space: сто одна история Сюрреализма | 1 Том

А тех реках плавают удивительно разные виды рыб, в воздушном мешке которых образовался целый город с людьми, которые не задумываются о том, как к ним попадает воздух и пропитание, они точно знают, что живут внутри бога, который слышит их и заботится о них. Здесь никогда не бывает солнечного света, однако же, свет тут есть. Изнутри рыба светиться флуоресцентной подсветкой, образовавшаяся от поедания еды из рек. И света того хватает и людям, чтобы сотворить дни и ночи, режим сна и работы. Работ здесь не мало, очистка города от шлаков, от неправильно попавшей частички мусора, которую сортируют на съедобное и не очень, через шланги отправляют их в анальное отверстие, и идут ужинать, пока еда не испортилась или его не выдуло воздушными потоками, что случаются здесь пару раз в сутки. Время, когда рыба заглатывает воздух вместе с едой.

Но что же может удивить ещё больше, чем простое человеческое безразличие и жестокость что существует за пределами планеты, в сорока двух годах полёта от земли? Размером едва ли с луну - мировая столица ничто, влажная, но не имеющая на поверхности своей животных, кроме людей, где не растёт ни трава, ни дерево и ни одна водоросль. Здесь живут люди, но, как же они выживают? Законы суровы здесь и печали в глазах тех, кто обитает ещё больше. Женщины беременеют и в конце срока своего, после рождения младенца девочки, женщину съедают, чтобы выжить и растят дитё, а если же родится сын, то люди оплодотворяют женщину до того момента, пока не родиться дочь. И время идёт неминуемо быстро, один месяц на той планете равен двум годам жизни земной. И за время, пока женщина беременна, мальчик растёт, затем, после родов, сын оплодотворяет мать, чтобы не умереть с голоду. Цикл идёт бесконечно, и не бывает тому конца до самой смерти. При рождении близнецов, участь одного из них после того, как вырастет стать кормом для остальных. Рождение девочки образует на планете праздник, ведь сейчас можно будет съесть мать и не голодать. Да, таковы законы, да, таков этот мир и ничего не поделаешь, он существует и не нам решать кому жить, а кому умирать. Близнецы, один из которых парень, а другой девушка должны заниматься любовью друг с другом, чтобы родить корм для жителей. Участь их жестока и мрачна, и привязываться к чаду своему подобно смерти.

Но давайте лучше же оставим эту жестокую и мерзкую планету подальше и не будем задумываться о смерти не по нашей с вами вине, мы лишь наблюдатели и наша задача слушать, и отправимся в другие пустынные города, где нет людей. Не потому, что там их нет в прямом их смысле, а из-за того, что человек лишь материал для создания чего-либо на ней.

К примеру, в океане на глубине морском, ужасно страшная акула открыла цирк людей, куда приходят посмотреть на представление множество животных из поверхности в глубокую прозрачную комнату. Через стёкла видно, как акулы дрессирует людей прыгать через кольца и плавать задом, глотать шпаги и ходить на шесте вертикально. Трудно, но ради глотка воздуха они готовы делать что угодно. Задерживать воздух бывает трудно, особенно зная, что они умрут без помощи тех, кто их приручил.

В другой же части планеты на поверхности, в пустынях и лесах, гориллы и носороги ловят людей и сдирают с них кожу, чтобы отправить их швее моли, что шьёт одежду для животных дабы влиться в самый последний писк моды. Так и кричат плакаты, что тренд этого века – это человеческие кожи поверх тела.

По берегам рек и морей ходят раки отшельники с пулемётом наперевес за спиной, в пустыне обитают гекконы ковбои охотники за головами, а под землёй живёт гусеница, насылающая проклятия шёпотом ядовитого щупальца. Что за шёпот мы не знаем, и как можно посылать проклятия, но всё же, все кто гуляет здесь, обретают лишь одно, гниющий от конца лапу и гангрену души.

На деревьях в джунглях расположились колибри с топливным бочком под крылом, на которых ездят бескрылые мухи, потерявшие их во время несчастий и случайностей. Одна ягода Гоби способна дать одну поездку на не менее пяти миль в любую сторону. Так колибри выживает, так ей не нужно облетать весь земной лес, чтобы найти еду. Конечно, трудно быть колибри, стоит остановиться на минуту, как приходит конец и жизнь обрывается, потому сбрасывает она мух подбрасывая лапами и крылом. Что же касается мухи, то никакого дискомфорта она не получает, ведь тело её настолько легка, что можно падать на листик дерева несколько минут, а того глядишь и часов.

Прямо под такими деревьями сидят и жабы, их задача создавать воздушные шарики кваканьем, надувая горло, что становятся шарами, которые хватают богомолы и создают для них корзинки, и улетают к облакам. Так они осуществляют мечту когда-то полететь, и дарят надежду тем, кто никогда не сумеет взлететь. Правда такие часто умирают из-за лопнувшего шара и падают на землю или на ветку и протыкают своё брюхо, но это работает. И на миг самый несчастный бескрылый монстр обретает способность летать и становится добродушным, мечтающим существом.

Чуть дальше побродишь по тропам созданными ветрами холодными и пасмурным днём оплакивающее смерть капель на листву, увидишь сороконожку, что ждёт часа своего, когда листики на дереве приобретут формы и лазит на них и оставляет ножками по краям листиков полосы. К примеру, когда кто-то берёт листик и видит, что с центра и до краёв листика идут полоски стебельков, значит их сшили такие вот сороконожки, чтобы листик зеленел и не умирал, соединяя концы с началом. Работа не трудная, но очень важная и увлекательная.

