Поручик Ржевский и дама с солонкой

В голове у Ржевского даже наступило некоторое просветление, когда Акакий рассказал об одном из способов:

– К примеру, весной можно составить отчёт, будто половодье оказалось так велико, что затопило соляной склад, и вся соль того… растворилась и ушла в воду. А на самом деле склад, как и положено, построен на высоком месте, вода до него не достаёт, и соль там в целости. Соляной пристав продаёт эту соль купцам, но деньги – не в казну, а того… делит с начальником соляного отделения.

Других, более хитрых способов воровства, о которых шла речь, Ржевский не понял. Опять возникло ощущение, что вместо головы – пустой чугунный котёл.

Тем временем полчаса почти истекли. Тайницкий достал карманные часы и, взглянув на них, сказал:

– Нам осталось всего три минуты, господин Башмачкин, поэтому последние несколько вопросов.

Акакий смотрел очень внимательно.

– Первый вопрос: господин Бенский давал вам деньги?

Ржевский с удивлением отметил, что Акакий знает Бенского, ведь ответ был чёткий и короткий:

– Да-с.

– В обмен на некоторые услуги?

– Да-с. Я переписывал для него бумаги.

– Служебные бумаги? – уточнил Тайницкий.

– Да-с.

– А приказы на отпуск товара?

– Да, я их того… переписывал, если случались ошибки в цене или в количестве соли.

– И часто переписывали?

– Каждую неделю, – сказал Акакий и встрепенулся. – Да у меня вот даже один старый испорченный приказ есть. – Он открыл портфель и достал оттуда бумажный свёрток с куском хлеба, а обёрткой для этого куска как раз служил «испорченный» приказ.

Тайницкий мельком просмотрел бумагу и, свернув трубочкой, аккуратно спрятал в рукав своей шубы.

Больше никаких вопросов не последовало.

– Благодарю за разъяснения, господин Башмачкин, – Тайницкий поднялся и кивнул Акакию, собираясь уходить. – Господин Ржевский сейчас отвезёт вас к месту службы, чтобы вы не опоздали.

Акакий тоже поднялся и снова выглядел таким же растерянным, как в начале встречи:

– А… – только и произнёс он.

– Интересуетесь, кто я такой и зачем вас расспрашивал? – с улыбкой спросил Тайницкий.

– Да-с.

– Это вам знать ни к чему, господин Башмачкин, – строго произнёс Тайницкий, – но если вдруг увидите господина Бенского или господина Тутышкина, то можете сообщить им, что к ним едет ревизор.

– Как ревизор?! – ахнул Акакий.

– А вот так, – ответил Тайницкий и вышел вон, не оглядываясь.

* * *

Ржевский, проявляя порядочность, повёз Акакия к месту службы, как и было обещано, а тот на протяжении всего пути бормотал:

– Ревизор! Вот те на! Это ж, право, того!

Наконец поручик высадил его на площади перед длинным каменным двухэтажным зданием, где помещалось губернское правление, а также казённая палата.

– Совершенно того! – на прощанье сказал Акакий и мелкими шажочками побежал к одному из подъездов здания, потому что летний картуз совсем не располагал к долгим прогулкам по морозу.

– Да, совершенно того, – пробормотал поручик, ведь ему суть событий нынешнего утра была так же непонятна, как Акакию.

Поразмыслив, Ржевский решил попросить или даже потребовать разъяснений у Тайницкого.

Где у этого чиновника кабинет, поручик знал – в полицейской части. Так что можно было запросто заявиться на приём, и пусть этот Тайницкий всё же потратит полчаса своего драгоценного служебного времени, чтобы рассказать, к чему пришло расследование!

От губернского правления до полицейской части было всего несколько минут езды. Вот и знакомое здание с пожарной каланчой. Вот и двор, куда удалось въехать совершенно беспрепятственно, потому что у ворот не было никакой охраны.

Ржевский, как и в прошлый раз, зашёл в здание через заднее крыльцо, прошёл тёмный коридорчик и очутился в вестибюле у начала широкой парадной лестницы.

