Элементали. Том 3. Голем

Глава 24

Удивительно, но больно не было.

В последний момент озеро из лавы вздрогнуло, булькнуло и чуть опустилось вниз, образовав под Игорем небольшую проплешину в сплошной полыхающей жаром глади. Природная стихия словно почувствовала какое-то глубинное родство с силой Лазарева, и место удара, способного переломать все кости, Игорь как будто угодил в податливое, обнимающее его со всех сторон желе. Чудовищного жара, свойственного расплавленной породе, он совсем не ощущал; если бы кто-то спросил Лазарева о том, что он сейчас чувствовал, он бы произнёс всего два слова:

Максимальный комфорт.

Обступившая его со всех сторон лава вовсе не обжигала — она грела, выгоняя из тела даже воспоминания о холоде, царящем на вершине горы. Бережно, как друг, поддерживала под руки и спину, не позволяла уходить на большую глубину. Несмотря на ограниченный запас воздуха в лёгких, Игорь не торопился всплывать, раскинув конечности во все стороны, как морская звезда, и целиком сосредоточившись на ощущениях.

Его стихия полностью вернулась. Хотя, пожалуй, говорить так было неправильно: возвращение стихии означало бы восстановление увечных возможностей до того уровня, на котором они были до того, как Лазарев их утратил. Но силы Игоря не просто вернулись в норму. Он чувствовал медленное, степенное движение окружающей его лавы, ощущал каждый её кубометр, буквально осязал через неё малейшие неровности и трещинки на внутренних стенках вулкана. Огромная, многотонная масса раскалённой породы говорила с ним, слушала его, и Лазарев осознал: одного его пожелания будет достаточно, чтобы заставить вулкан извергнуться, утопив в огне многие и многие километры окружающей местности, сжигая растительность, выкашивая живность.

«Нет, — Игорь настолько слился со стихией, что уже почти растворился в ней, став малой частью огромного лавового озера. — Я здесь не за этим».

Мысль о возможном извержении вулкана вернула Лазареву разум: он понял, что первобытное желание вырваться из жерла принадлежало вовсе не ему. Затем Игорь вспомнил о том, что несмотря на ощущение вселенского комфорта, любому человеку всё же необходимо дышать. От недостатка кислорода лёгкие уже начинали гореть.

Взмахнув руками, Лазарев постарался вытолкнуть себя вверх, как гребец, всплывающий из глубины водоёма, но руки лишь бессильно прочертили полосы в пылающем озере. Лава, почувствовав родственную сущность, не хотела отпускать Игоря. В голову парня проникали пульсирующие паникой мысли: если он не выберется прямо сейчас, то останется здесь уже навсегда.

«Остановись, — сказал он сам себе, удержавшись от того, чтобы начать бешено грести всеми конечностями в тщетной попытке побороть раскалённую породу. Организм отчаянно рвался за столь необходимым глотком кислорода, и терпеть жжение в лёгких становилось всё труднее. — Это твоя стихия. Даже если она снаружи, она — твоя. Это значит, она должна подчиняться!»

Ему представилось, как лава сама выталкивает его на поверхность, и он, так и не открыв ни глаз, ни рта, усилием воли отдал ей мысленный приказ.

Лава колыхнулась. Игорь почувствовал, как его тело покачнулось, расплавленная порода под ногами уплотнилась и резко двинулась вверх. Давление, сжимающее его со всех сторон, спало. Лазарев распахнул крепко сжатые глаза: он стоял на поверхности поднимающейся лавы, словно опытный сёрфер, оседлавший волну. Мимо на огромной скорости проносились стены жерла вулкана. Игорь с наслаждением сделал глубокий вдох.

У него получилось.

Когда лава поднялась почти к самой вершине сопки, Игорь заставил её замедлиться, потом — и вовсе остановиться, и, с силой оттолкнувшись, выпрыгнул вверх. От стоящего на прежнем месте Тимофея его отделял добрый десяток метров, но для подкреплённого стихией рывка такое расстояние было несущественно: напоследок взорвавшись под ногами Лазарева, родственная стихия отпустила элементаля, оправив его в непродолжительный полёт.

