Холокост и православная церковь

Всю войну провел у Буниных. В самые опасные времена Вера Николаевна его крестила (в маленькой церкви, находившейся в Канн-ла-Бокка)… у священника каннской церкви Соболева. Во время пребывания в Грассе французских эсэсов, которые явились с русского фронта, Бахрах был на улице арестован ими, отведен в штаб, но выданная Соболевым бумага его спасла». Именно Александра Бахраха имел в виду писатель Марк Алданов, который 22 августа 1950 г. в письме еврейскому общественному деятелю и публицисту Илье Троцкому сообщал о Бунине: «Вел себя, как Вы знаете, очень достойно, — не только ни одной строчки при Гитлере не напечатал, но и кормил и поил несколько лет других людей, в том числе одного писателя-еврея, который у него все эти годы жил»315.

Упомянутый в воспоминаниях Л. Зурова протоиерей Николай Соболев с 1933 г. служил помощником настоятеля русской церкви Св. Архангела Михаила в Каннах, а в 1941–1946 гг. одновременно обслуживал Иоанно-Предтеческий приход в Ницце. В биографическом словаре «Российское зарубежье во Франции» также отмечалось, что он «в годы Второй мировой войны укрывал от оккупантов еврейские семьи»316.

Среди клириков митрополита Серафима (Лукьянова) был российский еврей, сын раввина, перешедший в Православие в 16-летнем возрасте, архимандрит Сергий (Пфефферман). Семь лет он был послушником в Валаамском монастыре, принял монашеский постриг и рукоположение в священный сан в московском Чудовом монастыре, служил военным священником в годы Первой мировой войны в российской армии, затем эмигрировал во Францию. В 1941–1942 гг. пастырь исполнял обязанности настоятеля Свято-Серафимовской церкви в Шелле, а в 1942–1955 гг. служил настоятелем Воскресенской церкви в Медоне под Парижем. В 1940–1944 гг. отец Сергий был лишен немецкой оккупационной властью права проповеди и совершения богослужений, одновременно ему вменили в обязанность ношение желтой звезды Давида, однако Епархиальное руководство спасло его от гибели317.

В этот период с архимандритом произошел удивительный случай: «Отцу Сергию нужно было срочно отправить письмо, но для этого ему недоставало почтовой марки. Он пошел купить ее, но его не пустили на почту, как носящего желтую звезду. Батюшка, всегда твердо переносивший подобные испытания, тут вдруг заплакал. Но что поделаешь? — Отец Сергий отправился восвояси, и вдруг у себя под ногами он нашел нужную ему марку, причем совершенно новую!»318 После окончания войны архимандрит по-прежнему служил настоятелем Воскресенской церкви в Медоне, в 1956 г. ушел на покой и поселился в Леснинском монастыре РПЦЗ в Фурке, где и скончался 2 июня 1961 г.

Следует упомянуть о филосемитской позиции в годы Второй мировой войны князя Ю. А. Ширинского-Шахматова, писавшего в 1930-е гг. об окончательной «иудаизации Запада» и об ее грядущем провале в России, что «готовит еврейству потоки крови», выковывая в то же время «рождающееся в крови тысяч христиан — Русское Мессианство». Во время немецкой оккупации он в виде протеста «хотел зарегистрироваться как еврей и носить желтую звезду. Он мученически погиб в немецком концлагере: эсэсовцы забили его насмерть за попытку вступиться за другого заключенного»319.

Прихожанин римской церкви святителя Николая Чудотворца, находившейся в юрисдикции Русской Православной Церкви за границей, российский эмигрант Алексей Николаевич Флейшер, сражался с немцами в составе югославской армии, после ее капитуляции был интернирован в Албании, где некоторое время после ареста находился в концлагере, а в августе 1942 г. поселился в Риме. В сентябре 1943 г. он устроил в итальянской столице в пустовавшем здании Тайландского посольства — «Вилле Тай» — тайный госпиталь и приют для бежавших из лагерей советских военнопленных, которые затем вступали в партизанские отряды. По некоторым сведениям, А.Н. Флейшер оказывал помощь и евреям (всего из проживавших в Италии в начале 1942 г. 58 тысяч евреев в дальнейшем немецкие нацисты уничтожили 7600, кроме того, 600 погибло в оккупированной итальянцами Албании).