Вот и второй этаж, вот и другой коридорчик – с засаленными стенами. У двери Тайницкого дежурило двое конвойных и это, судя по всему, означало, что тот допрашивает кого-то у себя в кабинете.

Наконец, дверь открылась и из неё вышел господин, чем-то неуловимо похожий на бунтовщика Никодимова.

– А судьи кто?! – гордо вопросил этот господин, а затем покорно проследовал вместе с конвойными к лестнице.

Ржевский, дождавшись, когда они уйдут, заглянул в кабинет и увидел, что Тайницкий сидит за столом и перебирает бумаги. Очевидно, протокол допроса.

С того дня, когда в этом кабинете допрашивали самого Ржевского, здесь почти ничего не переменилось: тот же стол, покрытый зелёным сукном, тот же стул рядом, та же вешалка у двери. Но на месте, где ещё недавно висело изображение государя Александра Павловича, теперь обнаружилось другое – портрет Николая Павловича, увеличенная копия того портрета, который стоял у Тайницкого на столе в гостиничном номере. А может, наоборот? Может, тот, который стоял на столе, был уменьшенной копией этого?

Государь Николай Павлович, глядя на Ржевского со стены, смотрел весьма пристально, но в то же время улыбался едва заметной снисходительной улыбкой. «Кажется, на маленьком портрете он смотрит иначе», – подумал Ржевский и за этими размышлениями не заметил, что Тайницкий тоже смотрит на своего гостя и тоже пристально.

– Иван Иванович… – начал поручик и вдруг, как это с ним часто бывало в сложных ситуациях, обрёл уверенность в себе. – Я требую объяснений!

– Что?

– Объяснений!

– Я спросил, не что вы требуете, а что вы себе позволяете. – Тайницкий положил бумаги на стол.

– Я себе позволяю всё, но не сразу, – ответил Ржевский, вешая шубу на вешалку и усаживаясь на стул – тот самый стул, на котором во время допроса несколько дней назад чувствовал себя неуютно, а теперь не испытывал никаких неудобств. – Иван Иванович, мы же с вами вместе работаем над делом об отравлении Тутышкина…

– Вместе работаем? Ну, это вы хватили!

– Но ведь это мне мадам Тутышкина и господин Бенский признались в своих преступных намерениях. Мне, а не вам! А ещё я помог добыть улику. Даже две – солонку и рецепт! – Для пущей убедительности Ржевский указал на портрет на стене и как будто в шутку добавил: – Вон и Николай Павлович со мной согласен. Вон как одобрительно смотрит.

Тайницкий оглянулся на портрет, где у государя была всё та же едва заметная снисходительная улыбка, но ничего не сказал.

Ржевский, задумался, что ещё предъявить как довод, но Тайницкий вдруг смягчился:

– Ну, хорошо. Убедили. Так что же вам непонятно в ходе нашего, – слово «нашего» было произнесено с усилием, – расследования?

Поручик оживился:

– Что касается сегодняшнего утра, мне почти всё непонятно. Как вы узнали, что Акакия Башмачкина нужно спрашивать о Бенском? И чем это нам в итоге поможет?

– Уже помогло, – невозмутимо ответил Тайницкий. – Дело почти раскрыто.

– Да?

– Да.

– Значит, Акакий Башмачкин тоже замешан в этом деле, и он рассказал вам что-то важное?

– Да, – так же невозмутимо ответил Тайницкий. – Он рассказал мне, как господин Тутышкин с господином Бенским вместе обкрадывают государство. Тутышкин – начальник соляного отделения, а Бенский – соляной пристав. Очень удобно, если хочешь украсть. И это объясняет, почему Бенский хочет наложить руку на деньги Тутышкина. Бенский считает эти деньги своими. Воры не поделили украденное – обычная история.

– Бенский – соляной пристав? – удивился Ржевский. – Это Акакий сказал?

– Нет, господин Башмачкин рассказал мне, как осуществляется воровство, а то, что Бенский – соляной пристав, я узнал ещё вчера, когда навёл справки.

