Рыцарь и Смерть

* * *

— Когда вернешься ты домой —

Я буду спать в земле сырой…

Супруга смотрела мимо него, тонкие пальцы перебирали струны гитары.

— Ну не начинай, Кларет! — вздохнул Христиан. — Я вернусь живой, ты дождешься… тоже живая.

Она молча продолжала наигрывать, вовсе не глядя на него, в уголках ее красивых глаз подозрительно скапливалась влага.

«Черт побери, девочку можно понять! — думал Христиан. — Я ухожу на войну, а ведь после свадьбы прошло всего-то чуть больше месяца».

Этот месяц, не зря названный медовым, пришелся у них на конец осени — начало зимы и прошел в таком диком любовном угаре, что казалось: еще немного, и вместо морозных узоров на стеклах распустятся майские розы, а весна наступит сразу после Рождества. Оба они были совсем молоды — девятнадцать и семнадцать, красивы, богаты и знатны, а любовь накрыла их сумасшедшей лавиной, вовсе не заботясь о том, что брак был по сговору родителей.

— Ты — Кларет, не Клара, — сказал ей Христиан сразу после помолвки. — Целый кубок доброго английского кларета. А потому не удивляйся, что у тебя будет муж-пьяница, — только пьян я буду тобой.

Прозвище оказалось настолько подходящим, что прилипло к ней моментально. Рыжеволосая и острая на язык, она предпочитала одеваться в теплых тонах и пудрила волосы какой-то немыслимо модной розоватой пудрой, отчего ее прическа начинала отливать невероятным оттенком рассветного неба — или того самого красно-розового легкого вина. По аналогии с Кларой-Кларет, ее сестре Элеоноре быстро присвоили прозвание Эль, и теперь Христиан вместе со своим таким же молодым свояком, заполучившим в жены Элеонору, могли на семейном сборище удалиться в сторонку, прихватив бутылку вина, и, попивая и перемигиваясь, на полном законном основании обсуждать, какими же, в сущности, пьянящими штучками являются их юные женушки.

Казалось бы, живи да радуйся, да только война слегка подкорректировала их планы.

Наверно, Христиан мог бы как-то избежать этого призыва. Ну, или хотя бы не таскать с собой Фридриха, которому еле стукнуло пятнадцать. Впрочем, младший братец, тихий и диковатый парень, привык смотреть старшему в рот и, не особо думая, повторять за ним все действия: думать этот молчун умел только в лесу.

Война началась где-то там, в Голландии, далеко. Хотя, с другой стороны, — это сегодня она далеко, а завтра — глядишь, и у тебя на пороге. Это ж французы, а от них можно ждать любой подлости. Кроме того, внеочередной набор солдат объявили в их землях честь по чести, — из его трех сел набрали отряд в пятнадцать человек. Отец, пока не умер, говорил ему: кто добрый хозяин своей земле, тот прежде всего бережет орудия, лошадей и людей. Вот он и решил беречь людей: не отдавать их как пушечное мясо для пехоты, а на полученные в наследство денежки вооружить и посадить на лошадей, явившись в армию во главе своего небольшого кавалерийского отряда. Да к тому же среди набранных рекрутов были Иржик и Блажек, дружки детства, вместе с которыми он еще мальчишкой ловил рыбу и ставил силки на куропаток.

Словом, на одной чаше весов была только Кларет, а на другой множество разных вещей: потенциальная опасность для страны, желание надрать задницы французам, а также красивый, достойный рыцаря жест в сторону своих призванных в армию друзей и подданных. Понятно, что он, как подобает мужчине, выбрал вторую.