Механическое сердце

Механическое сердце

Грязный и влажный воздух наполняли непрерывные вечные звуки мягко щелкающих шестерней, ход часовых стрелок и далекий цокот подков. На улице Веселых могильщиков, куда выходила треть труб двух ближайших фабрик, обитали только рабочие. Те, кто с утра до ночи, не разгибая спины, работал на своих хозяев.

Некоторые люди рождаются с предназначением служить другим, другие — для того, чтобы принимать почести. А те, кто жил на улице Веселых могильщиков, родились с талантом работать на фабриках. У них с детства были крепкие руки, подходящее телосложение и, разумеется, подходящий талант. Те, кто использовал его по назначению, заслуживали добрую славу и надпись «Честный гражданин» на могиле.

Наступала ночь, и люди медленно разбредались по домам — уставшие, пропитанные вонючим потом, с горсткой монет в кармане. И тем более было удивительно видеть, как среди клубов пара и дыма на узком тротуаре кружилась тонкая девушка.

— Она сломалась? — с замешательством спросила Птица Джо провожавшую ее воспитательницу. — Крутится и крутится, и ногой одинаково отталкивается. Как будто ее заело.

— Не смотри, — одернула ее та, но все-таки, когда они со спешкой миновали девушку, ответила: — Это одна из бессердечных. Их сердца становятся золотыми и зарастают крысиной плотью. Их невозможно починить, и они сумасшедшие. Будешь много отвлекаться на посторонние разговоры, станешь такой же, Птица Джо! Видишь, что творит?

— Кружится, — согласилась Птица. — А зачем?

— Вот именно! Ни за чем, просто так, тьфу ты, Странствующий Бог! И надо же настолько растерять мозги, чтобы заниматься бессмысленным занятием! Нет смысла — нет сердца, запомни это, Птица Джо, если хочешь стать честной гражданкой.

— Но мама Динь, подожди, у нее же совсем нет таланта! — в безмерном удивлении Птица застыла на месте, тщась разглядеть в девушке одно только ей ведомое.

— А нет сердца — нет таланта! — сердито добавила мама Динь и, схватив Птицу за длинные костяные пальцы, поволокла вперед.

— То есть, совсем-совсем нет? Но ведь всех создают с талантами! Такого не может быть, чтобы…

— Не отнимай у меня времени, Птица Джо! Тебе давно пора ужинать и спать, а не пялиться на городских сумасшедших! Иди, кому сказала! Завтра я тебя забрать не смогу, сама встанешь, поешь и придешь на фабрику вовремя. Понятно? Я попрошу старших ребят тебя разбудить.

Воспитательница огромным медным ключом отперла барак и затолкнула Птицу внутрь, тут же заперев замок обратно — она отвечала за безопасность детей и поэтому принимала строгие меры по контролю. Хотя Птица доподлинно знала три тайных лаза, но никогда ими не пользовалась. Зачем? Все, что ей было нужно, давала мама Динь, а необходимый минимум физических упражнений она и так перевыполняла на работе. Правда, Птицу иногда тянуло побродить по Часовому городу, но их с создания учили игнорировать бессмысленные, не приносящие практической пользы желания.

В тот день ей оставалось только скудно поужинать, умыться, обработать специальным раствором пальцы и лечь спать. Но случай как всегда вмешался нечаянным стуком в крохотное окно.

Птица Джо обладала прекрасным слухом, поэтому даже сквозь плеск воды и разговоры соседей по комнатам услышала стук.

За окном стояла та самая сумасшедшая, которая крутилась в клубах пара и дыма на улице Веселых могильщиков. Она застыла перед окошком, почему-то закусывая верхнюю губу. Птица сомневалась только секунду, но потом распахнула раму, впуская в помещение сырой, тяжелый воздух.

— Почему ты крутилась? — спросила она требовательно. — Мама Динь сказала, что у тебя совсем нет никакой цели. Это правда?