В деле спасения военнопленных и других жертв нацистского режима А.Н. Флейшеру с декабря 1943 г. вплоть до освобождения Рима от немцев 4 июня 1944 г. помогали не только православные, но и русские католики восточного обряда: создавший по решению Восточной конгрегации Ватикана Комитет покровительства русским военнопленным князь С. Оболенский и священник Коллегии Руссикум Дорофей Захарович Бесчастный, добывавший для подпольщиков средства. Через «Виллу Тай» прошли сотни военнопленных, затем их распределяли по сорока конспиративным квартирам в Риме или переправляли в соседние горы, где были созданы три русских партизанских отряда. Свою позицию А. Флейшер определял так: «Не красный, не белый, а русский». После освобождения Рима англо-американскими войсками штаб «Виллы Тай» был преобразован в Комитет покровительства бывшим военнопленным Красной армии, Флейшер некоторое время был его секретарем. Когда в итальянскую столицу прибыли представители советского правительства, для их встречи во дворе «Виллы Тай» выстроились 182 бывших военнопленных320.

В оккупированной болгарскими войсками части Македонии возглавлявшая Кичевский монастырь Благовещения Пресвятой Богородицы игумения Диодора (Дохторова) предоставляла в своей обители убежище гонимым оккупантами (в том числе евреям) и участникам движения Сопротивления, не обращая внимание на предупреждение, что за связь с партизанами монастырь будет уничтожен. Когда оккупанты узнали, что она принимала партизан, то занесли игумению в список приговоренных к смерти. Мать Диодору спас болгарский полковник, часто беседовавший с ней и бравший от нее духовные книги. Он предупредил игумению о предстоящем аресте и расстреле, и она скрылась в безопасное место321.

Избежала ареста и другая насельница Кичевского монастыря, еврейка по происхождению схиигумения Салафаила (в миру Нина Линдебанова). Она родилась в 1890 г. г. Холм (Российская империя) в богатой еврейской семье и после видения ей в 14 лет Божией Матери убежала из родительского дома в Леснинский женский монастырь, где была крещена, и позднее приняла монашеский постриг с именем Агриппина. В 1920-е гг. она проживала в русском Хоповском монастыре в Сербии, а с 1936 г. — в Ки-чевском монастыре. Во время войны инокиня заболела раком, и когда надежды на спасение не было, обратилась к Богородице перед ее чудотворной иконой со словами: «Пречистая Дево, если оставишь меня жить, я никогда не покину Тебя!» Поэтому в 1945 г., когда русская община сестер во главе с игуменией Диодорой перешла в Благовещенский монастырь Белградской митрополии, выздоровевшая мать Салафаила осталась в Кичев-ской обители, где и скончалась в 1988 г. (ее могила сохраняется на монастырском кладбище)322.

Некоторые известные представители русской церковной эмиграции в Македонии все же погибли от рук оккупантов и их сторонников. Среди них был игумен Иулий — настоятель Карпинского монастыря Пресвятой Богородицы вблизи г. Кумано-во Скопленской епархии. В 1944 г. он был обвинен в том, что укрывал в монастыре партизан и помогал им, арестован, вывезен в с. Страцин, где после пыток убит. Другой русский эмигрант, игумен Вениамин, настоятель монастыря Св. Наума Охридской епархии, в 1942 г. был убит по дороге из Пресны в с. Трпейца, вблизи г. Охрида, вероятно, сотрудничавшими с итальянскими оккупантами албанскими националистами323. В целом же положение эмигрантов из России в период оккупации Македонии было очень сложным. Современный македонский историк А. Стерьов-ский писал, что русские считались «врагами Рейха и Болгарии». Их положение было сходным с положением евреев: ограничение в передвижении, отсутствие продовольственных, промтоварных карточек и т. д.324

