Пыль

Я краем уха слышала их разговор.

— Рыцарем? — замялся Леша.

— Ну да. Старинным. Который на коне и в железном костюме.

— Нет… — Подумав, махнул головой Алекс. — Не хотел бы. Я хотел бы быть современным — в кожанке и буденовке! Как один человек…

— Это кто? — Женька задумался.

— Дзержинский, — тихо отрезал Алекс. После смерти Кирова в нем появилась какая-то тихая твердость, какой не было прежде.

Рыцарь… Алекс не хотел, но представила себе Лёшу в доспехах и на коне, а Ира — прекрасная принцесса. Мне казалось Алекс наоборот будет согласен, но я ошибалась. Он и правда несколько изменился после смерти Кирова — похоже это очень сильно его задело, сильнее чем остальных. Дзержинский, Дзержинский…первый председатель ВЧК в революцию, глава Чекистов — известный и уважаемый человек, не удивительно, что Алекс хочет быть похожим на него.

К Леше с Женькой подошёл Влад, и они начали свой бесконечный спор. Как всегда — про мир и Германию.

— Что-то немецкие коммунисты совсем молчат, — вздохнул Влад. — Как их не слышно…

— Скажут ещё своё слово! — доказывал Алекс. — Вспомни, год назад Димитров тряс как грушу фашистское государство.

— Но никто и не восстал, — заключил Влад.

А ведь правда ещё не восстали! Неужели перешли на сторону Гитлера? Но не все ведь до одного, это невозможно! Я надеялась что все-таки объявятся…

— Сомневаешься в немецких коммунистах? — повернулся Лёша. — Зря! Вспомни Либкнехта и Розу Люксембург, вспомни «Спартак», вспомни Маркса и Энгельса. Германия — родина Маркса! — горячился он.

— Что-то пока там не видно Маркса… — фыркнул Влад. — Одни Гитлеры, да напыщенная военщина…

— Это не немецкий народ! — Вспыхнул Леша. —

— Спокойнее, комиссар, — вдруг весело вставил Женька. — Да, ещё не слышно, но вдруг объявятся спустя время? — Кажется, Женька был одним из немногих, кто умел успокоить Лешу: он никогда не обижался на «Стрелу», а весело и по-детски сам начинал смеяться.

Пение оказалось последним уроком и я направилась домой. Повсюду лежал мокрый водянистый снег, казавшийся очень мягким — деревья будто обсыпаны снежной кашей, которую так и хотелось скушать. Всегда любила зиму с ее метелями, с ее очарованием и таинственностью, любила это белое безмолвие и порхающие снежные хлопья, прекрасные снежинки. Я уже практически вышла за территорию школы, как вдруг послышалось:

— Настя!

Я аж вздрогнула от неожиданности.

— Незнам, зачем так пугать?

— Хотел посоветоваться с тобой.

Посоветоваться… Интересно. Я всегда готова была помочь любому человеку, но просьба Сережи оказалась неожиданной. Он выбрал именно меня, хотя мы особо не общались — он дружил с Алексом и Ирой, но почему бы и нет? Я согласна его выслушать и помочь чем смогу и кивнула. Мы с Незнамом сели на скамейку. Оказалось, что отец требует, чтобы сын шел работать на завод, а сам Сережа не хотел.

— Может ты попробуешь поговорить с отцом? Поискать какие-то другие варианты? Например, продавцом или официантом или ещё что-то. Там ведь работа в три смены, когда тебе отдыхать и видеться с друзьями? Поговори с отцом, он должен тебя понять. Хотя возможно режим будет мягче так как ты несовершеннолетний.

— Не знаю, получится ли, — вздохнул Незнам.

Столько искренней грусти было в его словах, столько печали. Конечно, это ведь огромная нагрузка, у него практически не будет времени на отдых, на общение с друзьями, а ведь с тем же Алексом они еще с детства были не разлей вода. Неужели его отец действительно настолько несговорчив? И сам-то он работает? Зачем отрывать несовершеннолетнего от образования?

