Три сердца, две сабли

– Еще одно подобное слово о мадемуазель Верховской, и вы получите новый вызов, – подражая его карикатурно-дружелюбному тону, проговорил я. – Причем, по праву своего положения и за особой занятостью, я потребую от вас принять его и дать мне удовлетворение до расплаты вашей по прочим счетам.

Капитан поднял бокал с красным вином, уж не знаю, украденным ли или все же полученным по «выписке из магазина» и прихваченным с собою.

– За неслыханное французское благородство, – провозгласил он, – кое рискует погубить нас всех!

Игра продолжалась, и я последовал ее правилам. Я принял тост капитана, имея в виду лишь Евгения. Пугающая, видать, репутация была у моего соперника и среди своих.

Вслед за тостом капитан легко свернул разговор на отвлеченные предметы, даже какие-то истории из своей жизни принялся рассказывать. И при этом все остро приглядывался ко мне. Я догадался: находит он меня по меньшей мере недостаточно чистым французом. Что ж, позволительно было подыграть безопасности ради: когда очередь дошла и мне слегка пооткровенничать, я соврал к слову, что у меня отец из старых провансальских дворян, и он едва не попал на плаху в революцию, а вот мать моя происходит из польского рода королевских кровей. Капитан приподнял брови и кивнул, довольный своей прозорливостью.

– Мой род, как и ваш, сильно пострадал от нескончаемого кровавого бунта в минувшем веке, – вздохнул он. – Однако ни вы, ни я не ударились в разбойники Картуши… пусть и на императорской службе и при мундире для отвода глаз.

– Кого вы имеете в виду? – сделал я простодушный вид.

– Давно ли вы знаете Нантийоля? – вдруг перешел на тон полицейского допроса де Шоме. – Я уже наслышан, что и у вас с ним имеются давние счеты.

Игра пошла ва-банк!

– Представьте себе, мы познакомились в Санкт-Петербурге! – решился я слегка ошеломить де Шоме. – Еще в отрочестве. В пору изгнания. С тех пор и счеты. Мы крепко повздорили за дружбу с одной фрейлинской дочкой. Но отрокам дуэль невозможна. С тех пор проценты по счетам росли.

Я и сам подивился размаху своей сказки. Можно вообразить себе удивление де Шоме. И все же запросто обвести его вокруг пальца было нелегко.

– И однако же вы только что стояли внизу друг перед другом, как старые друзья, – заметил он.

– Общее детство и отрочество сближают даже врагов, – отвечал я. – По крайней мере, во время перемирия. Он попросил меня быть его секундантом, я, разумеется, согласился.

– А кто будет потом вашим секундантом? – прищурился де Шоме.

– О! Мы знаем друг друга так давно, что вполне можем обойтись без оных, – шутя, отмахнулся я.

– Странные совпадения. Очень странные, – резонно заметил де Шоме. – Петербург, Гишпания, теперь русская дыра. Кто-то как будто нас водит друг за другом.

– Провидение, не иначе, – признал я.

– Или же сам дьявол… – хмыкнул в усы капитан. – Послушайте, лейтенант. Вам не кажется, что и в моем, и в вашем сапоге один и тот же камень? И не пора бы нам от него избавиться?

Следовало ожидать, что де Шоме предложит мне заговор. Я почел за лучшее ответить долгой и многозначительной паузой, во время коей завершил свою трапезу и всем своим видом намекнул, что тороплюсь откланяться.

Де Шоме вытерпел сию паузу и, похоже, почел ее своей тактической победой:

– Подумайте, лейтенант, я не тороплю. Я даже готов признать, что вспылил излишне, и при случае принесу извинения сей… как ее?.. Werkhovska?

– Мадемуазель Verkhovskaya – не полька, а русская, – строго заметил я и, поблагодарив за приглашение, поднялся, а поднявшись, добавил: – Буду крайне признателен вам, как только вы принесете ваши извинения хозяйке дома, ибо все мои предупреждения остаются в силе.

