатки совести не сожрали ни кровожадность его команды, ни амбиции его короля, ни собственная слабость и неумение сказать «нет».

Над волнами возник ещё один человек. Шквал болезненно сморщился. Скегги. Бывший кормчий приветливо помахал Шквалу и этим заставил того чувствовать себя во много раз хуже, чем если бы Скегги каким-то образом преодолел чары, залез на палубу и принялся его душить. При жизни Скегги был человеком того же пошиба, что и сам Шквал — он крепко любил море и ненавидел бессмысленное кровопролитие. А вот как верный рулевой и хороший друг умер, Шквал не знал — хотя и догадывался. Куда более острый на словцо и вспыльчивый, чем он сам, кормчий ввязался в драку со сраными магами. Справедливо полагал, что отходившая от порта Виндхельма «Северная дева» со всеми пассажирами, «остроухими тру́сами» — так ульфриковы лизоблюды звали данмерских женщин с детьми и стариками, желавших уехать прочь от чужой войны(17), — сгорела не сама по себе. Совсем уж слабо верилось, что всего через два дня после той злополучной драки такого опытного моряка, как Скегги, смыло за борт. И всё же Шквал малодушно проглотил ту трагическую гибель — ведь его корабль мчал на перехват талморскому галеону, и на его успех надеялся сам король…

Скегги хотел было приблизиться, что-то сказать, но появившаяся словно из ниоткуда вереница духов — серокожих, покрытых ожогами эльфов — дружной толпой окружили его и принялись теснить прочь. В какой-то момент воздух пронизали десятки протяжных стонов, полных ярости и боли.

— Стойте! — отчаянно вскрикнул Шквал, тщетно пытаясь различить друга в накрывшем собой весь северо-восток сгустке недовольных призраков. — Это был не он! Не Скегги! Не трогайте его!

— Конечно, — согласился властный голос по левую руку. — Это был ты. Капитан всегда несёт ответственность за свою команду, Одинокий Шквал.

Шквал обернулся и скривился, поняв, кто перед ним.

— Катись ты в пекло, генерал Туллий(18). Ничего этого бы не произошло, кабы не твоя Империя…

— «Моя Империя»? — зло усмехнулся призрак, одетый в раскуроченный тлеющий золочёный доспех. — О нет, это не «моя Империя» стирала нордские деревушки с лица Нирна(19), Шквал. Не «моя Империя» сжигала ваши города. Не «моя Империя» развязала руки сумасшедшему редгардскому магу, который не брезгует ни массовыми казнями, ни призывом даэдра(20), ни некромантией. А как же быть с теми глупцами, которые отведали волчьей крови по его наущению? Говорил ли твой любимый Ульфрик им, что станется после такого с их нордской душой? Или то, что им теперь не видать вашего ненаглядного Совнгарда(21), новость даже для тебя? Так что нет, Шквал, всё это сделали не мы, но вы. Сами, своими руками. И сейчас вы, доблестные Братья Бури, плывёте в Хай-Рок(22) вовсе не потому, что вас заставила «моя Империя». Так хочет Ульфрик, которому мало захваченного севера, мало узурпированного трона Верховного короля, мало оболваненных и жалки…

— Не смей! — Шквалу хотелось ткнуть пальцем в исказившееся презрительной ненавистью лицо имперца, но он сдержался, вспомнив о том, как это опасно. И всё же терпеть слова этого призрака Шквалу было почти физически больно. Мысли, что годами глухим неразборчивым гулом зудели на задворках его собственной головы, Туллий вываливал на Шквала так же безжалостно, как льют горячую смолу из варницы(23). Шквал оттянул ворот, хрипло вдохнул морозный воздух. Нет уж, с него, пожалуй, хватит, во имя Девяти! Призраки с каждым разом становились всё громче, их слова — всё хлёстче, но и душевные силы Шквала были не бездонны — на сегодня он мёртвых уже наслушался. Тем более что Туллия, в отличие от многих иных, сгубил не он, и… Впрочем, к чему притворства — в этой смерти Шквал тоже сыграл свою роль. Пусть и настолько крошечную, как привезти генералу на порог его палача — Довакина.

— Что, Шквал, неужто правда настолько колет глаза? — продолжал ехидничать покойный враг, указывая рукой на целый легион призраков, что один за другим появлялись над водой.

Шквал сделал шаг назад. Нет, тут явно было что-то не так! Чересчур много душ. Было ли дело в том, что корабли вышли слишком далеко в открытое море? Может, родные воды вокруг Скайрима щадили Шквала, а здесь, так далеко от суши, у мертвецов было больше власти?

Шквал заозирался. Не странно ли то, что духов вокруг было так много, их замогильные голоса наполняли уши воем и стонами, но никто из его воинов не проснулся? Ни один моряк не выглянул посмотреть, что происходит? Хотя, они, конечно, могли всё слышать и именно поэтому боялись совать нос на палубу. А может быть… Шквал сглотнул. Может ему стоило обратиться к лекарю и спросить, могло ли ему всё это просто померещиться? Шутка ли — Одинокий Шквал почти не спал. Уже и сам не помнил, как давно бессонница украла его ночной покой, оставив взамен эти тревожные бдения наедине с павшими. Были ли они здесь на самом деле или лишь казались ему?