— Может, попробуем вместе? — предложила я. — Вдруг получится?

Незнам кивнул. Что-то здесь было не так… Выходит, у отца сложный характер? Но и мы с Незнамом люди далеко не конфликтные, смогу найти общий язык.

— Ты только отцу о евреях не говори! Жидов он ненавидит!

— Я и не думала. А за что так?

Незнам махнул рукой:

— У него дремучая ненависть к жидикам, охотнорядская! С того времени осталось.

Мы вошли в квартиру Сережи. Эта самая квартира казалась очень бедной и пустой: обувь стояла в беспорядке на полу, лампа казалась очень старой и уже не работала, обои уже давно потеряли красоту, в некоторых местах сильно ободраны.

— Чего стоишь в коридоре? — раздался низкий грубый голос. Это, видимо, отец.

— Здравствуйте, — вежливо проговорила я. — Меня зовут Настя, я одноклассница Сережи. Могу ли я посоветоваться с вами? Это очень важно и касается вашего сына.

— Бл*, советчики… Что его там…касается? — голос казался пьяным.

Сережа нахмурился и покраснел. Из кухни вышел среднего роста черноволосый мужчина с карими глазами, в белой футболке и серых старых брюках. В воздухе от него веяло сигаретами и алкоголем, прямые волосы, казалось, уже очень давно не знали шампуня, а под правым глазом огромный фингал. Мужчина смерил нас колючим взглядом. — Ну, какой совет-то? Шла бы отсюда н…ен.

— Настя, иди, — тихо проговорил Незнам, опустивший голову. Он казался совсем расстроенным.

Из другой комнаты послышался громкий плач. Видимо маленькая девочка, сестрёнка Сережи.

— Епт, опять Катька ревёт, — пробормотал отец семейства.

Мужчина, казалось, не мог держаться на ногах. Видимо, напился в стельку. Я незаметно провела рукой по плечу одноклассника, показывая, что я его понимаю и поддерживаю.

— Не по русски говорю? Не жидовка ли?

— Нет, русская.

Пришлось уходить. Говорить с этим человеком в таком состоянии не имело никакого смысла. Идя домой, я никак не могла выпустить это из памяти. Бедный, бедный Сережа — я представляла как ему трудно с таким отцом. Если человек так напьется и через слово ругается матом, то непонятно, что еще от него ожидать кроме слов, вдруг он и бьет своего сына? Я ахнула. Как же так можно? Квартира казалась очень бедной и неухоженной — почему же отец не может взять себя в руки и найти работу, зачем гнать туда ребенка, отрывая от друзей и образования? И откуда такой синяк? Не дерется ли еще? У него ведь двое детей, Катюша совсем ещё маленькая — и он позволяет себе столь ужасное, безответственное поведение?! Ну и ну! А семье страдать, с таким то отцом и мужем!

А ведь рабочий класс, ради которого мы строим государство. Хотелось провалиться сквозь землю. Ведь мы, будущие коммунисты, искренне верили в рабочих и крестьян, мы готовы создавать для них лучшие условия — почему же они становятся алкоголиками и бездельниками, чего не хватает, зачем же так? Я вспомнила искреннюю веру Леши в наше государство, мне казалось, что рабочие это в основном достойные люди, готовые к труду и помощи, но после Сережиного отца… Я надеялась, что не все представители рабочего класса такие же как он, не должно этого быть, никак не должно.

Выходя от Незнамовых я заметила тиски в квартире. Выходит, делает стулья или табуретки. Отец все же берется за голову или это сыну приходится работать чтобы хоть как-то заработать, помочь семье?

Я пришла домой, все еще потрясенная визитом к Незнаму. Из комнаты доносились слова родителей.

— Зворыкин арестован по делу Кирова, — сказал отец.

— Зворыкин? — удивилась мама — Он же голосовал против Зиновьева!

