Этот счастливый токсичный мир

* * *

– Какие планы на сегодня? – спросил я за завтраком. – Судя по вашим переглядываниям, опять свидание устроите в морге?

Великие заговорщики приуныли, оценив свои возможности, но виду не подали.

– А что, там б-было новое поступление? – Благодаря мне Финард выспался за ночь и выглядел заметно посвежевшим, а на его тарелке, помимо яйца, лежало аж две сосиски – небывалый прогресс.

– Трое за вчера, – без заминки выдал дед, шинкуя мои оладьи, хотя я спокойно умещал их в рот целиком. – И я бы предпочел отдраить все местные туалеты, чем заниматься такой работой. Теперь каждый день придется…

– Ни слова больше! – потребовал я, вставая из-за стола. – Можете шептаться сколько угодно, пока я хожу за добавкой, дальше острова все равно не сбежите. И если вас после побега не найдут, вы помрете с голоду. Кукурузных полей тут нет.

На мое счастье, Топольски остыл к идее регулярных визитов в морг и опять весь день провел в лаборатории. И весь следующий день – тоже. С дедом они пересекались только на завтраке, обеде и ужине. А еще мельком встречались пару раз в коридорах под моим строгим надзором и могли только поглядывать друг на друга.

– Слушай, ты вообще отдыхаешь когда-нибудь?

Болтушка, конечно, говорила, что Финард трудоголик, но я не ожидал, что настолько.

– А вы бы стали п-прохлаждаться, зная, что от вас зависит чья-то жизнь? – холодно спросил Топольски, взбалтывая прозрачную жидкость в колбе. – Гектор дал мне п-пять дней на новый образец, и, если я не справлюсь, еще один человек умрет по моей вине. Но вам, разумеется, плевать на это, н-не так ли?

Я пожал плечами.

– Разве твоя продуктивность не увеличится, если ты будешь отдыхать хоть иногда?

– Она ув-величится, т-только если я получу таланик.

Спорить с ним было бесполезно, и я бросил это дело, а к вечеру белобрысого начало тошнить: чем-то надышался в лаборатории. Он ничего не стал есть на ужин и выглядел бледным и вялым. Как бы Максий ни старался, не затолкал в него ни кусочка, поэтому вечером, уже перед сном, дед заявился к нам в комнату с двумя стаканами молока и тарелкой толсто нарезанных бутербродов. Запах дедовского пота, ветчины и сыра я услышал за десяток метров и сразу пошел открывать.

– Я вообще-то не к тебе, – с порога заявил Максий. – Я к Финарду. Он, бедняга, голодный остался, так что я принес ему перекусить. И уж тебе заодно. Еле выпросил у поваров. Мне теперь придется за это всю посуду им перемыть. Тут по пять штук каждому. Смотри не ешь половину одуванчика! И скажи ему, пусть обязательно выпьет молоко. Я где-то слышал, что оно выводит всякие токсины!

– Ладно, ладно, – сказал я, забирая у него тарелку. – Иди уже мой свою посуду.

«Очень вовремя. Я как раз проголодался».

– Не съешь его долю! – повторил дед и скрылся за дверью.

– Кто-то заходил? – спросил Финард, выходя из душа.

– Дедуля пришел тебя подкормить, – сообщил я ему, жуя бутерброд. – Будешь?

Топольски посмотрел на еду без капли энтузиазма.

– Нет аппетита, – отозвался он, сев погреться перед камином.

– Ну хоть молока выпей.

– Ненавижу молоко. От него еще сильнее тошнит.

Я смотрел на его тощую спину, на пушистые волосы, на отрешенный взгляд, на прислоненного к его боку зайца, которого он брал с собой даже в ванную комнату, и чувствовал, что происходит непоправимое. Я начинал привязываться к этому парню. Конечно, до дружбы нам было еще ой как далеко, но тонкая, тоньше натянутой паутинки, ниточка связи уже образовалась. И она была куда крепче наручников, которыми я приковывал к себе Финарда на ночь. В какой-то степени Максий был прав – я тот еще людист.

– Точно не будешь? Дед очень старался ради тебя. Выпрашивал у поваров. Ему теперь придется за эти бутерброды посуду мыть.

– У меня нет аппетита, – повторил Финард, бездумно глядя на раскаленные оранжевые трубочки за каминной решеткой. – И он прекрасно знал, что я не стану есть. Он принес их вам, просто не захотел признаваться.

Я фыркнул.

– Такие проявления людизма не в его стиле… Тогда я съем твою долю? Не пропадать же.

Финард молча кивнул. Взгляд его стал напряженным.

– Чего такой хмурый? – спросил я его. – Сегодня мрачнее обычного. Поделишься?

Я сел на постель, пристроив дедовы бутерброды на тумбочке. Почему-то казалось ужасно вкусно, и я невольно вспомнил о кухонной контрабанде Полианны.

Финард заговорил, не поворачивая ко мне головы:

– Знаете, я бы хотел верить, что вас «подготовили», прежде чем отправить сюда. Гектор упомянул, что с теми, кого сюда отправляют, сначала работают психологи. Может, в том документе о неразглашении, который мы подписываем, заявлено, что нам имеют право прочистить мозги не только после эксперимента, но и до него?

– Что за бред ты несешь? – рыкнул я, а у самого по загривку проскакал табун мурашек от осознания, что у меня в последние дни постоянно болит голова и я веду себя, мягко говоря, не так, как обычно.

Нет, Болтушка бы такого не допустила. Я доверял ей, как себе самому.

Финард поднялся и начал ходить по комнате. Я отметил, что выглядит он куда бодрее, чем до того, как сходил в душ. А еще он перестал заикаться, хотя не пил успокоительное с утра. Все-таки сдался и принял его ближе к ночи?

– Пора бы уже, – пробормотал он, нервно глядя на часы.

– Что пора? – спросил я, проследив за его взглядом.

И тут меня резко начало клонить в сон. Я покачнулся, сидя на кровати, и осоловело уставился перед собой.

– Что за, – проговорил заплетающимся языком и запоздало понял – бутерброды!

Но как? Подозрительного запаха или вкуса не было. Топольски мылся в душе, он не мог ничего в еду подсыпать. Дед? Дед?! Твою чешую, но откуда у него снотворное? Финард ничего не выносил из лаборатории, и они ни разу не пересекались без моего ведома в последние дни. Да и Максий работал совсем в другой части здания – я за этим проследил – он не смог бы вскрыть дверь с биометрическим замком. Как они это провернули?

Я не успел додумать мысль, потому что сознание накрыла темнота. Сквозь нее я слышал звон наручников, которыми Финард пристегивал меня к металлической спинке кровати.