Он сделал ещё шаг назад. Нужно было либо позвать кого-то, либо просто отправиться к себе и попробовать уснуть. Как бы там ни было, ни настоящие, ни кажущиеся призраки не могли бы преодолеть чары и ступить на палубу, а значит — не могли принести реального вреда.

— Трус, — процедила сквозь зубы изнасилованная девчушка и сплюнула в его сторону призрачной слюной. — «Ужасный ульфриков хлыст», «морской дьявол», «великий адмирал Одинокий Шквал» … Убожество! Я столько страшных баек о тебе слыхала, а ты жмёшься, как щенок, боясь простой правды!

— Значит, ты хочешь правды, девочка? — мучительно выдохнул Шквал, уже почти собравшийся было покинуть палубу. — Ну так слушай! Правда в том, что мне даэдрово жаль, что с тобой это случилось! Мне жаль, Обливион меня побери, что вы погибли! — Он повысил голос, обращаясь ко всем духам разом. — Но я дал присягу моему королю и буду верен ей!

С этими словами Шквал решительно отвернулся и отправился прочь, в каюту.

— А верен ли тебе твой король, любимый? — молвила за спиной та, кого Шквал никак не ожидал здесь услышать. Он медленно обернулся. Жена грустно улыбалась ему, а её кудрявые рыжие волосы колыхались в порывах морского бриза.

— Келда! — Шквал не подбежал — подлетел к борту, не веря тому, что видел. — Любимая!

Он всё смотрел на неё и не мог налюбоваться. Откуда? Как? Впрочем, какая разница? Сейчас Шквалу не было важно ничего, кроме её веснушчатого лица и зелёных, как молодая листва, глаз. Келда наклонила голову вбок: на пушистых ресницах дрожали слёзы.

— Я так ждала тебя, — тихо проговорила она, безрадостно вздохнув и обняв живот. — Мы оба ждали…

— Келда, — только и мог шептать Шквал, крепко вцепившись пальцами в борт.

— Почему ты выбрал присягу королю, но не клятву, данную у моего тела, любимый? Почему вновь ушёл в море, даже зная, что, соглашаясь, морем крови ты зальёшь весь Скайрим? Неужели ты не понимал, что сотни деток — таких же деток, которых хотели и мы, — будут оставлены сиротами или убиты…

— Я… — Шквал не знал, что на это сказать. По его обветренному лицу, по чёрным усам ручьями текли слёзы, и он ничего не мог с этим поделать. Он смотрел Келде в глаза и просто не мог сказать, что не понимал этого. Не имел на это никакого права. Ведь раз не хватило ума заранее осознать, что ему готовит Ульфрик, то после первого же похода всё стало предельно ясно. И всё же он не ушёл, остался. Продолжил.

— Я ждала тебя, — повторила Келда. — Ждала тебя, а пришёл он.

— Что? — непонимающе выдохнул Шквал. — Кто пришёл, родная? О чём ты говоришь?

В её взгляде смешались жалость к нему и боль за саму себя.

— Твой «друг», любимый. Тот, кто, имея огромный дворец, золото и венец ярла, всегда желал большего. Он хотел получить весь Скайрим, корону конунга, а ещё, как оказалось, он давно хотел себе твою жену. Я не понимала до последнего — думала, что ярл искренне хотел помочь, пока ты был в море. Потом, как видно, он устал намекать и пришёл с признаниями. Знал бы ты, что он мне предлагал! А как получил отказ, то овладел мною силой. Я проклинала, обещала рассказать тебе. Ну и… — Келда повернула голову и откинула рукой локоны, обнажая окровавленный висок.

— Нет! — Шквал отшатнулся, его лицо исказилось от шока. — Не может быть! Келда, ты же упала, когда пыталась достать блюдо! Я видел разломанный стул, кровь на тумбе, о которую ты ударилась! Видел осколки чёртовой тарелки!

Он вновь отступил на шаг. Теперь-то Шквал точно понимал, что всё происходящее ему просто чудилось! Игры уставшего разума, воскресившего перед глазами образ жены, по которой он так невыносимо скучал. И всё же он не настолько сошёл с ума, чтобы поверить. Ульфрик был на его свадьбе, был желанным гостем в его доме, был героем и освободителем Скайрима. Ульфрик не мог…

В груди закололо, и Шквал, поморщившись, смежил веки.

Ульфрик утопил Скайрим в крови его руками и руками пришлого колдуна. Ульфрик отправил его в рейд к Хай-Року, и он был последним глупцом, когда считал, что это имело хоть какое-то отношение к безопасности Скайрима. Ульфрик умел брать силой и убивать — эту черту короля война показала нагляднее некуда. И, Одинокий Шквал это понял еще тогда, в первую и единственную свою попытку уйти в отставку, — Ульфрик давно уже не был его другом. Возможно, Шквал просто не осознавал до конца, насколько давно.