Кристиан

Опешившему Жонсьеру понадобилось с полминуты, чтобы осознать, что произошло. Теперь он сидел на полу, у ног самурая. По его лицу из пореза стекала кровь.

– А, это ты, дикарь! – процедил Ивон, исподлобья глядя на юношу.

Но потому, как дрожал его голос, было очевидно, что он испугался. Звук, с которым выскользнула из ножен катана, заставил шевалье похолодеть. Жонсьер судорожно пытался нащупать рукоять шпаги, но пальцы хватали пустоту.

– Однажды мой учитель решил п-проверить, насколько быстры и сильны мои удары, – заговорил японский воин. – Тогда мне было п-пятнадцать лет. И оказалось, что я наношу два вертикальных удара мечом в секунду. Сейчас, наверное, могу б-больше. Катана легко разрубает все, даже доспех. Твоя шея тем более не выдержит п-прямого удара. Я убью тебя, если ты сейчас же не уберешься тем же путем, что п-пришел.

Дважды повторять протрезвевшему от ужаса Ивону не пришлось. Он вскочил и бросился к окну. «Проклятый заика», – донеслось до Ихары.

Софи сидела на кровати, кутаясь в одеяло и глотая слезы.

– К-как вы могли п-позволить ему сюда войти? – повернулся к ней брат.

– Он сам! Когда я проснулась, он уже был здесь!

– Почему не п-прогнали?

Мадемуазель де Вард закрыла руками лицо.

– Я сама не понимаю… Я вовсе не хотела этого! – жалобно сказала она. – Просто он мне очень нравится. Если отец и матушка узнают… Прости меня, пожалуйста, Кристиан! Не говори никому! Не выдавай меня! Прости!

Девушка заплакала.

– Он б-больше не должен здесь появляться. Никогда.

– Ивон говорил, что любит меня.

– Когда мужчина любит, он хочет жениться. А этот… не уважает тебя, Софи, разве ты не п-понимаешь? Он хотел тебя обесчестить.

– Ты прав, ты совершенно прав… Я потеряла голову. Теперь уж точно он меня не уважает.

– П-просто ты неопытна. И не знаешь мужчин, – в голосе Кристиана появились нотки нравоучительства, как и положено старшему брату. – Я-то никому не скажу, а вот он сам? Д-давно он п-позволяет себе подобные вольности? Граф знает, что вы вопреки его запрету общаетесь?

Софи отрицательно покачала головой. Прижав к груди колени, она уткнулась в них лицом.

– Тебе плохо? – спохватился юноша.

– Мне стыдно. Плохо, противно, но больше всего стыдно… – прошептала сквозь слезы девушка.

– Перестань п-плакать. И знаешь что… Отца не надо было обманывать.

Ивон де Жонсьер пообещал себе, что поквитается. И такая возможность не заставила себя ждать. Пока король был занят стратегическими вопросами войны с Голландией, и выслушивал отчеты своего военного министра о положении дел на фронте, госпожа де Монтеспан затеяла небольшой прием. Граф де Вард был слишком занят, чтобы посетить данное мероприятие, а вот графиня с дочерью и госпожа Хоши приехали.

Софи знала, что Жонсьер, у которого везде были какие-то знакомые и друзья, тоже будет там. Она очень переживала, и даже немного приболела от волнения.

– Может мне не следует ехать? – спросила она у брата, зная, что это несколько унизительно – прятаться от Ивона после всего произошедшего.

– Езжайте. Только постарайтесь держаться весело и непринужденно.

Ихара был почти уверен, что ей не следует больше опасаться этого глупого отвратительного пижона, мнящего себя сердцеедом. Его больше волновал другой человек – Мана. Конечно, он заметил, как она изменилась с появлением Шинджу. Самурай уже не раз видел, как она тренируется при помощи его бамбуковой палки отражать и наносить удары. И это натолкнуло его на одну мысль…

Окна особняка мадам де Монтеспан торжественно сияли в ночи. У роскошной лестницы парадного входа маячили слуги и сновали извозчики. Вдоль всего фасада тянулись ряды карет с разнообразными гербами, из приоткрытых дверей на веранде лились звуки музыки, смех и веселые голоса. Столы ломились от яств, по Сене, неподалеку от которой располагался особняк фаворитки короля, скользили лодки, украшенные цветами, во внутреннем дворе шумел фонтан.

