Труды по истории России

Но церковь имела и другие причины требовать просвещения: явились расколы — следствие невежества и грубости нравов; мало того, вследствие ближайшей связи с Польшей и другими соседними государствами явились стремления других вероисповеданий — католицизма и протестантизма — войти в Московское государство. Православной церкви нужно было бороться, с одной стороны, со своими раскольниками, с другой — с католиками и протестантами. Единственным средством к охранению чистоты православного учения было просвещение, и вот и свои пастыри, и восточные патриархи, приезжавшие в Россию, громко требуют заведения школ. Восточные патриархи, явившиеся по делу Никона, увещевают народ полюбить науку, увещевают пастырей церкви содействовать всеми силами к ее распространению, вследствие чего уже в царствование Михаила Феодоровича заведено было при патриархе Филарете первое училище, а в царствование третьего государя из новой династии, Феодора Алексеевича, при более сильных потребностях заведена была Сла-вяно-греко-латинская академия, и этой академии церковь поручила блюсти за чистотою православного учения.

Так, при трех первых государях новой династии в течение XVII века обозначались явно новые потребности государства и признаны были те же средства для их удовлетворения, которые были употреблены в XVIII веке, в так называемую эпоху преобразования.

Но, говоря об этой деятельности, мы не можем не упомянуть имен трех главных деятелей, содействовавших означенному направлению, — имен Никона, Ордина-Нащокина и Матвеева. Никон по своей энергии и ясному взгляду мог лучше других понимать потребности церкви и удовлетворять им. При нем были исправлены книги. Нас приверженцы невежества называют никонианцами, и это название требует, чтобы мы с благодарностию вспоминали о Никоне. Кроме того, он отличался неусыпными стараниями о чистоте нравственности, об утверждении благочиния в церквах, монастырях, вследствие чего должна была улучшиться и нравственность самого народа.

Что касается до двух поименованных нами светских лиц, то сын бедного псковского дворянина Ордин-Нащокин достиг личными достоинствами до высших государственных степеней: он был хранителем государственной печати, что соответствует настоящему званию министра иностранных дел. На этом важном посту Нащокин понимал новые потребности Московского государства; понимал ясно, что Посольский приказ, находившийся под его ведением, должен был переменить свой характер вследствие более тесного сближения с государствами европейскими. Понимая необходимость преобразования, он вооружался против тех лиц, которые, служа в Посольском приказе, не имели понятия о внешних сношениях и развлекались другими, несовместными с их положением занятиями. Понимая важное значение Посольского приказа, Нащокин называл его оком России, которым она должна смотреть на другие государства, и требовал, чтобы око это было чисто; потребность преобразования Посольского приказа была дознана еще при царе Михаиле, когда важное дело при датском дворе было поручено иностранцу Марселису, по неспособности русских послов. В образованности самого Нащокина свидетельствуют иностранцы; они говорят, что он не уступал в нем ни одному из современных иностранных министров.

О широте планов Нащокина свидетельствуют его намерения относительно торговли с Востоком; он хотел, чтобы Россия была средоточием торговли между Европой и Азией — желание, которое хотел потом исполнить Петр Великий. Нащокин заключил договор с армянскою компаниею, вследствие которого армяне, жившие в Персии, обязывались весь щелк, собираемый в персидских областях, доставлять исключительно на русские рынки. Нащокин заботился также и о заведении русского флота. Неблагоприятные обстоятельства помешали русским овладеть прибалтийскими провинциями в царствование Алексея Михайловича; первый русский корабль назначен был для Востока, для Каспийского моря, для Волги. Знаменитый «Орел» был сожжен казаками Разина; но мысли о заведении флота нельзя было истребить; она приведена в исполнение Петром.

Скажем и о Матвееве. Матвеев подобно Нащокину понимал ясно новые потребности государства и стремился удовлетворить их. Что всего было важнее в обоих этих людях, так это то, что они умели показать превосходство просвещения на самих себе. Ордин-Нащокин был человеком высокой нравственности; до нас дошла грамота, в которой царь жалует его местом и при этом, после подвигов гражданских, вычисляет его высокие христианские подвиги; со службою государственною он умел соединить служение страждущей меньшей братии. Окончив государственную деятельность, Ордин-Нащокин постригся в монахи, но и здесь показал он, как понимал обязанности инока христианского: он завел больницу, приставил к ней монахов и сам служил больным. О Матвееве отзываются иностранцы, что человек, которого народ называет своим отцом, выше всякой похвалы. Матвеев показал свой ясный взгляд, свою энергию в военной и гражданской службе; он пользовался неограниченною доверенностию царя Алексея Михайловича, участвовал с пользою почти во всех важнейших делах его царствования; а известно, что это царствование было обильно важными явлениями.