Девушка действительно показалась Птице странной — ее лицо было… просто лицом — гладкая светлая кожа, ничем не закрытые глаза и нос, губы бледно-розовые и густые черные волосы.

— Я не крутилась, — ответила она непонятным тоном. — Я танцевала.

— Что делала? — изумилась Птица. — Танце… вала? Ты что, придумываешь разные слова, имеющие один и тот же смысл? Но зачем?

— Нет-нет, послушай… танцевать — это… — и тут лицо девушки приобрело озадаченное выражение. — Это не крутиться. Танцевать — это выражать свои мысли, ощущения. Но, наверное, ты не поймешь меня… Как тебя зовут, девочка?

— Птица Джо, а тебя?

— Эрис Тотуэй. Джо, ты смотрела на меня, когда я танцевала, и я видела, что тебе интересно, а значит, есть надежда, что ты тоже когда-нибудь поймешь...

— Подожди-подожди, — прервала ее Птица. — Я еще не разобралась. Я видела, ты крутилась на месте и отталкивалась одной ногой, а ты говоришь, будто не крутилась, а танце... вала. А ты крутилась, поэтому ты мне врешь! А мысли нужно выражать языком и связками! Неужели тебе никогда об этом не рассказывали?

Если бы Птица Джо имела хоть какое-то понятие о том, как сложно иногда подобрать слова, объясняя ничего не понимающему человеку вещи, которые можно только чувствовать, она бы определила улыбку Эрис, как растерянную. Но Джо в своей жизни испытывала только тот узкий спектр эмоций, что вложили ей при создании — они позволяли испытывать симпатию к работе, еде и сну, и еще, пожалуй, уметь быть веселой.

Говорят, когда-то давно людей делали без последнего умения, и люди часто ломались, не доживая даже до тридцати лет. Говорили, что они сами порой способствовали окончанию срока своей годности — например, прыгали с моста Двух Башен или просто вскрывали свое сердце, выпуская наружу всю жидкость.

А Эрис, в свою очередь, совершенно не умела объяснять даже элементарных вещей.

— Если ты хочешь это понять, Джо, — сказала она, — то тебе нужно для этого кое-что сделать. Вот, возьми, у меня есть для тебя подарок… Я, как только увидела тебя, подумала, что нужно обязательно подарить тебе его.

Эрис протянула Птице сверток плотной ткани и снова улыбнулась.

— Если ты сможешь стать ему хозяйкой, ты обязательно поймешь, что такое танцевать. А теперь мне пора. Я знаю, за мной скоро придут из полиции нравов, нужно уйти до того, как мы встретимся.

— Ты странная, — возмущенно заявила Джо. — Правильно сказала мама Динь, ты с ума сошла.

Она уже хотела было захлопнуть окно, но что-то заставило ее задать еще один вопрос.

— И куда ты пойдешь?

— Я? О… я пойду по моховой тропинке. Говорят, если никогда с нее не сворачивать, можно встретить Странствующего Бога. А у него есть сундук с ответами. Это как раз то, что мне сейчас нужно, — тихо закончила она, и ее странное лицо приобрело еще более странное выражение.

Эрис развернулась и медленно побрела по дороге прочь от барака. Сверток так и остался в руках Птицы, но он не был приоритетом — на самом деле Джо хотела еще задавать вопросы и видела, что хоть и шла Эрис медленно, опустив плечи вниз, но удалялась почему-то быстро.

— Эй, Эрис, — заорала Птица. — А правда, что у тебя сердце крысиной плотью заросло, а до этого стало золотым?

Девушка обернулась и долго-долго смотрела сквозь маленькое окошечко. Джо было уже решила, что Эрис свихнулась окончательно, но она все же ответила:

— Он подарит тебе целый мир. Береги его, Птица Джо.

Эрис скрылась за поворотом, пока Джо обдумывала ее ответ. Он был абсолютно глуп, и, конечно же, мама Динь была права — эта девушка просто безумна. Брак при производстве, вероятно, кто-то из создателей был болен, когда появлялась Эрис. А контролер, принимающий работу, не заметил ее бесталанности.

