Слон меча и магии

* * *

На следующий день нам приходит весточка от лорда Адафи. Рётэс и Годдри с помощью Левиафана выявили среди подозреваемых сразу дюжину шпионов. Ему стоило только слегка надавить – и все признались.

Весточка написана сухим языком, но восхищение читается между строк. Левиафан нашёл последовательности, несовпадения, противоречия, о которых никто из его людей никогда бы не подумал. Адафи сожалеет, что не замолвил за нас Принцу словечко. «Я рад, что вы справились своими силами, и приложу все усилия для того, чтобы Ирма Рётэс, Годдри и их детище и впредь получали все необходимые им для успешной работы ресурсы…»

Такие обещания от людей вроде Адафи многого стоят. Рётэс, правда, недовольно пробурчала, что она, мол, не для этого Левиафана создавала. Она словно забыла, как выпрашивала у Принца деньги и людей. Обещаниями Рётэс ради своих целей сыпать горазда. А теперь плюётся: всё-то у неё было ради большой и чистой науки, а не политических игр.

Но я ей на это не указываю. Рассвирепеет. Бурчать она горазда, но от задачек Адафи и Принца она отказаться не посмеет. Судьба её детища – в их руках. Та многотысячная стая украшенных металлическими кнопками рыб, что населяет Цистерну, – результат почти десяти лет экспериментов.

Я волей-неволей к Левиафану тоже тесно привязана. Через брата. В сливках аллерского общества Годдри никогда не было места; его терпели только из-за меня. В работе с Левиафаном он обрёл смысл жизни. Мне теперь больно даже вспоминать о его жизни до того, как в неё ворвалась Ирма Рётэс со своими рыбами. Там – четыре стены, которые я повелела смягчить толстыми атласными коврами. Там – неразборчивые крики, беспричинный плач, боязнь света, музыки, людей. Мама с папой никогда не хотели признавать, что Годдри вообще существует. Это я нашла ему место. Можно сказать, вырезала это место, пробила для него путь.

Записку Адафи я читаю, стоя на балконе. Убрав смятый листок в карман, я осторожно отцепляю маску и немедленно морщусь: воздух сегодня кажется особенно едким. Мне хочется рилума, но свою норму на сегодня я уже проглотила. Решаю покурить, чтобы заглушить желание. Трубочки с драколистом мне доставляют из Лисса; они, скорее всего, приходят в тех же сундуках, в которых Принц получает золото. Я зажигаю трубочку щелчком пальцев, отчего тоска по рилуму только усиливается. От раструба поднимается тоненькая струйка дыма. В моём поле зрения она вьётся по соседству с гораздо более плотной и густой близняшкой. Я смотрю на север, и там, окружённая трущобами, стоит Шестнадцатая Рилумная Шахта; это из её плавилен поднимается жирный чёрный дым. Он не вьётся завитками, не клубится, нет, он настолько плотен, что словно бы льётся снизу вверх масляным потоком, течёт, пока не достигает небес, где впадает в непроглядный потолок туч.

Я смотрю на Шестнадцатую Рилумную, на окружающие её стены, на горы отработанной руды. Курево кажется мне пресным, и я роняю трубочку в бездну за перилами. Я думаю о людях, которые корпят там, у печей и плавилен. Думаю об их семьях, которые никогда не видят солнца. Думаю об «аллерском кашле». Все эти мысли мне очень хочется отогнать куда-то вглубь, куда-то за цветастый занавес витиеватых речей Принца. Но я не могу. Годы, когда я могла просто закрывать на всё глаза, остались в далёком прошлом. Теперь я просто глотаю рилум, практикую своё искусство и наблюдаю.

У меня с Шестнадцатой особая связь. Она открылась два года назад. Тогда люди вышли на улицы – с камнями, с топорами, молотками, кольями, скалками, всем, что попалось им под руки. Они покрасили свои тряпичные маски (на настоящие, вроде моей, Принц денег для народа не выделяет) в жёлтый цвет и выступили против открытия шахты. Марв, мой муж, командовал городской стражей. Он посчитал своей обязанностью лично встать между стражей Аллеры и бунтовщиками, чтобы попытаться предотвратить кровопролитие и заставить людей разойтись по домам. Но он просчитался.

