Механическое сердце

— Птица залетела в пятый отсек, и из-за ее внутренностей не крутились некоторые шестерни, которые дают тягу на охладительный вентилятор. Я подумала, что она попала в пятый отсек, когда дракон или взлетал или снижался, а потом я подумала, что может быть, другая птица залетела еще куда-нибудь. И решила проверить. Потому что я не хочу, чтобы мой повелитель сломался.

Эта информация была одновременно и правдива, и нет. Джо была озадачена собственным ответом.

— Уровень свободомыслия около единицы, — прострекотал император. — Эта функция внедряется только полностью сформировавшемуся человеку. Но тебе, Птица Джо, только тринадцать лет. Ты ходила к нелегальному врачу? Отвечай.

— Нет, мой повелитель. Мне этого никто не приказывал.

Будь она одета по форме — так, как положено представать перед императором, то они оба увидели бы, как синяя жидкость в сосуде сердца Джо постепенно бледнеет, а золотой цвет на дне становится все насыщенней. Но на Джо, которую мама Динь вытащила из комнаты без предупреждения, была надета закрытая одежда.

— Непозволительно мастеру, знающему устройство моего дракона, иметь неконтролируемый уровень свободомыслия, Птица Джо. Но и в утиль отправлять тебя неразумно. Мне придется принять решение по твоему поводу. А тебе я приказываю сидеть у себя в комнате и ждать. Иди и делай.

Птица Джо поднялась с колен, поклонилась, и уже на выходе, закрывая синюю дверь, еще раз посмотрела на своего императора.

На нее в ответ посмотрел железный скелет, внутри которого крутились и вертелись механизмы.

— В старых книгах написано, что людей создал Странствующий Бог, Птица Джо, — вдруг добавил он. — После этого он нас покинул, но иногда продолжает являться к тем детям, что ломаются. Подумай об этом.

* * *

А Птица Джо ломалась и ломалась, разбивая привычные мысли и желания на тысячи кусочков. Они теперь казались ей недостаточными и слишком плоскими. Словно бы следствие оказалось без причины — или наоборот. За одной мыслью следовали три запрещенные, и за ними шли шеренги путающих выводов. Вдруг стало казаться неправильным даже про себя проговаривать эти мысли — словно их услышат и окончательно уверятся, что Птица Джо сходит с ума.

С Эрис так же было? Почему она начала кружиться? Чтобы выгнать докучливые, неправильные слова из сознания?

Все казалось, будто шестерни в голове стачивались и превращались во что-то более хрупкое. Но в голове у нее были мозги, а не железо. Кроме того, пришло какое-то новое, непонятное желание, но обозначить его словами оказалось невозможно.

Щенок кинулся ей навстречу с радостным визгом, налетел, безумно дергая хвостом, и принялся облизывать подставленные руки.

— Зачем ты это делаешь? — задушено спросила Джо.

Она ослушалась императора — не пошла в свою комнату, что теперь будет? Будущее подступало неотвратимо, огромными шагами, сквозь которые стрекотал часовой механизм. Будущее, которого она не знала, не понимала и оказалась неспособна спрогнозировать. На первый взгляд — как короткий разговор с сумасшедшей Эрис и отданный ей щенок спровоцировали такое?

Почему Птица Джо должна перестать существовать из-за этого? Ведь она не желала навредить императору, она хотела хорошего, так почему результат оказался противоположным?

Джо неуверенно поднялась на ноги, оттолкнула щенка и принялась неуклюже крутиться на месте — как Эрис в поисках ответа. Она кружилась и кружилась, взмахивая руками в попытках удержать равновесие, а щенок радостно скакал у нее под ногами.

— Мы уйдем, — воскликнула Птица. — Мы просто уйдем из города, понимаешь?

Решение было неправильным, но повиноваться императору, когда рядом с ней не было его самого, не было желания. Птица Джо, конечно, знала, что приказы важнее желаний, но внутри нее вдруг появилось столько лишних мыслей, что они затмевали все остальное.

