Мелодия души

Глава 11

Эмили переоделась в старенькое платье, которое вчера так шокировало лорда Пауэлла. Она вынула из волос шпильки и, тряхнув головой, позволила волосам свободно рассыпаться по спине. Сбросив туфельки, она сняла шелковые чулки. Дождь, кажется, перестал, но небо хмурилось. Ей было все равно. Крадучись, она спустилась вниз по лестнице для прислуги и выскользнула из дома через боковую дверь. Она решила не ходить к водопаду. Наверное, она уже никогда не сможет вернуться туда, где совершила самую большую ошибку в своей жизни. Все ее воспоминания об Эшли будут теперь связаны с этим местом. И особенно что она камнем повисла у него на шее, тогда как лишь пыталась облегчить его страдания.

Легким шагом она быстро пересекла мокрый холодный газон, прошла под деревьями, с веток которых на ее лицо и волосы падали крупные капли, и наконец оказалась на лугу. Она всегда любила это место, хотя иначе, чем водопад. У водопада она могла укрыться в собственном мирке, тогда как луг открывал перед ней мир в далекой и широкой перспективе: холмистую местность с полями и перелесками, протянувшуюся до самого горизонта.

Она долго стояла, любуясь красотой и покоем окружающего пейзажа. Потом легла так, что можно было рассмотреть все на уровне земли. Она видела траву и полевые цветы так, как они сами видят себя: тянущимися из земли вверх, к свету и дождю; видела капельки воды на каждой травинке, на каждом лепестке цветов.

Потом она опустила голову на сложенные руки и широко раздвинула пальцы, ощущая пульс вселенной, сливающийся с биением ее сердца.

Почувствовав, что она не одна, Эмили не насторожилась, не испугалась и продолжала еще некоторое время лежать не двигаясь. Она знала, кто находится рядом Он не потревожит ее, но и не уйдет. В конце концов она повернула голову и взглянула на него. Он сидел невдалеке, скрестив ноги. Один его глаз заплыл, обе щеки были красные и воспаленные, рассеченная губа распухла. Виктор сегодня оставил синяк на его скуле. А остальное чьих рук дело?

Лорда Пауэлла? Люка?

– Это Люк потрудился, – объяснил он, как будто она задала вопрос вслух.

Эмили поднялась и села, обхватив колени руками.

– Я увидел тебя из окна, – к ее удивлению, он разговаривал на языке жестов, который он начал разрабатывать много лет назад, – и пошел за тобой следом. Ты сегодня не можешь найти покоя, не так ли? – Он улыбнулся ей и поморщился, осторожно прикоснувшись к разбитой губе.

Интересно, Люк выглядит так же? – подумалось ей.

Почему никому не пришло в голову избить ее? Она заслуживает наказания больше, чем Эшли.

– Нам нужно поговорить, Эмми, – продолжал он. – Мне и в голову не пришло, что ты можешь мне отказать.

Поэтому я, словно самонадеянный болван, выложил всю правду Ройсу, а он разнес «радостную весть» по всему дому.

Несомненно, ему тоже не пришло в голову, что ты откажешь мне. Я поставил тебя, мягко говоря, в очень неудобное положение.

Зачем он взваливает на свои плечи всю ответственность за случившееся? Ведь она сделала все по своей воле. Эшли благородно предложил ей замужество, она отказалась. Больше он ничего ей не должен – и не был должен. Ей хотелось нежно погладить его разбитые скулы и губы.

– Твои глаза, – снова заговорил Эшли, – так много выражают, но иногда даже мне не удается понять их язык. А мы с тобой не успели придумать жесты для передачи более глубоких мыслей и чувств. Несправедливо, что все бремя слушания и понимания ложится на тебя. Я когда-то обещал тебе, что вернусь, чтобы научить тебя читать и писать. Ты помнишь?

Это было перед его отъездом. В то утро, которое было даже мучительнее, чем нынешнее.

