Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война

В то время как этот кризис только начинал разгораться, другой кризис в Европе привлек внимание всего мира. Митинг протеста под руководством студентов в Будапеште 23 октября 1956 г. получил массовую поддержку и быстро перерос в восстание против просоветского режима в Венгрии. Восстали воинские части, была открыта граница с Австрией, а премьер-министр Имре Надь объявил, что Венгрия выходит из Варшавского договора и становится "нейтральной" в конфликте между Востоком и Западом. В ответ на это советские войска ввели танки в Будапешт и после нескольких дней ожесточенных уличных боев подавили восстание. Тысячи людей были убиты, в стране установился новый промосковский режим, а Надь был казнен.

Фостер неоднократно призывал к "освобождению" Восточной Европы. Аллен пошел еще дальше, направив своих агентов с целью подстрекательства к восстанию в каждой стране за "железным занавесом". Однако когда в 1953 г. в Восточной Германии вспыхнуло восстание, США отказались оказать ему помощь. Три года спустя в Венгрии произошла та же история.

В Будапеште еще продолжались уличные бои, когда 29 октября англичане, французы и израильтяне начали вторжение в Египет. Антиколониальное возмущение вспыхнуло на Ближнем Востоке и за его пределами. Эйзенхауэр был в ярости, в том числе и потому, что хотел положить конец европейскому влиянию на Ближнем Востоке, чтобы открыть этот регион для американского влияния. Он начал, как оказалось, успешные действия, чтобы заставить британцев, французов и израильтян вывести войска из Египта. Он также осознал, что вторжение сделало Насера героем эпического масштаба, и неохотно сообщил Фостеру и Аллену, что его свержение больше не является реальной возможностью.

"Президент сказал, что подобная акция не может быть предпринята при наличии столь сильной враждебности, как сейчас", - говорится в протоколе встречи. "Для того чтобы подобная акция была осуществлена без нагнетания обстановки в арабском мире, необходимо выбрать время, свободное от напряженной ситуации, приковывающей внимание всего мира, как это происходит в настоящее время".

Такой стремительный ход событий вывел Фостера и Аллена из равновесия. Их публично критиковали за то, что они не смогли предвидеть вторжение в Египет, а также за то, что они разжигали антисоветские настроения в Венгрии, а затем ничего не предприняли, когда венгры восстали против советской власти. Не успел закончиться год, как они столкнулись с новой проблемой, когда проект, который они курировали, дал результаты, которых они не ожидали.

В течение нескольких лет Аллен работал над созданием потенциала для высотной съемки. Он убедил Эйзенхауэра, что этим проектом должно заниматься ЦРУ, а не Министерство обороны, поскольку ЦРУ, не скованное требованиями контракта, могло действовать быстрее. Самолет U-2, разработанный им совместно с корпорацией Lockheed Aircraft, мог делать детальные фотографии с высоты 70 тыс. футов, за пределами досягаемости большинства зенитных орудий. 31 мая 1956 года Эйзенхауэр дал разрешение на первые полеты U-2 над Советским Союзом. Они начались через две недели, и вскоре фотоаналитики начали готовить отчеты об увиденном. Среди первых выводов было то, что Советский Союз не мог производить столько боевых самолетов, сколько предполагало ЦРУ. Джеймс Киллиан довел этот вывод до сведения Эйзенхауэра. Тот оценил его, но отказался согласиться с Киллианом в том, что завышенные оценки отражают "административную неадекватность Аллена Даллеса".

Эйзенхауэр назначил двух вдумчивых дипломатов - Роберта Ловетта, бывшего министра обороны, и Дэвида Брюса, который был офицером OSS, послом во Франции и заместителем государственного секретаря, - в недавно созданный им орган - Президентский совет консультантов по вопросам деятельности внешней разведки, а в 1956 г. попросил его подготовить доклад о ЦРУ. В докладе, представленном через несколько месяцев, содержалось предупреждение о "растущем вмешательстве во внутренние дела других стран ярких, высококлассных молодых людей, которые должны постоянно что-то делать, чтобы оправдать свое существование". Брюс, Ловетт и другие члены совета внесли ряд предложений по ограничению власти Аллена, включая перевод его офиса в Белый дом и назначение заместителя для руководства ЦРУ. Эйзенхауэр отверг их все.

В течение первых четырех лет работы Аллена на посту директора центральной разведки Эйзенхауэр неоднократно защищал его и прислушивался к его мнению. Он принял совет Аллена продолжать поддерживать Дьема в Южном Вьетнаме, хотя его личный посланник настаивал на обратном; он отклонил предложение генерала Дулиттла уволить Аллена; он проигнорировал критику Киллиана по поводу административных способностей Аллена. Следуя этой схеме, он проигнорировал совет по разведке, когда тот рекомендовал ему ограничить полномочия Аллена.

Нация, пришедшая голосовать 6 ноября 1956 г., была процветающей и в целом единой внутри страны, несмотря на шум, вызванный тем, что впоследствии станет движением за гражданские права. То, чего она опасалась, находилось за рубежом. За несколько недель до выборов советские танки вошли в Будапешт, а три страны вторглись в Египет. Это не казалось подходящим моментом для смены президентов. Эйзенхауэр был переизбран подавляющим большинством голосов, сохранив не только свою должность, но и должности госсекретаря и директора центральной разведки.

В своей второй инаугурационной речи 20 января 1957 г. Эйзенхауэр описал мир таким, каким он и большинство американцев его видели.

