Идеальная для колдуна

Глава 62

К Седьмой площади со всех сторон тянулся народ. Видно, впрямь ожидалось что-то необыкновенное. Карета вязла в людском потоке, Гасту, сидя на козлах, то и дело нещадно щелкал кнутом, разгоняя горожан. Амели смотрела в окошко, тайком, будто боялась быть замеченной, а в груди все стыло. Не было радости. Все завязалось тугим холодным узлом. Она бы хотела поворотить, но Гасту не послушает — у него приказ господина.

Наконец, карета выкатила на площадь, остановилась у одного из домов, и Амели скользнула прямо из экипажа в открытую дверь, оставшись незамеченной. Если люди что и видели — так краешек шитого серебром платья. Это немного успокоило.

На лестнице встретил лакей. Старый, вытянутый, преисполненный такой важности, что становилось неловко. Он отвесил церемонный поклон:

— Прошу за мной, ваше сиятельство. Для вас все приготовлено.

Амели и Мари поднялись вслед за провожатым по узкой лесенке на второй этаж, лакей учтиво открыл дверь и с очередным поклоном пригласил войти:

— Прошу, ваше сиятельство. На столе уже поданы вино и холодные закуски, но если что-то понадобится — стоит лишь позвонить в колокольчик.

Амели кивнула:

— Благодарю.

Комнаты были скромными, но чистыми. Впрочем, комнаты как комнаты, не лучше и не хуже, чем в родительском доме. Амели подошла к приоткрытым дверям на балкон, глянула в щель. Седьмая площадь была полна народу, голова к голове. Почти под самым балконом, перед подъездом ратуши, были сооружены деревянные подмостки. В самом центре возвышалось что-то, накрытое красным покрывалом. По обеим сторонам по два стула с высокой спинкой. С краю — бочка и какая-то палка, накрытая тряпкой. Уже выставили декорации. Оставалось лишь теряться в догадках: что же будут давать?

Но на душе все равно скребло. Амели предпочла бы остаться дома. Так было спокойнее, надежнее. Она теперь и не хотела выходить за пределы собственного сада. Еще и Феррандо нигде не было. От этого становилось только тревожнее. Амели так и смотрела в приоткрытые дверцы, не решаясь выйти, щипала ранний виноград из плетеной вазочки, чтобы чем-то себя занять.

Вдруг толпа затихла. Из дверей ратуши вышел глашатай Конклава в красно-желтом кафтане и берете с длинным малиновым пером, поднялся по лесенке позади подмостков, встал и протрубил мелодию, знакомую всем горожанам. Опустил инструмент, уперев раструбом в бедро, важно задрал голову:

— Горожане и горожанки! Внимание! Их превосходительства магистраты Конклава!

Мари распахнула двери, выставила стул и шепнула:

— Садитесь же, барышня! Что же вы! Так и станете в щель глядеть!

Амели опустилась. Мари принесла маленький табурет, обитый кожей, и села рядом.

Старики с видимым трудом заползали по лестнице. Амели никогда не видела их так близко. На свадьбе в соборе они были совсем рядом, но тогда она на них даже не смотрела. Тогда она умирала от страха… Теперь магистраты Конклава представились дряхлыми стариками в черном.

Один из них, видно, самый главный, выступил вперед, прокашлялся:

— Добрые жители Шалона! Сегодня знаменательный день, который благословил сам Создатель. Именно сегодня каждому из вас будет явлено настоящее чудо.

Толпа слушала, почтительно замерев.

— Для украшения нашего города и во славу Неурской девы, горячо почитаемой всеми нами, Конклав единогласным решением поручил его сиятельству господину Феррандо Альдари создать для города небывалое изваяние. Достойное величия и славы Неурской девы.

Амели охнула, отшатнулась, вцепилась в руку Мари заледеневшими пальцами:

— Да что же здесь происходит?

Та пожала плечами:

— Не знаю, барышня, миленькая! Клянусь, не знаю!