Усы капитана как бы раздвинулись, и я готов поклясться, что он скрытно оскалился.

– То произойдет даже быстрее, нежели вы можете подумать, – сказал он, явно решив, что я выставляю его извинения условием моего вступления в заговор против Нантийоля. – Ежели вы соблаговолите остаться на кофе…

Я поблагодарил его и отказался, сославшись на срочные дела.

– О да, у императорского порученца всегда под рукою срочные дела… – лукаво заметил де Шоме. – Однако жаль, что вы не хотите остаться: вы могли бы стать свидетелем исполнения моих обещаний.

Молнией сверкнула догадка: уж не нарочно ли капитан выманивает хозяйку из ее комнат на приманку извинений, дабы показать скороспелую дружбу со мною… а заодно… Одним словом, надо было спешить!

– Позвольте задержать вас, лейтенант, еще на одно мгновение, – тем же лукавым тоном проговорил мне в спину де Шоме. – Прежде чем примете окончательное решение, вспомните самые простейшие правила арифметики.

Он замолк, и я невольно повернулся к нему с немым вопросом, уже взявшись за ручку двери.

– …один плюс один всегда равняется двойке, а один минус один – нулю… – раздвигая усы, «считал» де Шоме, – то есть в сумме дают пустоту… могилу…

Многозначительный намёк казался вполне прозрачным.

– Коли останетесь в живых, капитан, и выйдите в отставку, сможете легко накопить на старость, уча детей арифметике, – дал я де Шоме добрый совет и вышел, не дожидаясь ответа.

Чутье и разумение не подвели меня: уже выходя, услыхал я решительный стук каблучков – и устремился ему навстречу. Трапеза с де Шоме и мои худшие подозрения, на него павшие, дельно подготовили меня ко встрече с Полиной Аристарховной: ни робость, ни чувство стыда не угнетали меня в сию важную минуту. Лучшая защита, как известно, нападение!

Едва барышня увидала меня, как изобразила на своем прекрасном лице холодность и равнодушие, кои меня уже не пугали. Впрочем, шаг она несколько замедлила.

Я встал у нее на пути с поклоном и попросил прощения за вынужденное отсутствие, происшедшее, к моему великому сожалению, в неподходящее время.

– Нет повода к извинениям, – столь же холодным тоном отвечала Полина Аристарховна и едва не повторила слово в слово скрытый упрек де Шоме: – У императорского порученца всегда найдутся безотлагательные дела, о коих он имеет полное право не уведомлять никого.

– Я, право, весьма благодарен вам, сударыня, за понимание, но… – И тут я вновь решился пойти ва-банк: – Позвольте узнать, не на переговоры ли с капитаном вы направляетесь?

Брови у Полины Аристарховны вспорхнули, однако тотчас сошлись сердито соколиными крылышками.

– Вас мои планы не должны беспокоить… как, впрочем, и ваши – меня, – еще более холодно проговорила она.

– Отнюдь нет! – дерзко противостал я. – В данную минуту они должны меня беспокоить! Капитан де Шоме со своими манерами мародера мне столь же неприятен, сколь и вам… и уверяю вас, он здесь опасен для всех, не только лишь для вас и вашего имущества.

Бровки барышни вновь взметнулись… и не сходились более.

Ошеломлять – так ошеломлять без предварительных намеков и обиняков!

– Скажите мне, сударыня, откровенно, – проговорил я доверительным шепотом, – держите ли вы особые ценности в той комнате, которую только что покинули?

– Какое то имеет значение для вас?! – в совершенной растерянности пролепетала девица.

– Наиважнейшее! И для меня, и для вас, сударыня! – выдохнул я, увидев по глазам хозяйки наверняка, что там, в той комнате, вору вполне будет возможно поживиться кое-чем: если и не самыми важными фамильными драгоценностями, то, по крайней мере, безделушками, дорогими сердцу хозяйке. – Ведите меня в ту комнату немедля!

