Русские земли в XIII–XIV веках: пути политического развития

* * *

Киевское княжество сохраняло в первой половине XIII века свое значение постольку, поскольку являлось объектом коллективного сюзеренитета сильнейших князей русского княжеского рода, владевших либо киевским столом, либо «частью» в Киевской земле, либо по меньшей мере правом на такую часть. Ни одной из ветвей не удалось закрепить Киев за собой. После Батыева разгрома черниговским, смоленским, волынским и суздальским князьям необходимо стало прежде всего позаботиться о своих родовых владениях: до Киева руки уже не доходили. Суздальские Всеволодичи, получив от монгольских ханов сюзеренитет над Киевом, не старались закрепиться там, будучи более озабочены делами своего княжества Киев утратил статус столицы Руси и (в отличие от Новгорода и Галича) не закрепился за сильной княжеской ветвью. В силу данных причин Киевская земля не могла стать ядром, вокруг которого объединились бы другие русские земли.

Черниговская земля непосредственно граничила со степью, часть ее находилась в лесостепной зоне и поэтому подвергалась частым набегам, вызывавшим перемещение населения в северном направлении, в лесные районы Политическая сила Черниговского княжества перед самым нашествием была ослаблена длительной борьбой Михаила Всеволодича за Киев и Галич По-видимому, в ходе этой борьбы часть черниговского боярства оседала на землях «общерусских» княжеств. В 1241 г Даниил Романович упрекал правившего в его отсутствие в Галиче боярина Доброслава Судьича, что он дает земли черниговским боярам, а не галицким[503]. Под 1273 г. упоминается боярин Андрей Путивлич, служивший Льву Даниловичу[504] — судя по прозвищу, выходец из Черниговщины. Отток части черниговской знати в другие земли ослаблял политическую опору князей черниговской ветви в своем княжестве[505].

В отличие от Волыни и Смоленщины, Черниговская земля была относительно сильно раздроблена: 5–7 мелких княжеств в первой половине XIII в., при том, что в Волынской земле — 5 (но ко времени нашествия оставалось 1–2 — Межибожское и возможно Каменецкое), Смоленском — 1. После нашествия дробление усилилось[506]. Переход Брянска, ставшего самым значительным центром земли, к князьям смоленской ветви (вероятно, по инициативе Орды, стремившейся не допустить дальнейшего усиления Брянского княжества), как бы «отрезал» южную Черниговщину (с номинальной теперь столицей) от северной (верховских княжеств). Брянск стал уделом смоленских Ростиславичей и не мог в силу этого претендовать на то, чтобы занять место Чернигова в качестве столицы и объединить княжества «своей» земли (подобно тому, как в Северо-Восточной Руси Москва заняла место Владимира и стала объединительным центром). Власть черниговского князя стала, по-видимому, номинальной: крупного «столичного» княжества, подобно великому княжеству Владимирскому, в Черниговской земле не сложилось: главный стол так и не закрепился за определенной «субветвью» черниговской Ольговичей. В конце XIII и в XIV столетии их представители, возможно, занимали какое-то время киевский стол, но обладание им уже не давало никаких политических выгод.

Определенную роль в ослаблении Черниговской земли сыграл и литовский натиск с северо-запада, обозначившийся уже во второй половине XIII в. и усилившийся в XIV столетии.

В Юго-Западной Руси после укрепления Даниила Романовича в Галичине сложились благоприятные условия для того, чтобы Галицко-Волынское княжество превратилось в центр объединения русских земель, и можно согласиться с мнением, что оно являлось таким потенциальным очагом централизации[507]. Поскольку объединились соседние княжества, их слияние не влекло за собой такого отрицательного последствия, как отрыв части боярства от «своей» земли. Потомки Даниила и Василька Романовичей практически не воевали друг с другом (в отличие от князей Северо-Восточной Руси), а при Юрии Львовиче в начале XIV в. Галицко-Волынская земля была объединена под властью одного князя. Но международное положение княжества было крайне невыгодным. Оно располагалось между четырьмя сильными соседями — Ордой, Литвой, Польшей и Венгрией, а из русских земель граничило лишь со слабой Турово-Пинской и утерявшей свое значение Киевской. Практика «насильственного союзничества» с татарами во второй половине XIII века, во-первых, осложняла отношения с соседями — Польшей, Литвой и Венгрией, против кого направлялись ордынские походы, в которых должны были участвовать галицко-волынские князья, во-вторых, приводила к разорению татарами собственной территории княжества во время прохождения через нее[508]. Галицко-Волынская земля служила для Польши и Литвы естественным, в силу своего географического положения, заслоном от Орды[509] и одновременно становилась объектом их территориальных притязаний, приведших в конце концов к ее разделу между этими усилившимися к середине XIV века государствами.

Смоленское княжество занимало, казалось бы, очень выгодное политико-географическое положение. Оно не граничило с ордынскими владениями, относительно мало испытало разорений от военных действий татар[510]. Для Смоленской земли не было характерно столь значительное усиление политической раздробленности, как для Черниговской и Суздальской. Но уже накануне Батыева нашествия смоленские Ростиславичи выступают в ходе феодальной войны на Юге Руси как второстепенные политические фигуры. Их позиции в южнорусских землях, бывшие, казалось, очень прочными в 20-е годы (владение Киевом и Галичем), оказались утраченными. Более того, Смоленск, по-видимому, стал с середины или второй половины XIII в. признавать сюзеренитет великого князя владимирского.