Когда Игорь приземлился, Тимофей отшатнулся назад, загораживая лицо от невыносимого жара. Лазарев хотел сказать ему что-нибудь едкое о людях, которые толкают союзников в спину, но не успел, потому что рунист заговорил первым.

— Надо же! Нам и вправду удалось! — ошеломлённо зашептал он, не отводя прищуренных глаз от элементаля. — Кхм. Ты не мог бы убрать свой доспех? У меня от него волосы сворачиваются.

Не торопясь выполнять просьбу, Игорь поднял руки. Вместо обычной брони из серых камней с ярко-оранжевыми прожилками их укрывала плотная, толстая пелена из лавы. По ней, словно живые, плавали небольшие камешки, то собираясь в кучу, то снова расходясь в непредсказуемом танце частиц, циркулирующих вокруг его тела. Такой же доспех красовался на туловище и ногах. Игорь не мог видеть своего лица, но был уверен, что и голова так же была защищена постоянно перемещающимися потоками лавы. Чуть подумав, он всё-таки втянул доспех в себя, вновь оказавшись совершенно голым, но на этот раз никакого холода он не ощущал.

— Что ты чувствуешь? — убрав руки от лица, живо поинтересовался рунист. Ему, как автору теории создания Голема, хотелось узнать как можно больше.

— Чувствую себя так, словно заново родился, — помедлив, ответил Игорь. — А ещё — он пристально и мрачно посмотрел на Тимофея, показывая, что ничего не забыл, — что тебе нельзя доверять.

Мужчина кашлянул в растрепавшуюся бороду и смешался. Впервые на памяти Лазарева старый рунист не нашёлся, что ответить.

Подойдя к их стоянке, Игорь столкнулся с тремя парами внимательно смотрящих глаз и кивнул, подтверждая, что цель их путешествия достигнута. Они заночевали в заранее подготовленной палатке, а рано утром двинулись к подножию Ключевской Сопки, туда, где их уже должен был дожидаться самолёт.

— Ну что, каково это — быть Големом? — спросил Морозов, поравнявшись с Игорем. Остальные шли неподалёку, внимательно прислушиваясь к их разговору.

Лазарев поднёс руку к лицу и сжал пальцы. Кулак с готовностью полыхнул ярко-оранжевым, обдав окружающую местность потоком жара, снег поблизости зашипел и задымился.

— Пока ещё не понял, — честно ответил Игорь, опуская руку. — Очевидно одно: никогда прежде стихия мне так не подчинялась. Прямо сейчас я чувствую, как в сотнях метрах под нами бурлит лава, и, думаю, вполне могу заставить её вырваться наружу.

— А вот этого делать не надо! — влез Тимофей, до этого что-то говоривший Соне. — Когда ты опустился в жерло вулкана, лава поднялась так высоко, что я начал опасаться, как бы не произошло извержения вулкана. Поэтому давайте-ка лучше не будем испытывать судьбу. Скажу прямо, я надеюсь выбраться отсюда живым.

— Даже после того, как столкнул меня в жерло вулкана? — Игорь вскинул бровь.

Все замерли. До сих пор никто, кроме Лазарева и Тимофея, не знал о том, что произошло на вершине Ключевской Сопки, и теперь возмущённые взгляды скрестились на рунисте. Тот поднял ладони в примиряющем жесте:

— Игорь, я ведь уже объяснял. Это был единственный способ…

— Ах ты, паршивец! — ядовитой змеёй зашипела Ангелина. — Ты что, столкнул моего сына в лаву?

— Иначе было нельзя, — медленно, будто врач, объясняющийся с душевно больным пациентом, сказал рунист. — Важно было максимальное использование стихии, и возможно оно было лишь в экстремальной ситуации. Игорь должен был упасть в лаву, задействовав все свои скрытые резервы. Только так он мог стать Големом.