— Подарит целый мир? Как это, скажите, пожалуйста, можно подарить целый мир? — спросила Джо саму себя, надеясь, что произнесенной эта фраза станет понятнее. Но та по-прежнему переливалась гранями пустой бессмысленности.

А от бессмысленности у Джо обычно болела голова.

— Ведь его нельзя завернуть в упаковку и потом пользоваться!

В свертке спал крохотный щенок.

* * *

Громадина, истекающая жарким паром, дымом и конденсатом, дышала, глядя одним глазом на Птицу Джо. Это было самое прочное стекло, что встречалось во всем мире — под ним жил громадный механический зрачок — вогнутые латунные лопасти не выпускали из объятий жаркий красный огонь, а остальное пространство глаза кишело шестеренками и ювелирной работы цепями.

Птице вдруг пришла в голову странная мысль, что она слишком маленькая и незаметная перед испускавшим дым императорским драконом. Но, побарахтавшись в пустой голове Птицы Джо, мысль тут же исчезла.

— Там что-то застряло в пятом отсеке сердца, Птица Джо, — растолковывал ей техник. — Посмотри и вытащи, а если не сможешь, я дам тебе всепоглощающую кислоту — растворишь поломку. Ты с ней уже работала?

Птица важно кивнула, посмотрев на техника — человека с цилиндром. Поговаривали, что внутри него располагался дополнительный мозг, но в Часовом городе не приято было расспрашивать о данных при создании талантах. Птице этот цилиндр нравился — ведь если у тебя есть дополнительные мозги, ты будешь умнее всех, а значит, тебя повысят в должности.

А у нее были только длинные костяные пальцы и случайно выросшие чуть выше лба гогглы, они не приносили никакой пользы, поэтому врачи их демонтировали. Это вызвало у Птицы какие-то совершенно новые мысли. Она, конечно, прогнала их, но прежде попросила своего знакомого сделать ей другие гогглы — те, которые она могла носить на глазах и голове, когда не требовалась защита.

Это был ее первый нелогичный поступок, и Птица Джо искренне его стыдилась.

— Тогда иди и сделай, что должна, — велел ей техник. — Закончишь и сможешь пообедать.

Пока он покидал посадочную площадку, мимо Птицы проехал разносчик приказов, всучив ей дневной литок поощрений.

— Медленно работаешь, Гор! — заорала ему вслед Птица. — Раньше твои колеса крутились так, что я иногда их не видела!

Она знала, что однажды то же самое случиться и с ней — пальцы сломаются, и единственной возможной работой для нее станет должность глашатая или другого глупого крикуна. Знала и не испытывала по этому поводу никаких сожалений — будет и будет, всё равно все уйдут в утиль. Их обязанность — просто служить империи.

Гор затормозил на полпути и оглянулся — кожа на его лице уже обвисла, а открытое сердце, у каждого человека синеющее особой жидкостью, на самом дне золотилось — так показалось Птице.

— Что у тебя с сердцем, Гор? — прямо спросила она, и Гор вскоре подъехал к ней.

— Ах, Птица Джо, ты не могла бы говорить потише?

— Конечно, могла бы, но зачем? Разве у тебя есть тайна?

Старик вдруг странно улыбнулся — точь-в-точь как Эрис Тотуэй прошлой ночью, и Птица разозлилась. Они оба вели себя так… так, будто и правда знали какую-то тайну!

— Ах, Птица Джо, конечно у меня есть тайна. Разве у тебя ее нет?

Он плавно откатился от нее и показал рукой на свои колеса.

— Вот она — тайна, только ты, Птица Джо, ее видишь, но ничего не понимаешь.

— Твой талант — это тайна? — удивилась она, наклонившись и пытаясь тщательнее разглядеть. Костяные колеса, коричневые от постоянных примочек специальным раствором, уже крошились и трескались. — Какая же это тайна, если ее все видят?

— Тайна в том, что будет после, Птица Джо. Что будет после того, как они разрушатся.