– Возможно, – сказал он, – мне следует задержаться здесь на некоторое время, Эмми, чтобы научить тебя. Забудь о прошлой ночи. Забудь об этом утре. И будем снова добрыми друзьями. Братом и сестрой, как было когда-то.

Она печально улыбнулась. Потом указала на себя и, раскрыв перед собой ладони, как книгу, сделала вид, что читает. Потом обмакнула воображаемое перо в воображаемую чернильницу и сделала вид, что пишет.

– Ты умеешь читать и писать? Кто научил тебя, Эмми?

Люк?

– Да.

– Чтоб его черти взяли! – вознегодовал Эшли, а она пожала плечами. – Значит, я ничего не могу для тебя сделать? Сильная, самостоятельная Эмми. Ты всегда была такой. Глупо было бы считать тебя слабой и ранимой только из-за того, что ты не можешь слышать и говорить. Возможно, мне следовало бы спросить, чему я могу научиться у тебя. Мы всегда хотели научить тебя, Эмми, научить обращаться с людьми. Но возможно, нам самим следовало бы учиться у тебя. Если бы мы научились твоему молчанию, то нам удалось бы научиться и твоему покою. Как тебе живется в твоем безмолвном мире? Тебя это не тяготит? Ты нашла смысл в молчании. Ты человек особенный, Эмми, и такого сильного характера, как у тебя, я еще не встречал.

Он говорил и говорил, как это бывало всегда. А она понимала его, возможно, потому, что любила смотреть на него. Сильной она себя отнюдь не чувствовала. Более того, сейчас она даже жалела, что не поддалась уговорам. У нее был бы Эшли – на всю жизнь. Он был бы ей товарищем, любовником, мужем. Нет! Он все равно не принадлежал бы ей целиком, даже если бы она согласилась выйти за него замуж. Эшли уже отдал свое сердце.

Оно похоронено вместе с его погибшей женой. То, что досталось бы на ее долю, никогда не принесло бы ей счастья, особенно если он предлагает себя из чувства долга, ответственности, которую она сама взвалила на него.

– Возможно, когда-нибудь я научусь молчанию, – сказал он, весело подмигнув ей здоровым глазом, отчего стал похож на прежнего Эшли. – А тем временем следовало бы попробовать научить тебя говорить, Эмми. Неплохой был бы подарок, а?

Она закусила нижнюю губу.

– Ты никогда не пыталась говорить? – спросил он, чуть наклонившись к ней. – Мне кажется, это возможно.

Знаешь, Эмми, ведь ты издаешь звуки, особенно когда смеешься. Наверное, ты смогла бы говорить, если бы слышала. Ты когда-нибудь пыталась?

– Когда была совсем маленькой, я немного говорила, – сказала она жестами.

– Ты? – Он удивленно взглянул на нее. – Ты умела говорить? И слышала, Эмми? Что же произошло?

– У меня была сильная лихорадка, – как могла, объяснила она. – И после этого я перестала слышать.

– Черт возьми! – воскликнул он. – Я этого не знал.

Ты помнишь звук, Эмми? Ты помнишь речь?

– Нет, – печально ответила она. – Нет, я была слишком мала.

– В таком случае ты наверняка сможешь снова заговорить, Эмми, – с мальчишеским энтузиазмом снова произнес он. – Ты не пробовала?

Она часто пыталась, сидя перед зеркалом, произнести слова, которые читала по губам других людей. Она даже пыталась воспроизвести звук. Но как она могла узнать, получается ли у нее что-нибудь, если не слышала?

– Черт возьми, вижу, что ты пыталась! – Он широко улыбнулся, но тут же схватился за разбитую губу. – Признавайся! – Она смущенно кивнула. – Скажи «да», – настаивал он. – Дай мне послушать, как у тебя получается.

У нее перехватило дыхание, словно она пробежала пять миль без остановки. Она никогда бы не призналась. Но он все равно узнал бы.

– Скажи мне «да».