Что-то было не так – Софи поняла это сразу. Юная, прелестная, она всегда вызывала восторг у молодых людей и взрослых мужчин. А сегодня большинство ее поклонников к ней не приближались, издалека посылая ей странные взгляды.

Когда Софи вышла на веранду вдохнуть свежего весеннего воздуха, рядом неожиданно оказался Ивон. Подтянутый, стройный, одетый с иголочки, он теперь мало походил на того опьяненного вином и страстью мужчину, проникшего в ней в спальню.

– Мне кажется, вы слегка озадачены, моя дорогая, – его тихие шаги и насмешливый голос заставили ее обернуться.

– С чего вы взяли?

– Вижу. Не удивляйтесь. Это я виноват. Сказал кое-кому, что скромные девушки бывают необузданны в постели. Знаете, как быстро разносятся слухи!

На секунду она отважилась встретиться с ним взглядом, и сразу же потупилась в смущении. Ивон смотрел надменно, вовсе не так, как мужчина смотрит на любимую девушку. Мадемуазель де Вард похолодела. Да ведь он распустил слух, что спал с ней, и сейчас сам об этом бессовестно говорит! Ей вдруг стало ужасно обидно. С ней никто никогда не поступал так грубо и незаслуженно! Ударить эту самодовольную физиономию было бы меньшим из всего, что стоило предпринять. На глаза Софии накатились слезы. Она бессильно опустила голову, став похожей на растерянного зверька, попавшего в когти хищника.

– Пропустите меня, – вдруг сказала мадемуазель де Вард тихо, но неожиданно твердо.

Оставаться с ним наедине значило лишь подтвердить эти грязные сплетни. Девушка, напряженная, как струна гитары, прошла в зал. Ивон, ожидавший слез и истерики, а потому удивленный подобной реакцией, проводил ее взглядом.

Нужно было как-то справиться с этой бедой, придумать, как разрешить ситуацию. Однако совсем еще неопытная девушка понятия не имела, что делают в таких случаях. Первым порывом было сейчас же уехать. Но как она объяснит свой поступок матери? «Постарайтесь держаться весело и непринужденно» – вспомнила Софи совет брата. Выйдя к остальным гостям, мадемуазель де Вард увидела Александрин. Та, яркая и сияющая, благодаря необычному, бирюзовому с переливами голубого, цвету платья, выглядела особенно оживленной.

– Скорее сюда, девочка моя! – мать помахала ей рукой. – Во внутреннем дворе сейчас кое-что произойдет. Идемте со мной на балкон.

Кроме них на уютном балкончике с диванами расположились сама мадам де Монтеспан и несколько приближенных к ней дам. Негласная королева Франции и праздники любила поистине королевские.

Уже достаточно стемнело для того, чтобы зажечь факелы. Софи не интересовало то, что должно случиться. Она погрузилась в свои мысли, и не обратила внимания на всеобщий восхищенный вздох при появлении уже знакомого многим лучника на коне.

– Смотри, – шепнула графиня, дернув дочь за рукав.

Девушка подняла глаза и подалась вперед.

– Кристиан! – воскликнула она.

Сердце радостно забилось. Присутствие брата давало ей хоть какую-то поддержку.

– Но кто это с ним?

Следом за первым всадником на освещенную факелами площадку выехал еще один. Он также был одет в кимоно, в руках держал лук, а за спиной его виднелся колчан со стрелами. Волосы обоих молодых людей были закреплены в узел на темени – эта прическа считалась самой популярной у самураев. Лучники принялись одновременно выпускать стрелы в подвешенную мишень. Можно было заметить, что лук второго всадника значительно меньше, но стрелы тот пускал практически также быстро, как Касэн. Причем удивительным было то, что первый всадник пускал только хайя – мужские стрелы, закручивающиеся в полете по часовой стрелке, а второй – отойя – женские стрелы, которые закручивались против часовой стрелки.

