space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том

Я проснулся, почесал щеку, но сон забыл. Об этом написали мои карманные муравьи инженеры, которые случайно оказались в моём кармане, совершенно случайно, и вытащили информацию из моего мозга. Надеюсь, как-то сидя за столом я не раздавлю их, когда они будут передвигать реактивные корабли со стола на пол.

Глава 444

Огромный, без края и конца тьма беспросветная. Среди звёзд — дверь, она приносит боль и страдания. За ней жизнь — что было до, что будет после. Здесь живём мы, здесь живут они, прошлое наше, будущее. Переплетены судьбы здесь с начала времён и с конца. Нас тут нет, и никого нет. Однако, где-то здесь мы, где-то они. Эта дверь для крота, дверь для людей. Здесь живут мечтатели, здесь погибли верующие. Тонкая вуаль здесь — скопление душ, простыня — волны грядущего, родившихся.

Мы путешественники по мирам, где не произошло прошлого, но будущее уже рассыпается. Где минувшее давно позади, но ещё не наступившее. Это дверь возможностей. И, пролетев через неё, создаётся полотно вселенной. И мы художники в ней, созидатели создатели, боги и убиватели. Когда-то мы создали её, но до сотворения уничтожили. Время иллюзия — мысли пустота. Край начинается здесь, он здесь закончился. Мы влетаем в неё… держите кресла покрепче, тут холодно. По телу жар.

Давно времён со дня сотворения был выпущен шарик забвения положивший начало конца, влетевший во тьму и создавший свет. В ней нашли любовь, в ней увидели надежду, в ней теплилось мироздание, конца ему не было, начала никто не наблюдал. Это было оно — ничто. Но, что это ничто? Не прилипните взглядом к ней, её нельзя увидеть, осознать, почувствовать, услышать, оно везде, крик её слышен отовсюду, немо оно, но убивает изнутри. Что за ничто?

Сказки были созданы, легенды рассказаны, мыслители написали о ней книги, однако, вселенная забыла о ней — мысли стёрты, мосты сожжены, дверь уничтожена и воссоздана. Что за ничто за дверью? Перевёрнуто всё с ног налево, вглубь и в пустоту, падая вверх заплутав среди без направленности — два шага налево, где нет лево и, каждое направление может стать чем угодно и когда угодно. Вчера это было, может триллионы лет назад? Дверь скажет, но её не услышат.

Шарик катится по полотну, по поверхности гравитации, по потолку времени, по игле мироздания. Квадратная петля по кругу, полосы света в стороны… в глубине сидит оно. Оно ничто и что-то одновременно.

Её название дверь четыреста сорок четыре. Здесь творятся чудеса без чудес, наука без науки, волшебство без желаний.

Летит в дверь космос, сужается, та вращается, растёт, тянется, расщепляется, преобразуется. Юпитер становится песчинкой, созвездия атомом, галактики — маленький, крохотный таракан, на том таракане человек, и все миры невесомый, жёлтый шар для гольфа. Удар. Катится шар по тьме, сжимается, исчезает, а где галактику подобрали, её никто никогда не подбирал. Мир иллюзия. Действия легенда. Нет здесь ничего… ничего вовсе нет. Но, что-то здесь всегда существует. Что за мир за дверью четыреста сорок четыре?

Кто расскажет не поверит, кто увидит не запомнит. Дверь чёрная-чёрная. Здесь кто-то сидит, но кто же он? Художник? Это ничто. Оно рисовало всё. Жизнь, пустоты, начала, концы, себя оно создало, и себя давно уничтожило. Ты назовёшь её мама, брат назовёт его папа, а мир назовёт бессмысленно, умершие заплачут — они осознали.