Она затаила дыхание и зашевелила губами, старательно складывая их, чтобы произнести слово. Одновременно она выдохнула воздух, как считала нужным для произнесения звука. Потом закрыла лицо руками. Когда она отважилась взглянуть на него, он смеялся.

– Ты правильно сложила губы, – сказал он – И звук был. Но они не согласовались между собой, Эмми. Ты преградила звуку путь языком, и он прошел через нос.

Она ужасно расстроилась и закусила губу.

– Попытайся еще раз, – настаивал он. – Пусть звук идет через рот.

Она не знала, как это сделать, не могла вспомнить.

Скажи это слово мне, – потребовала она одной рукой. Но когда он произнес, она по-прежнему не знала, как это сделать. Она придвинулась к нему совсем близко, так что их колени почти соприкасались. Еще раз, – потребовала она.

– Да, – произнес он, и она слегка прикоснулась пальцами к его горлу, чтобы почувствовать вибрацию.

– Еще раз, – жестом показала она, нахмурив лоб от усердия.

– Да, да, да.

Она приложила пальцы к горлу, поднесла к губам другую ладонь, почувствовала струю воздуха и уловила вибрацию. Потом украдкой взглянула на него.

– Получилось, черт возьми! – воскликнул он. – Звук, Эмми, проходит теперь через губы. А теперь скажи «да».

– Ддтт-а-ах, – сказала она.

В его здоровом глазу она увидела не насмешку, а торжество. Он радовался. Совсем как прежний Эшли, только несколько побитый.

– Да, – повторил он.

– Ддт-а-ах.

– Да.

– Д-а-ах.

– Да.

– Д-а-а.

Он хохотал.

– Да, Эмми, да? – сказал он, раскрывая ей объятия.

Она тоже смеялась, возбужденная, словно ребенок, получивший с трудом завоеванный приз. Она может говорить! Она сможет произносить слова, и ее будут понимать!

Научится произносить все слова! Она смеялась и смеялась.

Качнувшись вперед, она вдруг замерла на месте. Он оборвал смех, руки у него опустились.

– Эмми, – попросил он, – выходи за меня замуж.

Выходи за меня и заставь меня снова смеяться и радоваться жизни. И научи своему безмолвию и покою. Позволь мне научить тебя говорить – не только произносить отдельные слова, а вести разговор, болтать. Выходи за меня.

Искушение было слишком велико. Семи лет как не бывало, и они на мгновение были счастливы вместе, как прежде. Да, очень велико было искушение поверить, что эти несколько минут можно растянуть на всю жизнь. Она покачала головой.

Эшли долго смотрел на нее, и она все-таки поддалась маленькому искушению. Она взяла его руку, приложилась к ней щекой, потом поцеловала и вернула на прежнее место, на колено.

– Понимаю, – сказал он, когда она снова посмотрела ему в лицо. – Ты любишь его, Эмми. А в моей жизни были Элис и Томас. И нашей с тобой взаимной привязанности не преодолеть эти барьеры. В таком случае пусть будет по-твоему.

Она улыбнулась ему.

– Но, Эмми, – снова заговорил он с помощью жестов, – если будет ребенок – а такое может случиться, – ты должна выйти за меня замуж. Понимаешь?

Тогда это будет касаться не только тебя и меня, а существа более важного, чем мы. Дети так уязвимы и так невинны.

Прежде всего надо думать о том, как защитить ребенка. Ты мне обещаешь?

По лицу его она поняла, что ему вспомнился сын, которого он не смог защитить. Он жестами показал ей, какое нежное и драгоценное существо ребенок.

– Д-а-а, – кивнула она.

– Спасибо. – Он взял обе ее руки и, поцеловал по очереди. – Ты простудишься в мокром платье, Эмми. Давай вернемся домой.

– Д-а-а, – сказала она, поднимаясь и скорчив гримасу при виде промокшего, облепившего ее платья. Она шла рядом с ним, радуясь, что он не предложил ей руку. Дойдя до газона, она улыбнулась ему, подхватила мокрый подол и помчалась одна к боковой двери.