Слепой поводырь

I

Жара вытопила из людей доброту и радость. Пересохли колодцы, которые слыли бездонными. На лицах прохожих читалась усталость. Пришедшая с ветром пыль окутывала Ставрополь даже ночью и проникала в разобранные постели через открытые в сад окна. Люди передвигались по городу, будто заводные куклы, поглядывая с надеждой в небо, но оно оставалось белым, как коломянковая простыня. Тучи покинули степной край и ушли к морю. Никто не мог вспомнить, когда последний раз шёл дождь.

Клим Ардашев и Ферапонт Благонравов шагали в сторону Ярморочной площади, где зазывал посетителей паноптикум Шульце. Предположение отца о том, что Анну можно будет там отыскать не было лишено оснований. Но даже если ожидания не подтвердятся, всё равно хотелось поглазеть на разного рода диковинки.

— Как думаете, — задался вопросом студент, — почему Целипоткин рисовал в блокноте лилию?

— Да мало ли что люди малюют, когда им делать нечего?

— А что если это имя женщины?

— Нет, — покачав головой, изрёк псаломщик. — В православных святцах нет святых с именем Лилия. Есть Лия.

— Лия звучит иначе. А вот в католических точно имя Лилия есть. Правда, оно короче — Лили… Красиво звучит, не правда ли? Мне кажется, что в одно имя можно влюбиться.

— Влюбиться можно в кого угодно. Вон сколько барышень в городе! А вот найти кроткую и верную супружницу — дело непростое. Сколько мне ещё в псаломщиках ходить? Венчаться давно пора, пока место диакона не заняли, а у меня даже на примете никого нет.

— Ничего-ничего, отец Ферапонт, я вас женю! И такую кралю найду, что все губы искусаете, пока смотреть на неё будете. Уж поверьте!

— Во-первых, как я уже неоднократно вам пояснял, я ещё не диакон, и потому вы не можете величать меня «отцом», во-вторых, мы не женимся, а венчаемся; в-третьих: слово «краля» оскорбительно не только для барышни, но и для меня. Потому прошу вас его не употреблять. И наконец в-четвёртых: православная девочка, наречённая Сусанной — это и есть Лилия, потому что в переводе с древнееврейского Сусанна означает «белая лилия». Мы чтим Сусанну Вавилонскую, Сусанну Салернскую, Сусанну Ранскую и Сусанну мироносицу…

— Так ведь и у католиков это имя широко распространенно…

— Вы правы.

— Сусанна Завадская, — задумчиво выговорил Ардашев. — А не полячка ли она? После подавления польского восстания 1830 года к нам много ссыльных поляков хлынуло. Читал где-то, что наши края в те времена называли не иначе как «тёплой Сибирью». Многие здесь и осели. Католики и костёл построили, и кладбище у них своё.

— Простите, а какое нам дело до национальности этой певички?

— Сам не знаю. Просто размышляю вслух.

— Бессмысленные рассуждения, — вздохнул Ферапонт. — Вы были правы, назвав себя слепым поводырём. Сердцем чувствую, что из-за вас я ни одного убийства не раскрою. А жаль.

— Не отчаивайтесь. Не все ещё потеряно. К тому же, вы можете вести расследование самостоятельно.

— Ну уж нет. Вы завели меня в этот лабиринт, вам теперь меня и выводить на свет Божий!

— Ладно. Договорились… Жарко, сил нет, — сунув подмышку трость и, поправив канотье, проговорил Клим. — На море хочется. А вы были на море?

— Нет, а зачем?

— Как же так, Ферапонт? Море — это простор, волны, чайки, багровый закат и дамы, прохаживающиеся по набережной под зонтиками от солнца. Знаете, когда я оказываюсь на берегу, всегда мечтаю разглядеть на горизонте пароход, пачкающий небо кляксами угольного дыма. Незнакомые люди гуляют там по палубе и плывут в неведомые страны. И помахать им хочется, но ведь не увидят…

— Фи… Мечты у вас странные…

— Мечты, как мечты, — пожав плечами, обижено вымолвил Ардашев.

Мимо проехал экипаж. Клим вдруг крикнул:

— Анна! Постойте!

Барышня обернулась. Она сказала, что-то кучеру, и тот остановил коляску.

Подбежав, Ардашев бросил взгляд на чемодан и спросил:

— Вы уезжаете?

— Да, погостила и хватит, — грустно выговорила пассажирка.

— Я искал вас. Куда вы запропастились в тот вечер? Почему ушли? Почему не дождались?

— Испугалась, — глядя вниз пролепетала она. — Темно. Труп.

— Я так и понял.

— Прощайте.

— Постойте. Разве вы не знаете, что вас разыскивает полиция?

— Меня? — подняв удивлённо брови, спросила девушка. — Почему?

В этот момент подошёл псаломщик. Поклонившись, он пояснил:

— Потому что труп пропал.

— Познакомьтесь, это мой друг, Ферапонт, — представил приятеля Ардашев.

Анна лишь слегка качнула головой.

— Труп и в самом деле пропал, но ненадолго. Его вскоре нашли, но в другом месте. Меня допрашивали. Я поведал судебному следователю всё, как было.

— И обо мне им рассказали?

— Да.

— И кто вас просил? — недовольно вымолвила она.

— Я боялся, что с вами что-то стряслось. Ведь убийца мог и вам причинить вред. Давайте лучше я сопровожу вас в полицию. Вам останется лишь подтвердить мои показания, и они вас отпустят. Иначе, вас могут арестовать.

— Ещё чего! — зло выговорила она и, обратившись к кучеру, велела: — Трогай, любезный. А то на поезд опоздаем.

Возница дёрнул вожжи, и фиакр покатил, ударяя железными колёсами по лысинам булыжника. Клим, опустив трость, так и остался стоять в недоумении.

— Красивая, правда? — спросил Ардашев.

— Да, — ответил псаломщик и, спохватившись, тут же добавил: — И злая.

— Все красавицы злые, — философически заметил студент. — Добрые только простушки. Но к ним почему-то не тянет.

— Супружница должна быть прежде всего покладистой и ладной хозяйкой. Красота — дело второстепенное.

— Вы правы, но, как ни странно, в постель хочется лечь с красавицей. Не знаете почему?

— Знаю, — гордо задрав голову ответствовал Ферапонт, — потому что дьявол искушает…

— Может, вы и правы.

— Однако, стоит ли нам теперь посещать музеум?

— А что ещё делать? Не в шахматы же дома играть? Пойдёмте, поглазеем на уродцев. Кстати, вам это не запрещено?

— Я справился об этом у отца Афанасия. Он разрешил. Сказал, что только на срамное смотреть не следует. А если вдруг ненароком увидел, то сразу надобно молитву читать о бесовских напастях и искушениях.

— Вот и славно, — грустно выговорил Клим. — Тогда идём1.