Летний детектив для отличного отдыха [сборник]

Митрофан

В приемной прокурора было безлюдно. Присутствовала только секретарша Катюня (выздоровела, оказывается). Она восседала за компьютером и, насупив свои выщипанные в ниточку бровки, смотрела в монитор. Появления Митрофана она не заметила. Когда он вошел в дверь приемной, помощница прокурора никак не отреагировала на появление старшего следователя Голушко. И не потому, что тот беззвучно передвигался, просто Катенька была так поглощена своим занятием, что ничегошеньки не слышала.

«Добрый день!» – хотел сказать Митрофан, но слова застряли в горле, когда он увидел картинку на мониторе.

Катенька сидела в сайте «Шаг в бесконечность»! В то время, когда в приемную зашел Митрофан, она находилась в чате, но ничего не набирала, а просто читала переписку. Голушко не стал обозначать своего присутствия – застыл в дверях и стал следить за прокурорской секретаршей.

Посидев в чате, та зашла в раздел «Музыка», включила какую-то заунывную мелодию и откинулась в кресле.

– Здравствуйте, Катя! – решил-таки дать о себе знать Митрофан. – Что у вас за музыка такая странная играет?

Катя едва со стула не упала, услышав голос Голушко. Но, надо отдать ей должное, быстро с собой справилась и уже в следующую секунду щелкала кнопкой мыши, чтобы свернуть окно «Шага в бесконечность» и выйти на текстовый документ.

– Как вы меня напугали, Митрофан Васильевич! – воскликнула она нервно.

– Извините, не хотел… – Голушко подошел к столу, облокотился на него и вперил в раскрасневшееся Катино лицо испытующий взгляд. – Так что за музыку вы слушали?

– Какую еще музыку? – Она принялась суетливо перекладывать с места на место бумаги. Руки ее при этом немного подрагивали. – Не знаю я, о чем вы… Играло, наверное, что-то, да я разве помню что… Это радио! – Голос сорвался на крик. Катя подняла на Митрофана глаза и бросила зло: – Чего вы на меня уставились?

– Не пойму, зачем вы врете!

– Да какое вы имеете право…

Но Митрофан оборвал ее возмущенный возглас вопросом:

– И давно вы являетесь членом виртуального клуба самоубийц?

Катя, услышав его, разом побелела. Только что была пунцовая, и вдруг вся краска с лица и шеи схлынула. Митрофан даже испугался, как бы дамочка в обморок не хлопнулась, поэтому быстро налил в стакан воды из графина и сунул Кате под нос.

– Выпейте, – скомандовал он.

Она послушно поднесла стакан ко рту и стала шумно пить. Выпив все, Катя выдохнула:

– Простите меня, Митрофан Васильевич…

– За что?

Но она не ответила. Казалось, Катя даже не слышала адресованного ей вопроса, так была поглощена своими переживаниями.

– И прошу вас… – пролепетала она. – Нет, умоляю… Не рассказывайте никому…

– О чем вы, Катерина?

– Я струсила, понимаете? – женщина в очередной раз проигнорировала реплику Митрофана. – В последний момент… Вернее… – Катя утопила лицо в сложенных ковшиком ладонях. – Я поняла, какой дурой была… Все эти годы… Я ведь сразу после сорока начала бредить самоубийством! Вы, наверное, не знаете, но… Моя жизнь… это ж сущий ад! Для вас всех я вечная фаворитка прокуроров… И, возможно, в этом смысле мне не на что жаловаться… Но ведь ни один из начальников, укладывающих меня на кушетку в кабинете, не отнесся ко мне с душой. Всем было удобнее откупаться: квартирой, машиной, мебелью (когда она еще была в дефиците), путевками, наконец… И хоть бы один проявил участие! Спросил: «Как ты живешь, Катенька?» – Она вскинула голову и утерла кулаком выступившие слезы. – Наверное, боялись узнать правду… Что живу я препогано! Что у меня брат больной на голову человек, да еще и алкоголик, что жена моего бывшего супруга до сих пор ревнует меня к нему и то окна мне краской обливает, то на дверь валерьянку льет, чтоб кошки гадили, что сын…

– У вас есть сын?

– Да, представьте себе… Я родила его в семнадцать. Еще до замужества. И отдала в детдом… А сейчас он вырос, каким-то образом нашел меня и… Он наркоман. Сидит на героине! Каждую неделю он является ко мне и просит денег… Я, естественно, не даю (уже не даю… раньше, когда не знала о его болезни, оказывала помощь, думала, ему есть нечего), но это не избавляет меня от его визитов… Вламывается в подъезд и орет под дверью о материнском долге… А еще обвиняет меня в том, что именно я виновата в его бедах… «Не бросила бы меня, – кричит, – не стал бы я таким отбросом…»

– Все это трагично, не спорю, – осторожно начал Митрофан. – Но ведь есть в вашей жизни и положительные моменты…

– Нет, Митрофан Васильевич, нет никаких моментов… Потому что даже когда никто меня не достает, я не могу расслабиться… Я жду, когда один из моих мучителей явится ко мне, чтобы гадить, гадить, гадить… – Она вновь начала бледнеть, но от новой порции воды отказалась – оттолкнула Митину руку со стаканом и выкрикнула: – Увезите свою жену из города! Спрячьте ее! Иначе она умрет!

Митрофан недоуменно нахмурился.

– Боже, кто бы знал, как я мучилась последние дни! Как терзалась! – Катя стукнула себя кулаком в грудь. Да с такой силой, что зубы клацнули. – Я ж не думала, что моя путевка в «Эдельвейс» кому-то другому достанется. Я ж как решила: не поеду туда, и все! Я спасена. Но в профкоме как узнали, что я заболела (а я на нервной почве действительно занедужила, даже в поликлинику ходила на уколы), так, чтобы добру не пропадать, мою путевку, как горящую, предложили вам! Узнала я об этом только во вторник, когда на работу вышла… И не только про это, но еще и про череду самоубийств… И стало мне ясно, что не только с Магдалиной, то есть со мной, Габриель контракт заключил, но еще и с другими…

Митрофан больше не мог слушать ее оправдательного лепета. И сделал то, чего ни разу в жизни себе не позволял: ударил женщину ладонью по лицу.

– Если с моей женой что-нибудь случится, – ледяным тоном проговорил он после того, как отвесил Кате пощечину, – вместо Габриеля я отправлю тебя в мир иной!

И, брезгливо вытерев руку, которая секунду назад соприкоснулась с ее щекой, выбежал из приемной.