В сознании росло понятие «не хочу».

— Никакому технику, работавшему с драконом, не положено иметь неконтролируемый уровень свободомыслия, — задумчиво и медленно проговорила она в мохнатую мордочку глупого щенка. — Но если я уйду из города, я перестану быть техником, а император не говорил, что безработному человеку, работавшему с драконом, запрещено иметь неконтролируемый уровень свободомыслия. И тогда я ничего больше не буду нарушать.

Птице Джо вдруг захотелось широко-широко улыбнуться.

* * *

Часовой город вскоре остался позади, пыхтя бесконечно коптящими трубами. Время вне видимости хода часовых и секундных стрелок остановилось и перестало иметь значение. Мир здесь был совсем другой, отличный от того, что когда-то знала созданная в родильном цехе девочка с длинными костяными пальцами.

Здесь всюду в землю врастали огромные деревянные столбы — такое было и в городе, но здесь в одни столбы врастали другие — потоньше да покривее — и заканчивались острыми зелеными колючками. А еще стояла относительная тишина — ни тиков, ни таков, ни рева пламени, ни звуков выброса раскаленного пара из турбин, ни въевшийся навсегда в ее мозг звук трещотки.

Птица Джо странно себя ощущала, но шла прямо сквозь врастающие столбы. И они не кончались, а росли совсем беспорядочно, не неся никакой пользы, преграждая ей путь. И в какой-то момент Джо вспомнила, что давно не слышала щенка — пришлось вернуться по собственным следам, чтобы найти его, совсем растерянного и несчастного. Щенок скулил и отчаянно прижимался к ней — это тоже было почему-то приятно.

Птица Джо застыла посреди темнеющего леса, обнимая щенка, а из глаз ее впервые в жизни текли слезы. Только она никак не понимала, что это такое, и почему в горле застрял комок.

Вскоре меж деревьев заструилась узкая утоптанная дорога, устланная чем-то мягким и зеленым, и Птица Джо, отчаянно зевая, решила больше никуда не сворачивать. Ведь дорога всегда приводила к чему-то, и, возможно, она найдет такой город, где ей позволят держать у себя щенка. И не нарушать этим закон.

О том, что тот щенок был ей не нужен, Джо давно забыла — он спал теперь у нее на руках мягким клубочком и недовольно ворчал, когда на пути попадалось внезапное препятствие и Джо спотыкалась.

Вместе с опустившейся на лес тьмой пришли новые звуки — ухи и ахи, раздающиеся с разных сторон и даже иногда в самой голове, порхание коротких крыльев, пронзительные крики ночных птиц и чье-то шуршание на грани слышимости. Джо остановилась, не видя больше дорожки, и подумала, что была совсем неразумна.

Ведь ей нужно спать, есть и пить, а она взяла только хлеба и несколько литров воды. О постели она совсем не подумала, как и об огне, но последнее было простительно — ни один ребенок не знает, что, идя в лес, нужно взять спички, если ему об этом не рассказывают.

Поэтому она поела и накормила жадного щенка, а затем легла прямо на землю и уснула.

Так прошло три дня — бесконечный, чужой лес, глупый щенок и холод по ночам. Птица Джо все шла и шла, вдыхая незнакомые запахи и познавая новый мир. Она уже узнала, что если сорвать странную розовую штуку с земли, через несколько часов она перестанет быть красивой и завянет. Что яйца, если повезет, можно найти высоко на столбах. И еще что змеи — это не еда, а такое животное, как щенок, только без лап и шипящее.

Она шла и шла, и шла, и разум ее, не занятый больше решением новых, сложных загадок, словно расширялся, превращался в бесконечность воздушной пустоты, а в ней плавали незримые ответы, дотянуться до которых почти невозможно. Однако казалось, они со спокойным нетерпением ждали Птицу Джо и ее длинные пальцы.

В пустоте пряталось еще какое-то красивое слово — она не знала, как оно звучит, но зато уже попробовала на вкус — бесконечное, легкое и обволакивающее. Надежное, но в то же время хрупкое.