Ослабление Смоленского княжества к середине XIII в. можно отчасти связывать, как и в случае с Черниговской землей, с уходом части смоленского боярства в южнорусские земли во время длительного пребывания сильнейших смоленских князей — Мстислава Мстиславича, Мстислава Романовича, Владимира Рюриковича — в Киеве и Галиче и в ходе феодальной войны 30-х годов. Вероятно также, что ослаблению смоленских князей именно накануне Батыева нашествия, в 30-е годы, способствовал мор 1230–1231 гг.: Смоленская земля пострадала от него, по-видимому, больше, чем другие — летописи говорят о 32 тыс. умерших только в Смоленске[511].

В XIV в. основной внешнеполитический фактор, воздействовавший на Смоленское княжество — натиск Литвы. И хотя выгодное политико-географическое положение Смоленской земли позволяло ей долгое время сохранять относительную независимость как по отношению к Литве, так и к великому княжению Владимирскому, лавируя между этими двумя силами, и даже расширить свои владения в южном направлении (Брянск), о претензиях Смоленска на роль объединительного центра русских земель речи идти не могло.

Новгородская земля также имела выгодное политико-географическое положение Она была отделена от Орды таким внушительным заслоном как Северо-Восточная Русь, отличалась относительным политическим единством и большими торгово-экономическими возможностями. Но прозвучавший в отечественной историографии[512] тезис о Новгороде как одном из возможных центров объединения русских земель в период после монголо-татарского нашествия нельзя признать основательным. Факты показывают, что Новгород никогда не претендовал на присоединение к себе какого-либо из русских княжеств Вся политическая система Новгородской земли не предполагала наличия общерусских объединительных тенденций. Со второй половины XIII века Новгород признавал сюзеренитет великого князя владимирского, и политических сил, которые бы стремились к достижению первенства Новгорода среди русских земель, не существовало. Новгородское боярство стремилось к другому: к максимально большей самостоятельности, независимости Новгорода от князей, к лишению их исполнительной власти в Новгороде (что и было достигнуто в конце XIII века), к тому, чтобы сюзеренитет владимирских князей над Новгородом становился все более номинальным Достаточно было у Новгорода и внешнеполитических забот — приходилось постоянно бороться с натиском Ордена, Швеции и Литвы. В этих условиях признание своего вассалитета по отношению к владимирским князьям давало возможность избегать столкновения с Ордой, поскольку отношения с ней полностью перелагались на этих последних, и привлекать военные силы князей Северо-Восточной Руси к обороне западных рубежей. Можно сказать, что Новгородская земля во второй половине XIII–XIV вв отличается ярко выраженным «сепаратизмом»[513]

Какие же политические факторы могли способствовать превращению именно Северо-Восточной Руси в объединительный центр русских земель?[514]

Во-первых, в отличие от черниговских, смоленских и волынских князей, князья Северо-Восточной Руси почти не участвовали в разорительной междоусобной войне конца 20-х — 30-х гг. XIII века. Территория Владимиро-Суздальской земли военными действиями затронута не была. Борьба Ярослава Всеволодича с Михаилом Черниговским за Новгород в 1229–1232 гг. не сопровождалась серьезными военными столкновениями Нет сведений о том, что Ярослав, находясь в Киеве в 1236–1238 гг., вел какие-либо военные действия. Не принес ему, по-видимому, серьезных потерь и удачный поход на юг зимой 1239–1240 гг.

Во-вторых следует назвать утверждение владимирскими князьями к середине XIII в. своего влияния в Новгороде[515]. Политика установления контроля над новгородским княжением была начата еще Всеволодом Юрьевичем Большое Гнездо, когда в 1187 году он направил в Новгород из Владимира своего подручного князя, «свояка» Ярослава Владимировича. Ярослав с небольшим перерывом пробыл в Новгороде до 1199 г., когда Всеволод заменил его своим сыном Святославом[516]. Отправление Всеволодом в Новгород в 1205 г. своего старшего сына, Константина, описано во владимирской летописи с необычайной пышностью, как утверждение некоего нового, незыблемого порядка[517]. Во втором десятилетии XIII в. права Всеволодичей на Новгород не без успеха оспаривались сильнейшим из Ростиславичей — Мстиславом Мстиславичем Удатным, в 20-е годы такую попытку предпринял сильнейший из Ольговичей — Михаил Всеволодич, но с 1230 г. в Новгороде княжат только представители суздальской княжеской ветви. Новгород, с его обширной подвластной территорией, выходом к морю и большими торговыми связями, оказывался в перспективе более выгодным «общерусским» (в прошлом) столом, чем Галич, лежавший на пограничье со степью, занятой теперь монголо-татарами, и тем более чем Киев, от реального владения которым владимирские князья предусмотрительно отказались к 50-м годам XIII века.

Кроме того, новгородское боярское правительство не поощряло получение боярами и дворянами сидевших в Новгороде князей владений на территории Новгородской земли. В договорных грамотах Новгорода с великими князьями владимирскими второй половины XIII–XIV вв. (наиболее ранняя грамота датируется 1264 г.) содержатся нормы, запрещающие князьям «держать» новгородские волости «своими мужи» и препятствующие приобретению их боярами и дворянами «сел» на новгородской территории[518]. Благодаря этому у знати Северо-Восточной Руси (в отличие от черниговской и смоленской) были очень ограниченные возможности оседать на «чужой» земле, ослабляя тем самым свое княжество.