Матвееву Московское государство обязано было устроением отношений между Великороссиею и Малороссиею; он часто бывал в Малороссии, знал природу страны и был способен определить ее отношения к ВелиКой России. Столь же велики заслуги его и на поприще дипломатическом; занимаясь отношениями европейскими, он подобно Нащокину не спускал глаз с Востока, завел сношения с Китаем, пославши туда переводчика Спафари; наказ, данный Спафари Матвеевым, показывает всего лучше ясный взгляд этого государственного человека. Но кроме того, деятельность Матвеева важна и в других отношениях. По отзыву иностранцев, он был образованнейший человек из своих современников, старался, чтобы и сын его был также образован; он первый украсил свой дом произведениями искусств; у Матвеева у первого рушилась преграда, отделявшая дотоле семейство хозяина от гостей; к нему собирались не для одних только пиров, но и для умной, трезвой беседы, и в этих беседах принимала участие хозяйка дома, жена Матвеева; девушка, воспитанная в доме Матвеева, перешла отсюда на престол. Легко понять, как она могла действовать на быт при дворе. Но этот быт долженствовал измениться еще и прежде вследствие сильного влияния, которое имел Матвеев, как друг царя. До нас дошло письмо Алексея Михайловича к Матвееву. «Приезжай поскорее, — пишет царь, — мои дети осиротели без тебя, мне не с кем посоветоваться».

И мы не можем не заметить плодов этого влияния: мы видим большую перемену в быте двора; которая объясняет нам воспитание и деятельность Петра. Явление сестры его Софии также объясняется отсюда: София воспитана уже совершенно иначе, нежели прежние царевны, затворницы в своих теремах; следовательно, явление Софии объясняется из тех же причин, как и явление Петра, и оба явления объясняют друг друга. Все уже носит характер новый, все показывает важные преобразования, которые явились прежде преобразований Петровых и которые объясняют их.

Такова была деятельность трех первых государей новой династии, имевшая место в продолжение XVII века. Здесь, на границе двух эпох, двух столетий, нам должно остановиться. Но мы не можем не сказать несколько слов о том отношении, которое имеет настоящий порядок вещей к этим двум эпохам. Мы видели, как в продолжение XVII века являлись громкие требования преобразования, требования просвещения, науки для обороны веры, для улучшения нравственности. В XVIII веке этим требованиям старались удовлетворить. Наука, просвещение были утверждены и в наш вёк принесли свой необходимый плод — народное самопознание. Теперь, бесспорно, самопознание является для нас одною из первых потребностей. Теперь признано, что интерес отечественной истории стал главным интересом нашей ученой литературы; мы видим, как постоянно новые таланты посвящают себя занятию отечественною историею; видим, как со всех сторон обширного отечества собираются памятники, которые должны уяснить наше прошедшее. Вот плоды деятельности XVII и XVIII веков. Но самопознание по природе своей не исключительно, не односторонне, требует всех знаний, утверждается на них, питается ими. Теперь, при этом стремлении к самопознанию, не может быть спора об отношениях XVII и XVIII веков к векам предшествовавшим, XIX век показал отношение их; плод науки, просвещения — самопознание народное — соединяет древнюю и новую Россию.

Но стремление к просвещению явилось не в XVII только веке, оно явилось гораздо прежде. Священное предание о необходимости просвещения звучит из глубины XII века; оно пришло не из чужа: оно пришло вместе со светом божественной истины и из века в век передавалось оно как завет от предков к потомкам. Когда только еще образовалось русское общество, когда части его находились еще в брожении и борьбе — тогда в тесной келии монастыря началась наша летопись, и вот летописец, начав рассказ о том, как пошла Русская земля, как образовалось русское общество, на первых страницах своего труда написал эти простые, но бессмертные слова: «Велика бывает польза от учения книжного».

Вот священный завет, полученный нами от предков, и историк русский XIX века, если хочет быть верен своему народу, своей истории, должен повторить слова летописца XII века: велика бывает польза от учения книжного и велика бывает польза от народного самопознания.

ПУБЛИЧНЫЕ ЧТЕНИЯ О ПЕТРЕ ВЕЛИКОМ