Кристиан

– Любые бумаги можно так перекрутить, что святой будет объявлен последним грешником, – сказал Софано. – Здесь, во Франции, этот документ, попав в руки врагу, может стоить нам жизни. Бумага должна быть найдена. Но искать ее следует в строгой секретности. Иначе нам не избежать дыбы, а то и плахи.

Иезуит был уверен, что документ похищен сбежавшими самураем и княжной. Нужно было как можно скорее найти беглецов. Успокаивало одно – пока граф де Вард здесь, значит, с пасынком он не встретился.

– В их положении нельзя придумать большей глупости, чем побег и кража документов. Кому-кому, а им точно не следовало бы показывать свой норов, – принялся рассуждать отец Таль. – Они еще совсем юны, то есть не могут опираться на хоть какой-то жизненный опыт. К тому же, оба понятия не имеют о положении дел в стране, о том, к кому следует идти, а уж тем более о сложной ситуации в международной политике. Если у этого самурая есть хоть немного мозгов, он не станет кому попало показывать украденный документ. Ведь должен же он понимать, что нельзя ждать ничего хорошего от мало знакомых людей!

– Пока все, в чем он убежден – это то, что ему точно не следует ничего хорошего ждать от нас, – бросил Софано. – Как же я сглупил, настроив его против себя! Был уверен, что мальчишка мне и слова поперек не скажет!

– Он еще наивен, но в то же время школа князя Иоири даром не прошла. Он очень подозрителен. Но сделать так, чтобы он доверял вам, как самому себе, не трудно. Сейчас главное их найти. Как же тяжело иметь дело с молодыми!

– Еще эта девчонка…

Отец Софано встал и принялся размерено ходить по комнате. Он уже немного успокоился.

– Ее капризам я тем более потакать не намерен! Еще недавно у нас в руках был рычаг воздействия на этого француза де Варда, и вот он ускользнул! А вместе с ним и невеста наследника сегуна, с помощью которой можно было повлиять на Токугаву, если ничего не удастся добиться от французов. Глупые дети! Как только найдем их – больше глаз с них не спустим. Я не желаю подвергать опасности государственные интересы из-за этих паскудников! Они еще заплатят за свою выходку. Будут слушаться меня беспрекословно!

– И все-таки удивительно, что и сам Токугава сделал такую ставку на этого щенка, – задумчиво произнес Таль.

– То, что мальчишка – барчонок, было очевидно. Вот и купил его Иоири, словно редкий камень или дорогую статуэтку.

– Представьте, что было бы, если бы мы позволили самураю явиться на переговоры. Де Вард мог узнать пасынка – слишком приметен этот его шрам на щеке. Да еще и заикание…

– Не исключено, что он явится в парижский особняк отчима. Там и нужно его ждать. И если он уже куда-то дел бумагу, я прикажу разорвать его к черту! – Софано даже повысил голос.

– Ну-ну, потише, детоубийства еще нам не хватало, – осадил его отец Таль.

Шинджу не успела вернуть свиток, похищенный из шкатулки иезуита, и понимала, что этим бросила тень подозрения на сбежавшего юношу. Подслушанный ею разговор отца Софано с де Вардом дал ответы на некоторые вопросы, а ее личная встреча с графом пролила свет на главную тайну – то, кем все-таки был Ихара Касэн. Именно поэтому она решила действовать.

– Я поеду с вами! Я должна увидеть свою девочку! – просила японка де Варда. – Ей угрожает опасность. Софано думает, что его бумаги похищены ими.

Граф поднялся и взял бокал вина, подал ей.

– Выпейте и успокойтесь.

Вельможа скрестил на груди руки. Этa пoзa вeликoлeпнo пoдчeркивaлa рaзмaх eгo широких плeч.

– Вы думаете, их нужно искать в Париже? – уточнил дипломат.

– В Гавре и его окрестностях их не нашли.

– А внимательно искали? – Франсуа улыбнулся, желая немного разрядить атмосферу.

– Очень внимательно, граф, – Шинджу улыбнулась в ответ.

С полминуты она глядела ему в глаза поверх бокала.Насколько кокетлив и игрив был ее страстный взгляд, настолько же спокоен и равнодушен был взгляд графа.

– Так что, вы возьмете меня с собой?