Надо же, как странно! Зворыкин! Раз уж он за Кирова то зачем же устранять его? Для каких целей? Хм…

— Настя, проходи быстрее, у тебя тут гости! — раздался звонкий голос мамы.

Гости? Какие гости? Я всегда была рада гостям, но на данный момент никого не приглашала. Что же, почему бы и нет? Я быстро разулась, повесила куртку и зашла в кухню.

— Привет, — помахала мне Маша. — Сюрприз!

Моя подруга была не одна, а с братом. Я весело поздоровалась с ними обоими и поспешила достать конфеты, налить горячего чаю. Вот ведь что за гости! Замечательно, отлично!

— Спасибо вам огромное от всей души что пришли, — улыбнулась я, когда мы уже наслаждались чаепитием. — Настолько приятно и.неожиданно.

— А мы это любим, правда? — Маша бросила на Сергея лукавый взгляд.

— Правда, правда, — мягко отозвался он. — Соседскую Алёну сразил недавно, позвонил ей на следующий же день после знакомства.

— А она? — мне казалось эта Алена была рада, но шокирована, ведь прошло так мало времени!

— Аленка говорит: Привет! Причем важно заявила, будто ждала прямо! — сказала Маша. Вот ведь чертовщина, не угадала!

Мы трепались о всякой чепухе, разговаривали и веселились, но легкая улыбка Серго казалась мне немного натянутой. Будто он размышлял о чем-то своем, причем о чем-то грустном и весьма важном. Маша, казалось, тоже почувствовала это, так как нахмурила тонкие брови.

— Идите прогуляйтесь, хорошая погода! — вывел меня из размышлений голос мамы.

Сказочная красота зимы притягивала к себе, будто призывая полюбоваться, но нам было не до этого.

— Что случилось? Сам не свой! — в звонком голосе Маши ясно слышалась тревога. Сергей смерил нас обоих задумчивым взглядом и тихо, но уверенно заявил: Грядут трудные времена из-за убийства Кирова.

— А что тут удивительного? — спросила Маша. Снег, укутавший коней на Аничковом мосту, сиял нестерпимо.

— А вот смотри, — понизил голос Сергей. — «Убийца, подосланный врагами рабочего класса» — и тут же «личность стрелявшего выясняется». Так выясняется или уже известно, что он подослан врагами рабочего класса? Странно даже как-то…

— Ну, а кто еще мог убить Кирова? — Маша зачем-то дернула брата за рукав шинели.

— Черт знает. Только заметь: сразу постановили: дела о терроре рассматриваются в течение десяти дней без участия сторон, то есть без защиты! Никаких обжалований, никаких помилований! Расстреливать немедленно по вынесении приговора… А ты говоришь…

Сергей достал портсигар и закурил папиросу. Мимо вдоль набережной мелькнула черная «эмка», сверкая фарами.

— Ильич вот даже не давал таких полномочий ЧК во время Гражданской… — затянулся он, словно поймал счастливый запах.

— Ты чего мелешь! — строго сказала Маша. Мне вдруг показалось, что это она была старшей сестрой, а не Серго ее старшим братом.

— Пытаюсь разобраться в ситуации, — спокойно отозвался собеседник. — Не волнуйся так.

Киров, Киров…казалось, эта смерть покрыта тьмой и множеством тайн. Наказание будет беспощадным как я и думала, но даже без защиты, смерть сразу же после приговора… Ну и ну, ничего себе! Никогда такого не было! Да и знают ли там, кто именно был убийцей? Мне казалось, что информации не хватает, раз не определятся известна личность или нет.

Я хлопнула ресницами. Казалось, никогда не знаешь, чего ожидать на следующий день — рушится семья Мишки, убит Киров, что еще предстоит перенести?

====== Глава 22 ======

Алексей

Когда следующим утром я пришёл в школу, нас ожидали перемены. Подбежавшая Юлька Янова, махая рукой, сказала, что наш директор временно отстранён, а исполняющим обязанности назначен Глеткин. Вика довольно сказала, мол, хорошо не Вера, и я был с ней полностью согласен.