Амели сглотнула, не в силах оторвать взгляд от подмостков. Она уже узнавала очертания под красным покрывалом и готова была вот-вот упасть в обморок. Предусмотрительная Мари взяла с собой свои склянки и уже совала под нос Амели что-то пахучее. Но едва она немного пришла в себя, зажала рот ладонью, потому что узнала на лестнице знакомый силуэт. Феррандо в обличье отвратительного старика.

Казалось, сердце вот-вот оборвется. Хотелось вскочить, забиться в самый дальний и темный угол, но в то же время Амели не могла оторвать глаз. Сидела, как приклеенная. Феррандо поднялся, встал рядом с магистратом, оглядел толпу. Люди застыли, будто увидели призрак или еще какую невидаль.

— Горожане Шалона!

Услышав чистый чарующий голос, они пришли в еще большее недоумение. Перешептывались, переглядывались.

— Конклав оказал мне великую честь, доверив важное и почетное дело — создать небывалое чудо, которое принесет нашему городу славу и приумножит его красоту. Я потратил не один год, чтобы добиться хотя бы ничтожной доли того совершенства, которым обладала столь почитаемая нами Неурская дева. Я создавал и уничтожал. Создавал, в надежде приблизиться к идеалу, и снова уничтожал, пока не создал то, что хочу явить вашим глазам. — Он взялся за край покрывала: — Прошу, помогите мне, магистрат.

Старик с готовностью ухватился за другой край, и Амели закрыла лицо руками. Лишь услышала, как толпа стройно охнула и снова затихла. Наконец, она решилась взглянуть. Осторожно, сквозь щели между пальцами.

Статуя была одета в струящееся золото, которое колыхалось, как легкая ткань под дуновением ветра. Невозможно было оторвать взгляд. Статуя улыбалась, крутила головой, простирала нежные гибкие руки. Мраморные волосы тоже легко колыхались, будто на ветру. А вокруг бесконечно распускались дивные каменные розы с тончайшими лепестками.

Это была невероятная, восхитительная, поразительная красота. Хотелось смотреть и смотреть до бесконечности. Хотелось дотронуться. Казалось, люди просто не могли прийти в себя. Амели видела открытые рты.

Феррандо это забавляло. Он вновь вышел вперед, провел перед лицом ладонью, став, наконец, собой. По толпе волной прокатился новый вздох.

— Мы не всегда видим то, что есть на самом деле. Мы часто ошибаемся. В попытках воссоздать совершенство я созидал и уничтожал то, что не соответствовало идеалам. Это неизбежный поиск.

Он пытливо оглядел толпу.

— Я знаю, что в городе в связи с этим ходят разные слухи. Неприятные слухи. Пришло время их развеять и явить вашим глазам единственную истину. Чтобы раз и навсегда прекратить эти глупые пересуды.

Амели бросало в пот. Она нервно обмахивалась веером, а Мари то и дело совала под нос вонючую склянку.

— Гасту! Орикад!

Горбун спешно поднялся на помост. Демон привычно появился из ниоткуда, шокируя толпу. Но панталоны не забыл. Люди вновь охнули, многие осеняли себя знаком спасения, но стояли на месте, как приклеенные.

— Прямо здесь и сейчас я покажу вам, что именно вы вылавливали из реки. — Он кивнул горбуну: — Гасту, начинай.

Тот почтительно кивнул, сдернул покрывало с палки. Под ним оказался уродливый проволочный каркас, Амели видела такие в колодце. Горбун вытащил каркас на середину помоста, открыл бочку. И принялся облеплять проволоку глиной совсем так же, как делает любой скульптор. Ничего ужасного, недопустимого или волшебного. Он просто лепил. Долго и сосредоточенно. Появилась уродливая корявая голова, несуразные руки, ноги. Статуя была такой безобразной, что из толпы начали раздаваться смешки.

Гасту закончил, откланялся господину. Феррандо с усмешкой оглядел толпу:

— Для лучшего вмещения магии глина должна высохнуть естественным путем при естественной температуре. Но сейчас это не имеет принципиального значения.