Четыреста сорок четыре. Вселенная возможных невозможностей. За ней радиация становится пакетом, люди кланяться пачке носового платка Гильгамеша, еноты маршируют чечётку, кушая два с лишним килограмма вселенной. Нет, чушь. Носовой платок сжирает хоккейные клюшки, клюшки смотрят в телескоп, внутри неё топчутся люди и строят города, в тех городах смотрят во вселенную, в той вселенной чёрная дверь. Клюшка поднимает взгляд, над ней взгляд, над взглядом свой взгляд, за ней третий, и бесконечные двери, двери, двери… по двери скатывается кровь, съедает её, дверь красная, но всегда видится чёрной. Кот слизывает дверь, огромный, размером с миллиард галактик — кот становится дверью, чёрной-чёрной. Был выпущен шарик забвения положивший начало конца, влетевший во тьму и создавший свет. В ней нашли любовь, в ней увидели надежду, в ней теплилось мироздание, конца ему не было, начала никто не наблюдал. Это было оно — ничто. Здесь родился семнадцатый кот, который двенадцатый, а у вас сто семнадцати тысячный. Триллиардный кот зевнул и сказал, что вход он занял вторым. Вперед него было ничто, множество и больше триллиарда.

Огромный, без края и конца тьма беспросветная. Среди звёзд — дверь, она приносит боль и страдания. За ней жизнь — что было до, что будет после. Здесь живём мы, здесь живут они, прошлое наше, будущее. Переплетены судьбы здесь с начала времён и с конца. Нас тут нет, и никого нет. Однако, где-то здесь мы, где-то они. Эта дверь для крота, дверь для людей. Здесь живут мечтатели, здесь погибли верующие. Тонкая вуаль здесь — скопление душ, простыня — волны грядущего, родившихся. Помнишь ли ты, когда был рождён, помнишь ли, когда впервые умер? Здесь было начало, здесь обречён был конец. Это вселенная ничто.

Твой стул кальмар, в том кальмаре семь смертных грехов, каждый из них добро. В добре том, пять ежей, и сорок пять из них отбывают за убийство срок, а срок наступит вчера, до того, как их приговорят за убийство, которого ещё нет. КОТорый звали кота, стал что дверью красной, чёрной-чёрной. Ничто произошло, но её не было. Мартышки свалились с коробки, и покатились по полу галактики, всех засосало внутрь, и по полу покатились галактики, и всех засосало внутрь, свалились коробки, всех засосало, покатились галактики по полу… чёрная-чёрная дверь стала КОТорым, и вылилась кровь на пол, стала она красной, шарик покатился назад, человек взял его, таракан побежал задом, стал галактикой, расширяется, выходит, дверь закрывается — становится ничто. Что за дверью? Нет там не ничего, всего полно. Приоткрыть нет ничего. Кто здесь? Художник? Ничто. Оно рисовало всё. Жизнь, пустоты, начала, концы, себя оно создало, и себя давно уничтожило. Ты назовёшь её мама, брат назовёт его папа, а мир назовёт бессмысленно, умершие заплачут — они её видели. Ослепли, забыли, не помнят, никогда не умирали. Они сейчас родились. Умершие не умирали, выжившие не рождались. Рождённые не существуют, и катится шарик по полотну, дверь расширяется, бежит таракан, галактики, вселенные… красная, чёрная-чёрная дверь. Грех вырывается из крота, шарик катится в него, расширяется, внутри весь мир. Грех — вселенная, в ней живут, никто ничего не осознает. Люди катятся по космосу, они шарик, в красную, чёрную дверь — за ней ничто. Они осознали, они увидели. Это он. Художник. Ничто. Оно рисовало всё. Жизнь, пустоты, начала, концы, себя оно создало, и себя давно уничтожило. Ты назовёшь её мама, брат назовёт его папа, а мир назовёт бессмысленно, умершие заплачут — воскреснут, чтобы умереть ради того, чтобы видеть вновь. Они забудут. И мир повторит самого себя. Человек ударит по шарику для гольфа… Мартышки свалились с коробки, и покатились по полу галактики, всех засосало внутрь, и по полу покатились галактики, и всех засосало внутрь, свалились коробки, всех засосало, покатились галактики по полу… чёрная-чёрная дверь стала КОТорым, и вылилась кровь на пол, стала она красной, шарик покатился назад, человек взял его, таракан побежал задом, стал галактикой, расширяется, выходит, дверь закрывается — становится ничто. Что за дверью?