– В спальню?! – обомлела Полина Аристарховна.

– Если вы находились в спальне, значит, в спальню! – тоном едва ли унтер-офицерским шепнул я. – Немедля! И при том на цыпочках…

Сколько чувств, сомнений и догадок промелькнуло на лице барышни в единый миг! Но как я и предполагал, Полина Аристарховна была особой сообразительной и даже немного авантюрной.

– По всему видно, вам будет что доложить вашему императору, – тихо, но едва ли не вызывающе проговорила молодая хозяйка усадьбы. – Однако если срежетесь, пеняйте на себя.

Что и говорить, ставкой были остатки моего достоинства. На случай, если не удастся застать мародеров де Шоме с поличным, я готовил запасной план с засадами и уговорами, но сей туманный план уже не спас бы мою честь… По счастью, он не понадобился – Провидение выручило меня, я сорвал банк!

Когда мы подошли к хозяйской спальне, я учтиво отстал на шаг, готовый, однако, сломя голову ринуться на опасность.

Полина Аристарховна осторожно приоткрыла дверь и… ахнула!

Я и сам заметил в щелку, как на одной из сторон пышной кровати перина ходит ходуном.

– Простите, сударыня, я сам! Вам не следует марать руки! – шепнул я.

И ринулся. Ринулся в дамскую спальню, даже не удосужившись получить на то позволение! Зато накрыл подосланного вора врасплох. Он подрывал перину, опытно зная, где в девичьей спальне на случай опасности может быть простодушно прикопана хотя бы часть тех драгоценностей, кои всё же должны оставаться всегда под рукою.

Ах, с каким наслаждением расправился я и с этим негодяем, еще не успевшим подняться с колен! Он был ошеломлен, готовый, на худой конец, увидеть разгневанную хозяйку или ее служанку, но – никак не императорского порученца, и я получил возможность без труда отвести душу. Первым делом выбил у него из руки сапожный нож, коим он уже успел подрезать перину. Другую руку он не успел выпростать из дырки, как я схватил его за волосы, приподнял и ударил свободной рукой в кадык. Мародер захрипел, обвис, и я потащил его за волосы вон, приберегая нужные слова.

Ах, с каким наслаждением я еще раз двинул его снаружи и произнес те слова:

– Побежишь жаловаться капитану, мерзавец, найду и пристрелю без суда.

Держась за горло, скрючившись и пошатываясь, мародер в ладной синей форме убрался с глаз долой.

Не могу сказать, что, оставшись наедине с Полиной Аристарховной, я испытывал особую гордость за удачный парад своего к ней участия… но облегчение, наконец, испытал, это несомненно.

Полина Аристарховна стояла предо мною слегка побледневшая.

Я вновь принес извинения.

– Увы, я все больше разочаровываюсь во французах, – со вздохом проговорила она. – А я так мечтала побывать в Париже.

– Увы, и я пока не могу найти никакого им оправдания, – в ответ вздохнул я… и почти точь-в-точь повторил слова Евгения: – Де Шоме – патентованный мерзавец и опытный мародер. Позор всей Великой Армии. Печальное совпадение, что и он оказался здесь. Однако вскоре его судьба будет решена, уверяю вас. Нужно лишь выиграть время. Вы намеревались вести с ним переговоры в гостиной, не так ли?

– Он прислал ко мне своего подчиненного с запиской, – сообщила Полина Аристарховна. – В ней говорилось, что он весьма сожалеет о случившемся, что вспылил по врожденной горячности своего характера, но, чтобы не упасть в глазах своей партии, он нижайше просит принять его приглашение на чашку кофе не в гостиную, а в предоставленную ему комнату.

– И вы решились пойти без надежного сопровождения?! – невольно вырвалось у меня.

Полина Аристарховна переменилась в лице и позе: передо мной теперь стояла истинная богиня.