Представление вызвало шквал восторженных аплодисментов, как и в прошлый раз. Когда Ихара спрыгнул на землю и подал руку второму лучнику, зрители догадались что это девушка. Хрупкая фигурка, аккуратные черты лица, на котором не было ни грамма краски, маленький лук с головой выдали юную лучницу.

– Я так и думала, что это она, – процедила чуть слышно Шинджу.

– Кто же этот второй всадник? – Атенаис де Монтеспан, желавшая показать, что ее вечер почти не уступает королевскому, специально пригласила знаменитого теперь при дворе стрелка. Но вот то, что он будет не один, ее поразило не меньше, чем остальных гостей.

– Это моя племянница, японская княжна Манами Иоири, – стала дружелюбно пояснять госпожа Хоши. – Девушка происходит из древнего княжеского рода.

– Ваша племянница? – улыбнулась маркиза. – О, она настоящая амазонка!

Мана прекрасно расслышала каждое слово. Воинское умение у представительниц слабого пола не было для Японии чем-то необычным. За всю историю страны большое количество женщин было вынуждено браться за оружие. В день совершеннолетия и юноши, и девушки должны были пройти определенный ритуал, частью которого являлась стрельба из лука. Одним из примеров женщин-воинов была Томоэ Годзэн – жена Минамото Есинака, который восстал против Тайра и в 1184 году захватил Киото после победы в битве при Курикава. В одной из самых известных военных эпопей, написанной буддистским монахом Юкинагой – Повести о доме Тайра – о Томоэ Годзэн говорится так: «… Томоэ была чрезвычайно красива, с белой кожей, длинными волосами, очаровательными чертами лица. Она была также искусной лучницей, а в бою на мечах одна стоила сотни воинов. Она готова была биться с демоном или с богом, на коне или пешей. Она обладала великолепным умением укрощать необъезженных лошадей; невредимая спускалась с крутых горных откосов».

Княжна много читала об этой женщине и сравнивала себя с ней. Сейчас она чувствовала настоящее счастье и полноту жизни. Девушка в минутном порыве вдруг улыбнулась Шинджу, но та не ответила ей. Этот обмен взглядами с теткой прервал голос самурая.

– Я п-прилюдно вызываю на п-поединок шевалье Ивона де Жонсьера за оскорбление, которое он нанес моей сестре. Получив отказ, он распространил о ней грязные слухи, – громко сказал Ихара, обводя глазами зрителей.

После этих слов повисла тишина, многие стали отводить очи. Щеки самой Софи покрылись лихорадочным румянцем, а Ивон смертельно побледнел.

– Моя сестра непорочна, – продолжал самурай. – Она чтит свой род и блюдет свою честь. Я клянусь в этом собственной к-кровью. Каждый, кто п-посмеет усомниться, будет иметь дело со мной. А теперь я хочу, чтобы сюда вышел Ивон де Жонсьер.

Эти слова донеслись до Ивона уже обрывками, ибо он спешно покидал внутренний двор особняка. Его ударило в холодный пот. Рубашка прилипла к телу, ладони стали липкими. Большего позора для себя шевалье сейчас даже не представлял. Он бежал, как поджавший хвост напуганный пес.

Реакция на исчезновение Жонсьера была неоднозначной. Кто-то осудил, кто-то стал оправдывать молодого человека. Но таких оказалось меньшинство. И было очевидно, что смыть этот позор шевалье удастся еще не скоро. Еще бы – оклеветать девушку из такой уважаемой семьи, а затем бежать от дуэли!

…В карете, увозившей их в особняк де Вардов, Мана решила все-таки заговорить с теткой.

– Шинджу-сан, почему вы так злы на меня? Ведь мы близкие люди… Я думала, мы должны поддерживать друг друга.