– Понимаете, есть определенные обстоятельства…

– Мой супруг?

– В том числе.

Упоминание о муже заставило японку почувствовать себя неловко. Конечно, это было странно – напрашиваться в поездку с малознакомым посторонним мужчиной. Но госпожа Хоши придумала себе оправдание заранее.

– Он занят своими торговыми делами и ему не до меня. К тому же он поймет. Я так боюсь за девочку!

В ответ на ее просящий взгляд Вард промолчал.

– Вы позволите мне ехать с вами? – снова спросила женщина, посмотрев на него снизу вверх блестящими темными миндалевидными глазами.

Ее яркие чувственные губы подрагивали. А он не отвечал, наверное, целую вечность, хотя, скорее всего вечностью ей показались всего несколько секунд.

– Нет, сударыня, – отрезал, наконец, граф.

Голос его прозвучал бесстрастно. Улыбка совсем исчезла с лица госпожи Хоши. Черт возьми! Она действительно была подавлена. Да и на что она собственно надеялась? Шинджу опустила голову и тихо заплакала. Но заметив, что на это ничего не последовало, она повернулась к французу, украдкой стараясь рассмотреть его реакцию. Он приподнял брови и, кажется, едва сдерживал раздражение. В лице его в этот момент явно читалась так характерная для мужчин его сословия надменность.

– Отец Манами, Изаму Иоири был правителем Канадзавы, и одним из тех, кто желал свергнуть сегунат, – стала говорить молодая женщина. – За это Токугава убил его и его супругу – мою сестру. Мана осталась сиротой. Во время нападения на дворец Ихара вывез ее по приказу князя. После гибели своего господина самурай был обязан сделать сэппуку[2]. Вы же знаете, что это? Но тогда Манами осталась бы одна. Я вам уже говорила, что Ихара считает себя обязанным продолжать служить ей.

Граф был безмолвен, но от Шинджу не утаилось, что он ожидает продолжения.

– Тогда, во время нападения на дворец была… убита моя шестнадцатилетняя дочь Ясу.

Шестнадцатилетняя дочь? Мужчина изучающее глядел на красавицу-японку. Сколько же ей лет? Он не дал бы и двадцати пяти. Во всем ее облике была какая-то свежесть, свойственная азиаткам.

– У меня никого нет кроме племянницы. И если я потеряю и ее…

– То что?

Французский вельможа потрясенно всматривался в красивое лицо, ставшее бледным и неподвижным, как маска.

– То умру. Наш Бог не запрещает нам лишать себя жизни.

– Что вы такое говорите, – пробормотал граф.

Он подумал о своей дочери. И о Кристиане, который будучи еще совсем несмышленышем, лишился отца, а потом потерял всю семью. Хоть и прошло уже много лет, граф отчетливо помнил, как страдала его жена. Тогда у нее случилась истерика, после которой она по-настоящему заболела на нервной почве.

Шинджу, казалось, была на грани обморока. Воспоминания о том дне саданули по сердцу, словно острые мечи. Конечно, она умолчала о некоторых подробностях. Но граф прекрасно знал, что делают солдаты с захваченными городами и людьми. В любой стране. Взгляд де Варда стал пронзительным, испытывающим. Теперь выходило, что это он желает что-то узнать о ней, а она хочет утаить.

Нервное напряжение вылилось в новый, уже вполне искренний, поток слез. Закончилось все тем, что граф де Вард все-таки пообещал взять ее с собой. Шинджу ликовала. То, чего не добились японские дипломаты, оказалось под силу хрупкой женщине. Она будет в Париже!

Улаживание дальнейших вопросов с японской миссией было возложено на второго дипломата, маркиза де Альмарика. Графу же надлежало возвращаться в столицу и явиться к монарху с подробным отчетом о том, как прошла встреча. Благо от Гавра до Парижа путь был не долог.

– Мне показалось, или вы действительно позволили себе насмехаться над нашими дипломатами? – спросила Шинджу, отвлекшись от созерцания вида за окошком кареты.

– Не люблю глупость, показываемую прилюдно. А еще больше не люблю, когда меня пытаются водить за нос, – ответил де Вард.

– Разве это имело место?

– Все усилия ваших земляков были направлены на то, чтобы оказаться на приеме у нашего короля, хотя я практически прямо им в этом отказал.