Возьмёт на палочку паук свой рюкзак с припасами, повесит за спину и отправится к водоёму времён, откуда он попадает в разные отрезки времени. Конечно, о таких вещах людям только стоит узнать, да и что стоит какому-то пауку съесть муху в прошлом, ничего не измениться, ведь участь мухи умереть в будущем. Возможно, кто-то мог бы и умереть от того, что бегал за мухой и поскользнулся и упал, а паук спас им жизнь. Герой, у которого нет имени, и, который всегда невидим и не будет узнан. Австралийский паук отшельник, эмигрировавший в леса из далёкой страны, да что уж там, с далёкой планеты, где таких как он, уйма, но все они глупы. И только ему удалось найти водоём времени, и та схлопнулась. Дважды попасть в одно и тоже время невозможно, потому, каждый вечер паук отправляется на поиски дома, своих родных, свой зелёный и прекрасный лес с множествами глупых насекомых, что не болтают с ним перед смертью давя на жалость. Вечером, паук прыгает обратно в водоём и попадает в одну из будущих секунд жизни на планете, и то место, где он побывал, захлопывается навсегда. Было бы хорошо, разумеется, если бы паук попадал на землю откуда прилетел, но бывает часто так, что планет во вселенной так много, что за три сотни лет своего бродящего образа жизни, он попал лишь раз на землю, в квартиру какого-то старика, что хотел его убить. Да, странно было и другое, что водоём мог образоваться и на стене, и на полу, на поверхности сахара или супа, и путь был только один, снова прыгнуть туда. Едва ли паук мог бы выжить в тот вечер, когда газета хлопнула над его туловищем, если бы не успел запрыгнуть в водоём и исчезнуть. С тех пор ему не удавалось вернуться на любой из отрезков времени земли. Но паук не оставляет попыток вернуться на природу.

Кто же знал, что во всей вселенной людей, как вид, может быть только на его родной земле. Понял он это просто и сразу же, когда последние двадцать лет ни разу не встретил их на других планетах. Здесь в одной из планет жили чайные пакетики обсуждающие сорта своих подружек и объем горячей жидкости, чтобы их завести, а в других, подшипники пытающиеся катиться вверх к сломанной игрушке лежащая здесь уже миллионы сотен лет. В-третьих, совсем уж из ума выжили сорняки и отрастили себе руки, чтобы играть в камень ножницы бумагу вечность. В-пятых, из других тех сотен миллионов возможных миров, на арене глубоко под землёй собирались пчёлы и занимались боевыми искусствами, подпольно организуя бои без правил. Безоговорочную победу всегда одерживал шмель, что притворялся пчёлкой, очень жирной и мускулистой.

Бывало, паук попадал и в мир, где на камнях сидели шнурки от ботинок и ждали, когда солнце превратит их в змею и они смогут ползать и наслаждаться жизнью. Мир, где по саванне бродил конь, желавший стать зеброй, ища полоски на песке, чтобы приклеить их на себя. Печально вздыхал и падал, плакал и страдал, вставал и снова шёл по песку. Бывало, запутается в копытце шнурок от ботинка и радуется шнурок, заползает на спину коня, и становится полоской. А конь, что уж тут сказать, совсем идиот, как и сам шнурок, и от счастья прыгает и скачет галопом до самого дома, что ему удалось стать зеброй. Так они дарят друг другу радость.

Однажды пауку удалось попасть в ад, где-то место, разумеется, мы говорить не будем и на какой планете, и на сколько световых лет влево надо лететь от планеты шляп, но всё же, где обитают все виды существ из всех вселенных. У каждого из них там своё время страдания. Каждый живёт в отрезке времени наносекунд и не видит друг друга. И тому быть думают, что это их персональный ад, хотя на самом деле это общий мир, где все они существуют, только в разных отрезках времени. Паук видел все отрезки одновременно, не потому что он был какой-то особенный, пусть оно так и было, а потому что паук был совершенно обычным и ему не предназначено было страдать в этом аду. Живые могли видеть всё. Не было в той планете и атому пролезть меж страдающих, и дышать было тяжело. Паук улетел отсюда и обещал себе, что никогда не попадёт сюда. Но мог ли он знать, что для пауков существует другой ад, где на их лапы будут надеты ролики, а до укуса жертвы не достаёт всего лишь одного миллиметра, чтобы утолить жажду голода. Но, давайте не о страданиях же будем, а о мирах иных. Ад не близок, смерть далека, жизнь сейчас и здесь обитает.

Чуть подальше от мест здешних в миры тогдашние, когдашние никто не знающие. Здесь случился первый во вселенной коллапс хаоса, где смешались виды энергии из мест чуждых друг с другом, создать дабы места в недрах своих непохожие. Тут, если падать вниз направляясь вверх, увидеть можно рождение своё на конце жизни перед смертью, но не смочь родиться и погибнуть вновь. Понятен, быть может, не станет мир этот и случаем воспользовавшись сказать можно будет, хаос он есть тому и быть, не похоже на что-то, что знаем мы, называется хаосом сим, одновременного присутствия смысла и бессмысленности. Заполнить ведро без дна водою, сшить воздух друг с другом, сказать слово и поймать рукою, крикнуть в пустоту и услышать ответ, может быть тут всё, да не всё там и случается. Никто не знает когда и почему, а что есть там почему и когда? Паук хватался за голову и принял было участь хаоса и жизнь оставить и смерть сберечь, прыгнул в водоём по случайности, и очутился дома вновь, а может не случайно было то падение.

В таких местах можно было застрять и потерять самого себя, затереться, позабыть место своё и место кого-то ещё, а что за кого, паук и сам не знавал, может забыл, а может и не помнил.

Скидывал паук рюкзак ни раз за день этот, не испив сока из убитых им мух и каши отвратительных внутренностей, и засыпал. И наутро день повторялся, но с новыми мирами.