— Или погибнуть, — добавил Морозов, недобро посмотрев на Тимофея. Мужчина тяжёлый взгляд выдержал:

— Да. Или погибнуть. Мы все рисковали, но риск увенчался успехом.

— Так уж и все? — обманчиво-ласково протянула Ангелина. Снег возле её ног истаял, ненавязчиво намекая на использование стихии. — И я? И Соня с Аресом? И даже… Вы?

— Разумеется, — не моргнув глазом, парировал Тимофей. — Кажется, я уже говорил: падение Игоря в лаву едва не вызвало извержение вулкана. Если бы оно произошло, выжить бы не смог даже Повелитель ледяной стихии, — он стрельнул глазами в Морозова, — что уж говорить об остальных. Мы все должны были остаться в живых в случае удачи… Или погибнуть, если бы ничего не удалось.

— Раньше ты об этом никого не предупреждал, — заметил Игорь. Тимофей вынужденно согласился:

— Не предупреждал. Я не мог предусмотреть всего — прошу не судить меня строго, но ты, Игорь, первый элементаль, которому я помог стать Големом. Мои знания ограничивались исключительно теорией.

Лазарев вздохнул, принимая ответ. Тимофей был прав — у них всё действительно получилось, и любые рассуждения о его недомолвках ничего, по сути, не меняли.

— Что сделано — то сделано, — вслух заключил Лазарев, останавливая дальнейшие споры. — Давайте двигаться вперёд.

Путешествие к подножию Ключевской Сопки, занявшее почти весь день, вышло довольно неловким. Ангелина и Соня то и дело кидали на Тимофея неприязненные взгляды; рунист старательно делал вид, что этого не замечает.

Когда они оказались на равнине, окружающая местность уже погрузилась в сумерки. Морозов прищурился: впереди, на расчищенной от деревьев площадке, сверкал опознавательными огнями небольшой частный самолёт.

— Загружаемся, — коротко скомандовал Арес. — К утру мы будем дома. Советую всем как следует отдохнуть — в городе у нас много дел.

Все молча последовали за ним к гостеприимно опущенному трапу, слишком усталые, чтобы разговаривать. Наскоро поужинав, Игорь откинул спину сидения назад, накрылся пледом и закрыл глаза.

Ему действительно стоило отдохнуть.

***

— Алло?

— Игорь, привет! — в трубке раздался энергичный голос Кристины. — Где пропадал? Я не могла до тебя дозвониться.

— Да, я… — Игорь помедлил. Он доверял Зевсу, но не видел причины раскрывать всей правды о своей поездке. По крайней мере, не в телефонном разговоре, — уж этому-то служба в СЗГ его научила. — В общем, был занят. Расскажу как-нибудь потом.

— Хорошо, — легко согласилась Кристина. — За те три дня, что ты отсутствовал, банда Стрелка напала лишь один раз. Они уничтожили склад на территории Гермеса. Никому из Семьи Ветровых их догнать не удалось, так что никаких хороших новостей я тебе сообщить не могу.

— У меня есть одна идея. Мы можем встретиться?

— Конечно. Ты подъедешь? Я дома.

— Да, я скоро буду.

Закончив разговор, Игорь не стал откладывать сборы в долгий ящик и принялся одеваться. На улице постепенно теплело, — а может, ему просто так казалось после двухдневной прогулки по высокогорью, — и Лазарев, проигнорировав одутловатый пуховик, решил ограничиться плотной кожаной курткой, которая к тому же нравилась ему куда больше. Перед выходом из своей комнаты Игорь посмотрел в зеркало.

После того, как он ушёл из СЗГ, он перестал бриться, и его заметно постаревшее лицо обрамляла короткая тёмно-русая бородка. Под глазами залегли круги, на часто хмурящемся лбу залегли начинающиеся морщины, заставляющие его выглядеть значительно старше своих двадцати трёх лет. Сверху на уши понемногу начинали залезать отросшие волосы. Игорь мысленно пообещал себе постричься, как только у него станет побольше времени.