– Но меня-то вы с собой взяли, – улыбнулась молодая женщина.

– Вы же едете не к королю. Или все-таки я чего-то не знаю?..

Он явно не воспринимал всерьез их беседу, и ее это стало даже забавлять.

– Какая вы авантюристка, судя по всему, – заметил де Вард.

Японка хрустально засмеялась и будто случайно положила руку ему на бедро, а потом, смутившись, поспешно убрала ладонь. Ни капли не изменившийся в лице Вард сдержанно и безучастно отвел взгляд в сторону.

Шинджу понимала, что он женат. И что шансов увлечь его у нее, скорее всего, нет. Хотя почему же? Она была действительно красива. Пусть не привычной для него европейской красотой, но той красотой, которую признавали все. Невысокая, стройная, но с довольно женственными формами, с черными волосами до пояса, тонкими длинными чувственными пальцами, она походила, наверное, на нимфу со старинной гравюры. Интересно, а какова его супруга? Красива ли? А может дурнушка, о браке с которой условились их родители?

– Да, и прошу вас, – спохватившись, будто что-то вспомнил, произнес после продолжительного молчания Франсуа. – Моей жене и дочери пока не следует ничего знать о Кристиане… До того момента, пока юноша не будет найден.

– Я поняла вас, граф. Главное, чтобы иезуиты не нашли их раньше нас, – ответила Шинджу, не отрывая глаз от какой-то изящной безделушки, которую крутила в руках.

Заметив, что мужчина тоже рассматривает этот предмет, госпожа Хоши стала пояснять, что это украшение для волос, выполненное из атласных лент, и называется оно цумами-канзаши.

– Ваша матушка знает, что вы пригласили меня на ужин? – поинтересовался Ивон.

– Нет, матушка на весь день уехала к маркизе де Монтеспан. С некоторых пор они стали подругами, – усмехнулась Софи.

– А как же вы пригласили меня без ведома родителей? – поддел ее юноша.

– Я уже сама могу решать, кого мне приглашать на ужин.

На самом деле решать это мадемуазель де Гримальди де Вард могла лишь пока ее батюшка был в отъезде, а гувернантка госпожа Ниве спала, приняв лекарство от головной боли.

Девушка приказала служанкам облачить ее в одно из своих лучших платьев, а также подать на стол розовые лепестки в сахаре и другие лакомства.

«Красотка совсем не думает о своей репутации… Кажется, эта мышка попалась в мышеловку…» – подумал шевалье де Жонсьер.

Пока лакей выставлял блюда на маленький столик в гостиной, Софи от волнения ходила туда-сюда по комнате, забавляя этим Ивона.

– Что это за люди крутятся возле нашего дома? – бросив взгляд в окно, произнесла девушка.

– Я никого не видел, может это просто прохожие? – заметил молодой человек.

– Нет, я вижу их с утра. Двое каких-то странных мужчин… О, Ивон, как хорошо, что в этот вечер вы навестили меня! Иначе бы я умирала от страха!

Жонсьер как раз оценивающе разглядывал резной мебельный гарнитур красного дерева – сидения и спинки кресел обтянуты голубым шанжаном, повсюду разбросаны подушечки из той же ткани. В интерьере комнаты сдержанность классицизма граничила с нескромной роскошью и торжественностью. Золотые рамы зеркал и картин, великолепная люстра, замысловатая мозаика паркета – все дышало утонченностью, гармонией и теплом. И все это, очевидно, стоило немалых денег. А его путь к сему внушительному капиталу лежал через сердце этой глупышки… Юноша сделал шаг к девушке. Она попыталась отстраниться, но застыла, когда Ивон рукой отодвинул в сторону шелковистую волну ее темных локонов и провел теплыми пальцами по ее шее, а затем и вдоль выреза лифа. Это было так неожиданно, дерзко, волнующе! После того, как он позволил себе поцеловать ее, и она потребовала обещания больше никогда так не делать, Ивон сдерживал слово целую неделю. И вот новые поползновения… Она должна была понимать, что оставшись с ней наедине, он обязательно попытается вновь сорвать с ее губ поцелуй! Но что-то неумолимо тянуло девушку к этому нагловатому, и такому очаровательному двадцатитрехлетнему блондину.