Сердце покрывалось золотом и все больше привязывалось к щенку.

Прошло еще семь дней, и Птица Джо походила на оборванку — тощая, грязная, и рядом точно такой же бежал щенок.

А в один день она встретила человека.

Человек был высок и невозможно рыж. Он сидел на ветке, которые Птица все звала маленькими столбами, и улыбался.

— Эй, — окликнула Птица. — А что это ты делаешь на столбе?

— Сижу, — ответил человек. — И какой же это столб, девочка? Это самая настоящая ветка.

Он принюхался и важно добавил:

— Сосновая.

— Ветка? — удивилась Птица. — Маленький столб — это ветка? Но почему не маленький столб?

— Ах, девочка, — рассмеялся человек. — Неужели ты не знаешь? Маленький столб — это мертвая ветка, а я сижу на живой.

— Живой? Как это? Но она не ходит и не дышит! Я бы заметила, я уже много-много дней тут хожу! Вы что, врете мне, господин?

Человек оказался таким же глупым, как и ее щенок — только разве говорить умел.

— Ох, девочка, — покачал он головой и спрыгнул на землю. — Совсем не дышать и ходить, чтобы быть живым. Иди-ка сюда.

Он протянул длинную руку ей за ухо и достал завядший цветок.

— Вот видишь, это мертвый цветок, а до того, как ты сорвала его, он был живым. Сначала он был маленьким семечком, затем побегом, неприметной травой, а потом распустился цветок. И ты, девочка, его убила. Нет-нет, — он погладил ее по голове. — Не расстраивайся, теперь из него получится несколько таких же красивых цветков.

— Я вас не понимаю, господин. Что такое семечко и побег, и трава, и…

Человек рассмеялся и переключил внимание на подбежавшего щенка.

— О, да у тебя с собой есть целый настоящий друг! Вот это здорово! Привет, друг! — он схватил щенка на руки и мягко потрепал его шкурку. — Какой замечательный, верный и мохнатый друг!

— Да! — обрадовалась Птица тому, что знает хоть что-то. — Когда он вырастет, он подарит мне целый мир!

— Целый мир, вот как… Но разве у тебя нет мира, девочка? Вот, посмотри, что вокруг — деревья, трава, птицы, жучки, гусеницы. И ты тут тоже есть, у тебя разве нет этого мира?

— Но…

— И ты у этого мира есть, — еще раз рассмеялся человек. — Ну, пойдем, я тебя и твоего друга накормлю.

Он шагал так широко, что Джо пришлось схватить на руки щенка и почти бежать за человеком. Человек хоть и был глупым, но его слова вдруг сумели правильно утонуть в той пустоте, к которой она не могла подобрать название, и слово «мир» заиграло каким-то новым смыслом.

Человек привел их на поляну, посредине которой горел жаркий костер, а над ним на воткнутой ветке висела черная от копоти кастрюля.

— Ты не ответил, господин, — сказала Джо, опуская щенка на землю. — Что такое семечко, побег…

— О, подожди-подожди, — человек смешно замахал руками, постелил на землю свою куртку и сел на нее, спустя миг усадив рядом с собой Джо. — Мне вдруг пришло в голову, что невежливо разговаривать на такие важные темы, не познакомившись. Меня зовут Реджинальд, а тебя?

— Птица Джо. А что у тебя в кастрюле?

— О, Птица Джо, там кипит самый настоящий мировой чай.

— Как это? — удивилась она, разглядывая лицо Реджинальда. Оно тоже было совсем-совсем странным, как у Эрис — гладким, без гогглов или защитной кожи на носу и рту.

— А вот так — мир поделился со мной. Там листиком, там травинкой, ягодой, орешком, и получился чудесный чай. Хочешь?

Он вдруг откуда-то достал кружку, на ощупь оказавшуюся очень теплой и шершавой, и наполнил ее горячим отваром. Птица Джо осторожно поднесла чашку к носу, вдохнула аромат и почувствовала, что он тоже тонет в той пустоте.