Дверь скрипит. Оно смотрит. Оно всё видит. Оно играет. Улыбается. И начинается большой взрыв. Вселенная расширяется. Кто-то ударяет ничто по ничто, тот отлетает. Дверь расшатывается, превращается в самолёт и улетает. В дверь чёрную-чёрную падает космос, за той стороной ничто — таракан соскальзывает задом. Гольфист падает. Дверь делает круг — таракан катится назад. На ней гольфист. Галактика расширяется. Клюшка поднимает взгляд, над ней взгляд, над взглядом свой взгляд, за ней третий, и бесконечные двери, двери, двери…

Это только начало.

Глава 43

Восхищением пользуется вселенная девятьсот тринадцать, особенно среди карликовых костюмов. Им нравится, что проснувшись рано утром, перед тем, как пойти на работу, костюмы без всякой бюрократической волокиты, а там несомненно кто-то всегда так делает, не платит за надевание людей на себя, чтобы не замёрзнуть снаружи. Всё делается для костюмов одеждами, как людям людьми, если бы мы находились у себя.

У, (это мы сейчас восхитились и удивились одновременно), вы только представьте, как там холодно, сколько колючих перелётных сосулек летят в ещё более холодные края, прячась от солнца? Нет, а я вам расскажу.

Всего несколько градусов и забудутся сосульки, умрут и никто о них и не вспомнит никогда, по крайней мере до утра следующего четверга. Однако же, их всегда помнят. Было дело летом, сами мы не знаем когда это лето наступает на той планете, но будьте любезны поверить нам, всякие бредни мы придумывать не станем, а врать и подавно; сосульки в торопях сбили крылатого оленя, что парил над своим домом и разукрашивал крышу в тепло. Несколько льдин вонзились в него и тот упал замертво. Лето догнало оленя и, всё стало водой. Разумеется, никто из следователей страусов и не мог заподозрить сосульки в убийстве, во всём был виноват солнечный удар, как полагалось.

Лето в тот день арестовали и заперли глубоко под чучелом горящей ведьмы Игнасии, под глубиной не меньше трёх, повторяю, трёх больших сантиметров!

Костюмы часто спасались пламенем, ведь сосульки непременно обходили их высоко, или умирали в низине. Испортить пальто из человеческой кожи, этого допустить ни в коем образе нельзя ни в коем образе, повторяю вам, ведь людей сюда заносит не часто, можно сказать никогда. Но, всё же, как люди терпят всё это, и как они попадают в эту ужасную вселенную?

Странностей мы говорить вам не будем, рассказывать какую-то фантастику, описывать фэнтези, а разглаголим самую настоящую истину.

Одинокий, никому не нужный, кошмарно большой хочу вам сказать, петух, каждое утро клюёт пшено под кроватью, а в том пшене находится галактика, где обитают люди. Ничего питательного в них нет, однако, поздно вечером, перед последним ужином, петух засовывает два пальца в рот и блюёт. Оттуда, как может показаться, идёт не еда, а тонкие слои человеческих кож и самих людей, затем те вытекают через трубу наружу, через блювательные каналы в доме и, можете мне поверить, врать вам, значит себя не уважать, те вырастают из-за атмосферы планеты, как какой-то баобаб, и без сил лежат на земле выброшенные и кому-то точно нужные. Пока они придут в себя, разомнутся, поймут куда попали, тут и армия подоспеет и разберёт их по домам.

Тотчас, как мы об этом написали, костюмы распахнули окна и выпрыгнули за людьми, чтобы успеть захватить самого жирного и большого человека. Из таких получается двухслойная, а то и пятислойная одежда. Один костюм даже получил фингал в пуговицу, когда его сбили с ног в драке со свитером.

Девятьсот тринадцатая вселенная, не то место, где всё всем прощается, здесь даже огонь, который ленится и начинает угасать, казнят и подвешивают под водой. А стоит какому-нибудь ветру не подчиниться приказам норковых шуб, того запирают в ящик без дыр. Норковых, потому что им бывает жарко, они здесь самые жадные, на них не меньше двухсот кож человеческих, и самых жирных! Даже в самый лютый мороз. Чуть погодя, когда ветер начинает входить в депрессию, на дне ящика можно заметить еле уловимую, прозрачную, однако мутную, как пар после кипячения, сущность ветра. Умирающий ветер. Но, можно сказать, умереть ему никто не даёт, ведь кто же будет помогать сосулькам мигрировать в холодные края? То-то же.