В чём бы его план ни заключался (а на этот счёт мне рассказывали разное), нужных слов он не нашёл. Ему разбили голову пущенным из пращи камнем.

До конца дня много чего ещё произошло. Стража не справлялась. Принц приказал придворным чародеям подавить мятеж. Только один из нас воспротивился; его лишили статуса, рилума и изгнали из Аллеры. Остальные послушались. Одна пошла гораздо дальше других.

Госпожа Янтарная обожралась рилума, вышла в город и ударила по населению магией, которую училась применять против внешних угроз. Госпожа Янтарная – вот та плеть, которой Его Высочество осадил восставших. В тот день я была бурей; я хлестала их градинами размером с голубиное яйцо, заливала потоками кипящей воды, сбивала с ног порывами обжигающего ветра. Я играла с воздухом и звуком; била их по ушам, пока те не начинали кровоточить. Я раз за разом сминала их ряды. Сносила баррикады. Взрывала камни, которыми они пытались в меня бросаться, и осколки резали им пальцы и выбивали глаза.

Я победила. Город стоит, порядок непоколебим, Шестнадцатая, а за ней и Семнадцатая с Восемнадцатой начали вносить свою лепту в обогащение нашей казны и очернение нашего неба. Что изменилось? Принц стал чаще читать с трибун свои речи.

«Рилум – кровь нашего города, основа нашего процветания, залог нашей мощи; блеск нашего золота и дым наших печей одинаково хорошо виден и с запада, и с востока, и с севера, и с юга… Вы славите меня, как героя Аллеры, но истинные герои – в шахтах, это люди из железа, люди, которые проливают пот и кровь ради нашего с вами будущего…»

Я знаю, что в это не стоит вслушиваться. Но мне всё равно очень хочется каждому его слову кивать. Рилум – не просто залог мощи Аллеры; он – залог моей мощи, моей власти, моего богатства. Я выбрала сторону задолго до того, как раздавила революцию; я выбрала её в тот день, когда впервые положила в рот тёмно-зелёный шарик волшебной соли.

Я непроста вспоминаю мятеж. В письме Адафи моё внимание привлекают следующие строки:

«Госпожа Янтарная, результаты, полученные Ирмой Рётэс, выявили также пару источников, утверждающих, что в трущобах под нашими ногами опять распространяются вредные идеи. Кажется, урока, который вы преподали врагам Аллеры два года назад, было недостаточно. Мы ожидаем, что подстрекатели опять надоумят мирное население Аллеры вступить в конфронтацию с силами Его Высочества. Я уже запросил разрешение на стратегический запас рилума, который в случае необходимости будет Вам предоставлен».

Меня тошнит от слов, которыми он пользуется. Или, может, от самой себя.

«Я просто мстила за Марва».

Но с тех пор я столько раз уже успела подумать о том, что он возненавидел бы меня, увидев, что я в тот день учинила.

Шестнадцатая Рилумная всё дымит. Окружающие её белые стены возвышаются неприступными монолитами над косыми домишками черни. Она стоит на самой богатой из разрабатываемых нами жил. Но рилума в округе Аллеры как грязи. Дайте Принцу волю – и он бы приказал увеличить число шахт в десять раз. Но шахтёры качают головами: говорят, нельзя, начнутся осадки, оползни, Аллера провалится. Другие смотрят в небеса и морщатся; сейчас уже сложно отрицать, что рилумный дым никуда не уходит, он собирается в густые тучи и остаётся над нами висеть непроницаемой пеленой, пока его не разгоняет удачно подувший ветер. Третьи жалуются, что колодцы портятся один за другим. Неужто мы не можем нарастить производство? Неужто предел достигнут?

А если есть какой-то путь, при котором и люди будут здоровы и счастливы, и рилума мы сможем производить в три раза больше? Мне так хочется верить, что Левиафан этот путь и впрямь найдёт.

И путь этот станет моим искуплением.