Бертран из Лангедока

* * *

Минула еще неделя. Я начал понемногу вставать с постели. Доктор объявил меня исцеленным и оставил в покое. Аббат Жеро наслал на меня мрачного долговязого цистерцианца, дабы тот меня исповедал. Половину из сотворенных мною грехов я благополучно перезабыл, но оставшегося вполне хватило, чтобы у цистерцианца надолго испортилось настроение. Выбранил он меня от души, истово, а после посадил на хлеб и воду.

Просидел я на хлебе и воде два дня. На третий прокрался в кухню, откуда был с позором изгнан.

Тогда я выбрался за стены монастыря и стащил кусок сырого мяса у одного из «бородатых братьев». Развел костерок в лесу у речки, кое-как поджарил. Монахи меня не видели и на следующий день со всей торжественностью допустили к Святым Дарам.

После этого я резко пошел на поправку, повеселел и сделался совершенно здоровым. Я уже подумывал было назваться калекой и попроситься в «бородатые братья», но тут, как на грех, надвинулась весна.

Припал я к стопам аббата, благодаря за приют и лечение. Аббат поцеловал меня в клейменый лоб. Поблагодарил я и мучителя-доктора, и мрачного верзилу, который сажал меня на хлеб и воду, и прочих.

Когда я уже совсем собрался уходить, ко мне подошел Бертран.

И я подумал, что теперь никогда уже не смогу забыть, как он приходил ко мне в серые предрассветные часы, чтобы я принял участие в заутрене.

– Прощай, лучник Эмерьо, – сказал Бертран. – Не умирай и дальше.

А я разинул рот, как дурак, и не знал, что ему ответить.

Он усмехнулся и добавил:

– Хоть ты и католик, а духовенство не любишь. Но постарайся любить Иисуса – ведь этого вполне достаточно…

И повернулся ко мне спиной.

Я всё стоял в воротах и смотрел ему вслед.

Единственный на свете, неповторимый Бертран. Идет, немного пригнув светловолосую голову, легким размашистым шагом – неспешно и все же быстро. Острые широкие плечи, черный капюшон между лопаток. Вероломный Бертран – рыцарь, шателен и монах.

Вот он приблизился к остальным… Мгновение – и слился с ними. Я перестал различать его в этой черно-белой толпе. И сколько ни вглядывался, так и не смог выхватить его взглядом. Один из многих. Капля в море.

Больше мы с ним не встречались.