Он подошел к болвану, вытянул руку и резко опустил. Статую охватили клубы белого пара или дыма. Когда они рассеялись, глина оказалась уже совершенно сухой.

— Дальше — доработка и шлифовка.

Феррандо вновь вытянул руку. Вокруг изваяния поднимался красно-желтый вихрь, похожий на осенние листья, подхваченные смерчем. Когда вихрь исчез, толпа ахнула. Вместо уродливого болвана стояла статуя прекрасной работы.

— Орикад!

В ручонках демона появилась знакомый деревянный ящичек со склянками. Феррандо выбрал несколько, отлил из каждой по капле в небольшую чашку, смешал и вылил на макушку статуи.

Со стороны все это выглядело очень странно, и какое-то время ничего не происходило, совсем. Амели грызла платок, боясь, что ничего не выйдет, и статую не получится оживить. Но через несколько долгих минут, наполненных напряжением и звенящей тишиной, начало что-то происходить. Макушка стала светлеть, и вскоре на глиняных плечах лежали самые настоящие белокурые волосы. Потом начала светлеть кожа, обретая нежный цвет слоновой кости. Менять текстуру. И очень скоро перед толпой стояла самая обычная обнаженная девушка, до неприятного похожая на Мари. Она улыбалась, хлопала ясными глазами, но по всему было видно, что совершенно ничего не понимала. Кажется, этого и не требовалось.

Феррандо вновь оглядел толпу:

— Кто-то хочет потрогать?

Казалось, тишина стала еще немее.

— Нет смелых мужчин? Может, есть смелые женщины?

Вновь молчание.

Вдруг из своего кресла поднялся тот дряхлый старик, который выступал:

— Вы позволите мне, ваше сиятельство?

Феррандо кивнул:

— Конечно, магистрат, прошу.

Старик с опаской коснулся кожи статуи кончиками сухих пальцев, отдернул руку. Смущенно улыбнулся и вернул руку, поглаживая. Кажется, его остановило только то, что смотрели сотни глаз. Он нехотя убрал руку, кивнул:

— Настоящая плоть. Теплая, мягкая. Это невероятно.

Феррандо вновь кивнул:

— Благодарю, магистрат.

Он махнул горбуну, чтобы тот зашел статуе за спину. Амели уже знала, что сейчас произойдет — он свернет ей шею. Она тронула Мари за руку:

— Отвернись, не смотри.

— Почему, госпожа?

В это мгновение Гасту уже сделал все, что полагалось. Ловко и быстро. Толпа вновь охнула, взвился женский крик. Феррандо нравилось шокировать, но Амели не понимала, одобряют ли его действия. Станет ли лучше?

— Иного способа оборвать магическую жизнь, впрочем, как и любую другую, нет. Смерть — естественный закономерный финал любой жизни. Через несколько минут происходит вот это, — Феррандо указал на лежащее тело, которое на глазах превращалось в кусок высохшей глины. — В воде этот процесс не наступает.

Он вновь обвел взглядом толпу, и Амели буквально дрожала, комкая платок. Она боялась, что люди озвереют, кинутся на помост. Но те так и стояли, замерев. Ни звуков, ни шевеления.

— Если эта демонстрация кого-то не убедила, у меня хватит терпения повторить все заново и велеть принести сюда чан с водой.

Снова молчание.

Из толпы послышался одинокий задавленный выкрик. Мужской.

— Тогда зачем в воду?

Феррандо усмехнулся:

— Меня устраивали слухи.

— А теперь, стало быть, не устраивают?

— Теперь не устраивают. Они огорчают прекрасную женщину, которую я люблю.

Феррандо посмотрел на балкон, и взгляды толпы устремились туда же. Амели сидела ни жива, ни мертва. Только смотрела на мужа. Не могла оторвать взгляд, лишь чувствовала, как по щекам катятся безмолвные слезы.

Феррандо вновь взглянул в толпу:

— Горожане! Только что вы видели разрушение. Теперь я хочу, чтобы вы увидели созидание. Истинная магия — и есть созидание. Именно для этого она и предназначена.