– А почему вы мне не сказали? – Ржевский снова удивился. – Если б я знал, то больше понял бы в вашей беседе с Акакием.

Тайницкий вздохнул:

– Я хотел вам сказать. Но вчера вечером вам надо было прийти ко мне вечером, а не ночью. Ночью мне очень хотелось спать, и я едва смог выслушать ваш рассказ об аптеке. Утром, когда мы ехали проверить адрес на рецепте, я ещё не вполне понимал, что к чему. У меня были лишь смутные догадки. Но когда вы сказали, что господин Башмачкин служит в соляном отделении, тут пасьянс и сложился. Я всё понял.

– А я не понял почти всё. То есть ничего не понял.

Ржевский почувствовал, будто вместо головы – пустой звенящий котёл. Такое же ощущение владело поручиком, когда Акакий рассказывал ему о способах воровства в соляном отделении.

Тайницкий принялся объяснять:

– Господин Тутышкин и господин Бенский много лет наживались на торговле государственной солью, но для своих дел им нужен был ещё человек. И это оказался господин Башмачкин, которого Бенский использовал для подделки бумаг, а Тутышкин как начальник соляного отделения, старательно закрывал на всё глаза.

В голове у Ржевского тоже начал складываться некий пасьянс, а Тайницкий, помолчав мгновение, продолжил:

– Башмачкин сознавал, что делает, но сам с этого не получал никаких выгод. Он – человек маленький, а с подобными людьми всегда так: их под страхом увольнения со службы вовлекают в преступление, а позднее сваливают на них всю вину. Бенский не делился с Башмачкиным барышами и платил за «переписывание бумаг» всего ничего, а затем, когда решил, что наворовано достаточно, захотел ещё и выставить Башмачкина убийцей. Поэтому в рецепте на яд указал имя и адрес Башмачкина.

Поручик вскинул брови.

– Но не всё ли равно, чьё имя в рецепте, если бы этот рецепт так и остался лежать в аптеке? Ведь по замыслу Бенского никто не должен был узнать, что Тутышкин отравлен.

– Боюсь, что на счёт замысла вы заблуждаетесь, – возразил Тайницкий. – Я почти уверен, что господин Бенский собирался выдать Софью Тутышкину властям. Но думаю, он хотел сделать это уже после того, как женится на ней и завладеет деньгами её покойного мужа, которые считает своими.

– Выдать?

– Да. Составить анонимный донос. Дескать, она отравила прежнего мужа, для этого вступила в сговор с вами и с господином Башмачкиным, а господин Бенский ни при чём. На рецепте имя не его, и солонку он даже в руках не держал. Так что, если бы Софья Тутышкина в ходе следствия начала говорить против Бенского, ей бы не поверили. Ведь к тому времени Бенский успел бы уничтожить все бумаги, хоть как-то уличающие его в воровстве соли.

– А Акакию, если б он стал рассказывать о воровстве Тутышкина и Бенского? – спросил Ржевский.

– Башмачкину без бумаг тем более не поверили бы, – ответил Тайницкий. – Он – человек маленький. Таким людям никто не верит, и свидетельства их не принимаются судьями в расчёт.

– Но почему вы уверены, что Бенский так коварен? – сказал поручик. – Почему ему мало просто жениться на Софье Тутышкиной и тратить деньги?

Тайницкий пожал плечами:

– Но вы же сами мне рассказывали, как легко господин Бенский согласился уступить её вам. Он лишь настаивал, что должен жениться на ней в случае смерти господина Тутышкина, а вот то, что она станет вашей любовницей, господина Бенского нисколько не смущало. Когда так относятся к женщине, тут поневоле задумаешься. – Тайницкий посмотрел на недоумённое лицо поручика. – Впрочем, к вам это не относится. Вы, как я вижу, думать не привыкли.

– Иван Иванович, – Ржевский нахмурился, – вы меня обижаете. За такое можно и на дуэль! – Он вдруг посмотрел на портрет Николая Павловича, вспомнив, что государи обычно не одобряют дуэлей между своими подданными.