Волк Севера

45

По мере того как Белгар старел, каждая старая рана — даже те, что давно зажили и почти так же давно забыты, — вновь напоминали ему о безрассудстве его молодости. В холодный, сырой день он едва мог двигаться. Он участвовал во многих сражениях, но не мог вспомнить ни одного, в котором бы он так напрягался, как в Большом зале после прихода рурипатийцев. Временами ему казалось, что он разговаривает сам с собой. Будь у него хоть капля здравого смысла, он бы просто закрыл рот, но когда-то, в таком далеком прошлом, что он едва мог его вспомнить, он был Первым воином. Это звание перешло к другому, когда он стал слишком медлителен, чтобы заслужить его, но ответственность и чувство долга не покидали его. Он не мог сидеть сложа руки, не повышая голоса, если ему казалось, что для деревни принимаются неправильные решения, и неважно, насколько это облегчило бы его жизнь. Но разочарование разъедало его, грызло душу, и он боялся, что когда придет его черед присоединиться к Воинству Джорундира, от него ничего не останется.

Как и в бытность свою Первым Воином, Белгар каждый вечер выходил на улицу и прогуливался по Леондорфу, чтобы поговорить с жителями и узнать их мнение о разных вещах. Теперь здесь было так много незнакомых лиц. Когда он спрашивал, что они думают о рурипатийцах, ему хотелось кричать, как безумцу. Никто, казалось, не понимал, что они теряют и что их ждет в будущем. Они видели только роскошь, которую принесли с собой южане, еду и безопасность.

Некоторым утешением было то, что некоторые с гордостью упоминали о том, как Вулфрику удалось выбить дурь из солдат на постоялом дворе. Он улыбнулся, вспомнив об этом, и пожалел, что не был свидетелем этого. Все из-за того, что он отказался посещать трактир из-за его нового владельца. Он помнил время, когда он был бы разочарован тем, что не участвовал в этом. Как быстро пролетели годы.

Ходьба помогала облегчить больные суставы и утомила его настолько, что он смог заснуть, а усталость избавила его от разочарований дня. Было уже поздно, когда он проходил мимо Большого зала, обходя его с задней стороны по пути домой от стойла, где содержались лошади, пригнанные на продажу. Грустно было видеть, как они уходят, но еще грустнее было вспоминать, каким стал Леондорф после нападения Расбрука. Иногда приходится мириться с меньшим злом.

Его взгляд упал на то место, где в детстве он прижимал ухо к стене, чтобы услышать, что происходит внутри. Ему стало интересно, работает ли это до сих пор, учитывая все новые постройки. Любопытство взяло верх, и его суставы скрипнули в знак протеста, когда он наклонился, чтобы приложить ухо к стене. Он услышал голоса. Его удивило, что он испытывает юношеский восторг от подслушивания. Он имел полное право зайти внутрь и послушать, о чем говорят, но он получал слишком большое удовольствие. Тем более что в этот час здесь не должно было вестись никаких дел.

"Я тут подумал над просьбой, которую вы высказали на нашей последней встрече", — сказал голос изнутри.

Это был голос Донато. Белгар узнал бы его где угодно, хотя он и был приглушен стеной. Жирный, смазливый, совершенно неприятный.

Я рад это слышать. Мне очень хочется послать Маркрафу весть о том, что девушка возвращается ко двору. Надеюсь, ситуация в порядке? Это был посол. Он был единственным южанином, допущенным в Большой зал.

На мгновение воцарилась тишина, которая даже со стороны показалась Белгару неловкой. Он представил, как Донато ерзает в своем кресле, как он всегда делал, когда на него давили по поводу того, что он предпочел бы избежать обсуждения.

'В некотором роде, да. Однако есть проблема".

'Проблема? Какого рода? Вряд ли это самая сложная просьба. Определенно, я бы не подумал, что это не под силу человеку ваших устремлений".

'Она помолвлена с одним из воинов. Я считаю, что именно поэтому она вернулась в первую очередь. Перед тем, как она уехала из деревни в Эльцбург после катастрофы, было дано брачное обещание.

'С кем? Заплати ему, если хочешь. Уверен, мне не нужно напоминать вам, что Маркграф думает о тех, кто не может выполнить его указания".

'Вы знакомы с ним, так получилось. Вот почему я подумал, что вам будет интересно обсудить некоторые варианты решения этого вопроса и, возможно, оказать помощь.

'Правда? Кто это?

Вульфрик. Воин, который напал на ваших солдат".

Белгар прижал ухо к стене сильнее, до боли. Что, черт возьми, они могли задумать?

'Это интересно, но как бы я ни хотел увидеть его висящим на виселице за шею, я склонен расставлять приоритеты в порядке важности. Девушка, возвращающаяся в Эльцбург, возглавляет этот список. Все остальное — так, к слову".

'Он пойдет за ней на край земли и убьет любого, кто попытается встать у него на пути', - сказал Донато. 'Она ни за что не вернется в Эльцбург, пока он рядом, и любой, кто попытается заставить ее, закончит жизнь самоубийством. Он не потерпит ни денег, ни земли, ни титулов. За то время, пока ее не было, он даже не взглянул на другую женщину. Об их браке говорит вся деревня".

'Итак, решение, похоже, связано с его смертью или исчезновением', - сказал посол.

Если вы хотите вернуть ее в Эльцбург, его придется убить, — сказал Донато. Его голос дрогнул.