Особо следует остановиться на деятельности архиереев, управлявших Берлинской и Германской епархией Русской Православной Церкви за границей — до 1938 г. архиепископа Тихона (Лященко)325и в 1938–1945 гг. архиепископа (с 1942 г. митрополита) Серафима (Ляде)326. Первый из них до 1937 г. имел своим секретарем и адвокатом Н.Н. Масальского, высланного в конце концов из Германии за частично еврейское происхождение. Причем архиепископ Тихон всячески старался оставить Масальского при себе до последней возможности. В автобиографической книге полковника К. Кро-миади сообщается, что, стараясь помочь евреям, «архиепископ Берлинский и Германский Тихон приходивших к нему с просьбой русских евреев крестил и выдавал им свидетельства о крещении. К сожалению, это им не помогло и гестапо потребовало от Синода убрать Тихона из Германии. В результате архиепископ Тихон был отозван в Сремские Карловцы, а его ближайшие сотрудники были репрессированы… В. Левашов был посажен в тюрьму, граф А. Воронцов-Дашков предупрежден, что если не успокоится, то будет выслан из страны, а у К. К[ромиади], представителя от германской епархии на заграничный собор в Сремских Карловцах, Гестапо отобрало документы с запретом покидать страну и с угрозой быть арестованным»327. Правда, это сообщение не совсем точно. Существовал целый комплекс различных причин отставки архиепископа, и сведений о репрессиях его «ближайших сотрудников» в архивах обнаружить не удалось.

Сменивший Владыку Тихона митрополит Серафим (Ляде) благожелательно относился к евлогианам, зачастую спасая их от репрессий гестапо. 28 июля 1938 г. должно было состояться его первое совместное богослужение в Берлине с евлогианскими священнослужителями, в частности с архимандритом Иоанном (Шаховским). Накануне к Владыке Серафиму и в гестапо поступило анонимное письмо с требованием «защитить нашу Церковь от вторжения в нее иудо-масонских сил, старающихся замаскировать себя путем совместного служения с нашим духовенством». Но богослужение все-таки состоялось, что явилось одной из причин, спасшей архимандрита Иоанна от высылки328.

Еще более характерно дело евлогианского архиепископа Брюссельского и Бельгийского Александра (Немоловского). В 1938–1940 гг. он неоднократно в своих проповедях и обращениях к пастве резко осуждал деятельность нацистов. Например, 31 июля 1938 г. в своей проповеди говорил: «Нам посланы страшные испытания… В Германии жестокий варвар Гитлер уничтожает Христианскую веру, одновременно насаждая язычество. Мы молим Бога, чтобы он спас эту страну от этого ужасного человека, так как там еще хуже, чем в советской России». В других выступлениях Владыки осуждалась также и расовая теория Гитлера. После оккупации Бельгии архиепископ был 4 ноября 1940 г. арестован гестапо. С укрепленной на груди табличкой с надписью «Враг № 2» он оказался перевезен в тюрьму Аахена, а затем Берлина. Митрополит Серафим (Ляде) сумел вызволить Владыку Александра из заключения, взяв его на поруки и поселив при русском храме в Тегеле, где последний оставался до конца войны329.

В то же время митрополит Серафим в своей официальной переписке с ведомствами Третьего рейха иногда использовал антисемитскую риторику, хотя не одобрял нацистскую политику и не разделял ее целей. В частности, в октябре 1940 г. он писал в Министерство церковных дел о своем противнике украинском профессоре И. Огиенко, в дальнейшем ставшем архиепископом Холмским Иларионом в юрисдикции автокефальной Православной Церкви генерал-губернаторства: «Тот, кто еще недолгое время назад клялся в верности польскому правительству… или тот, кто только четыре года назад поставил общественность в известность о том, что он состоял в дружбе с евреями, учитывал их интересы, обещал им основать в университете Каменец-Подольска кафедру по изучению еврейства и 25 % еврейских студентов принимать в этот университет, убедил еврейского раввина в том, что этот университет принесет еврейству огромную материальную и духовную пользу — подобным людям я не могу подарить свое доверие, даже если они пользуются в настоящее время милостью высоких и высших инстанций»330.