Белгар представил себе, как он яростно кивает, такой же лизоблюд, как и он сам. Он чувствовал, как ярость бурлит в его нутре. Он должен был сообщить Вульфрику об этом как можно скорее.

'Я улавливаю здесь скрытый мотив?' На мгновение воцарилась тишина, прежде чем посол заговорил снова. 'Это не имеет значения. Я знаю, что он сделал с моими людьми в трактире, и я не намерен оставлять это без ответа. Я не против убить его, если это облегчит нам обоим жизнь. Полагаю, вы уже продумали, как мы это сделаем?

Мы продумали, — сказал Донато.

Мы? Вульфрик будет убит? Белгар сильнее прижал ухо к стене, но не смог расслышать третьего человека.

Конечно, вы узнали, — сказал посол. Полагаю, в этом будут участвовать мои солдаты?

'Да.' Третий голос. Белгар ломал голову, пытаясь его узнать. Родульф. Эта одноглазая гадюка всегда должна была быть замешана в чем-то подобном.

'Ну, тогда давайте послушаем.'

Послышался звук стула, скребущего по полу.

'Уже идет подготовка к их свадьбе', - сказал Родульф. Мне сказали, что она запланирована на два дня вперед. Свадьба означает пир, а для пира нужно мясо. Это значит, что воины собираются отправиться на охоту за ним".

И ты предлагаешь послать за ними моих людей? Чтобы убить Вулфрика? В лесу? Я не думаю, что ваш сын играет с полной колодой карт, мэр. Вулфрик — дикарь. Мои парни дрались в барах с тех пор, как их отучили от сиськи, а он разнимал их так, будто они не отличали удар от поцелуя. Если он смог сделать это с ними в их собственной среде, как вы думаете, что он сделает с ними в своей?

Белгар не мог не улыбнуться. Может, они и не выказывали Вулфрику уважения, но, по крайней мере, они его боялись

Я думал об этом, — сказал Родульф. Мы разделим их, чтобы охота шла быстрее. Отправь с ними несколько своих людей. Скажите, что это их наказание за драку, и мы хотим, чтобы к моменту возвращения они оставили свои разногласия позади. В интересах деревни и все такое. Они откликнутся, если их так попросить. Они могут быть невежественными дикарями, но они отрубят себе руку за деревню, если их об этом попросят. Мы посылаем по одному вашему солдату с каждым из них. Если их будет больше, они могут заподозрить неладное. Мы можем сказать, что солдаты хотят учиться у них. Сыграем на тщеславии этих высокомерных ублюдков".

Итак, вы отделите его от его дружков и приставите к нему одного из моих людей. Я все еще не понимаю, как это улучшает наши шансы", — сказал посол. 'Из того, что мне рассказали, Вулфрик в одиночку отвечал за большую часть ущерба, причиненного трактиру. И это было несколько человек".

Он может уметь сражаться, — сказал Родульф, — но стрела убивает любого человека одинаково. Человек, который идет с Вульфриком, оставляет след, по которому идут несколько лучников. Они ждут, пока Вулфрик и твой солдат не разобьют лагерь на ночь, и утыкают его стрелами, пока он спит".

Наступила долгая пауза. Белгар хотел сразу же броситься к Вульфрику и рассказать ему о том, что услышал, но ему нужно было знать все. Он не мог пока идти.

Итак, он мертв. Что дальше? Мне наплевать на него и на то, что ты, похоже, имеешь с ним личные счеты. Меня интересует девушка. Как вы заставите ее вернуться в Эльцбург? Я бы не хотел, чтобы мне пришлось тащить ее обратно пинками и криками, хотя я это сделаю, если это будет необходимо".

"У нее нет здесь семьи", — сказал Родульф. Единственная семья, которая у нее осталась, находится в Эльцбурге. Если ее здесь ничто не держит, ее не придется долго уговаривать. Осмелюсь предположить, что она уедет по собственной воле".

Внутри воцарилась тишина. Белгар почувствовал, как закипает его кровь. Ему хотелось войти в зал и самому убить всех троих.

'Хорошо,' сказал посол. 'Я хочу, чтобы это было сделано в ближайшее время, что, похоже, в любом случае соответствует расписанию. Мой срок пребывания здесь закончился, слава богам, и я возвращаюсь в город. Я хочу разобраться с этим до того времени. Мы можем взять ее с собой. Если все получится, это очень хорошо отразится на тебе и подтвердит доверие, которое Маркграф проявил к тебе до сих пор. Провалишь дело, и когда он присоединит Леондорф к Эльцмарку, то предпочтет тебе свинью. Я ясно выразился?

'Прекрасно', - сказал Донато. Это сработает, уверяю тебя. Мы с Родульфом все очень тщательно продумали".

Послышался скрежет ножек стула по дереву и звук шагов. Белгар отодвинул голову от стены и потер ухо. Он не мог поверить в то, что слышал. Он ненавидел Донато и Родульфа; они были парой жирных, трусливых, считающих монеты крыс, но даже Белгар никогда не мог представить, что они могут сговориться и убить кого-то из деревни. Это была новая низость, до которой можно было опуститься. А разговоры об аннексии и облагораживании? Что это было? Впрочем, это может подождать, он должен был предупредить Вулфрика.

'Поздновато для прогулки, дедушка'.

Белгар застыл на месте; это был акцент южанина. Он медленно повернулся, чтобы его опасения подтвердились. Один из людей посла стоял и смотрел на него, держа копье в руке. Инстинкт воина подсказал ему, что сейчас произойдет, но его старое и изношенное тело не смогло уберечь его вовремя.