"Разделяющей силой является международный коммунизм и власть, которую он контролирует", - заявил он. "Замыслы этой власти, темные по цели, ясны на практике. Она стремится навсегда решить судьбу тех, кого она поработила. Она стремится разорвать узы, объединяющие свободных. Она стремится захватить и использовать в своих интересах все силы перемен в мире, особенно нужды голодных и надежды угнетенных".

Определив масштаб этой угрозы, Эйзенхауэр поклялся, что Соединенные Штаты будут противостоять ей, где бы она ни возникла. В этом заключалась суть доктрины "сдерживания", которая определяла американскую внешнюю политику на протяжении целого поколения.

"Мы признаем и принимаем свою глубокую причастность к судьбам людей во всем мире", - сказал Эйзенхауэр. "И поэтому молитва нашего народа выходит далеко за пределы наших границ, в широкий мир нашего долга и нашей судьбы".

Вьетнам был тем местом "далеко за пределами наших границ", где Эйзенхауэр вместе с Фостером и Алленом видели наибольшую опасность. Однако их усилия по подрыву Хо не увенчались успехом. Тщательно спланированные американские операции привели к гибели двух иностранных лидеров, но Хо оказался более стойким.

Это заставило Фостера и Аллена искать новую цель. В течение первых четырех лет своего пребывания в должности они почти беспрепятственно переходили от Моссадега к Арбензу и Хо. Когда президентские выборы остались позади, они приступили к выбору следующей жертвы.

8. ПРЕЗИДЕНТ В СОСТОЯНИИ АЛКОГОЛЬНОГО ОПЬЯНЕНИЯ

Редко кто из глав государств ожидал визита в США с таким нетерпением, как президент Индонезии Сукарно. Американская история завораживала его. В детстве он проводил долгие вечера в воображаемых беседах с Вашингтоном, Джефферсоном и Линкольном. В своей речи на открытии Бандунгской конференции 18 апреля 1955 г. он призвал азиатских и африканских лидеров к "битве против колониализма", а затем спросил их: "Знаете ли вы, что сегодня - знаменитая годовщина этой битвы? 18 апреля 1775 года Пол Ревир проехал в полночь по сельской местности Новой Англии, предупреждая о приближении британских войск и начале американской войны за независимость, первой успешной антиколониальной войны в истории".

Сукарно проводил большую часть своего времени в поездках по Индонезии, которые часто длились неделями, не оставляя времени для зарубежных поездок. Однако в 1956 г., после семи лет пребывания у власти и превращения в одного из самых притягательных лидеров мира, он выразил заинтересованность в посещении Соединенных Штатов. Джон Фостер Даллес отнесся к этому с сомнением. Он не любил Сукарно не только за его нейтралистскую политику, но и за его личный стиль, который был откровенно гедонистическим и сопровождался парадом жен и подруг. Тем не менее, эта возвышающаяся фигура представляла собой стратегический приз. Фостер преодолел свои сомнения и рекомендовал Эйзенхауэру пригласить его.

"Как лидер и олицетворение борьбы своего народа за независимость, президент Сукарно занимает уникальное положение в Индонезии, крупнейшем и наиболее населенном государстве Юго-Восточной Азии", - писал он в служебной записке на имя президента. "Усилия, которые он прилагал всю жизнь, чтобы отделить Индонезию от голландского политического и экономического влияния, предопределили его отношение ко многим аспектам западного экономического и политического развития.... Я считаю, что мы можем расширить его кругозор и углубить его понимание благодаря визиту в Соединенные Штаты".

Фостер и вице-президент Никсон были в Национальном аэропорту, чтобы встретить Сукарно, когда он прибыл 16 мая 1956 года. Индонезийский лидер был, как всегда, элегантен в безупречно сшитом кителе, черной фетровой шляпе, солнцезащитных очках и с инкрустированной дубинкой. Когда он увидел оживленную толпу - двадцать пять тысяч человек пришли поприветствовать его, - он оторвался от своих телохранителей и бросился внутрь, пожимая руки, целуя и даже присев на корточки, чтобы представиться маленькому мальчику в ковбойском костюме. Наконец он вернулся к протоколу и вместе с госсекретарем и вице-президентом поехал в Белый дом. Эйзенхауэр ждал его у портика.

Их встреча была приятной, хотя лидеры двух стран не смогли разрешить свои разногласия. Сукарно возражал против американской поддержки голландских притязаний на западную часть Новой Гвинеи, на которую также претендовала Индонезия. Эйзенхауэр, следуя совету Фостера, не пошел на уступки и не предложил Сукарно никакой новой помощи. Лидеры двух стран перешли к светской беседе. Эйзенхауэр рассказал, что его любимым актером является Рэндольф Скотт, что неудивительно, поскольку во многих фильмах Скотта, таких как "Пограничный маршал" и "Незнакомец с ружьем", он играл роль, которую Эйзенхауэр представлял как свою собственную: морального законника, который неохотно применяет насилие для умиротворения опасных мест.

Вечером на государственном ужине Сукарно тепло отозвался о Соединенных Штатах. "Я - коричневый человек, индонезиец, азиат", - сказал он. "Но вы принимаете меня как друга. Разве это не настоящая демократия?"

Сукарно очаровал американцев. Он сказал им, что "влюблен в вашу страну" и приехал, чтобы "оценить вас по достоинству". Репортеры роились вокруг него. Их репортажи выходили под заголовками "Сукарно покорил Вашингтон" и "Президент Индонезии поразил столицу; он прервал турне, чтобы поцеловать дам, погладить младенцев". Газета New York Times назвала его "чувствительным азиатским националистом", обладающим "открытым и демократичным характером, очень похожим на характер среднего американца". Ожидание было велико, когда он прибыл на Капитолийский холм для выступления на совместном заседании Конгресса. Он не разочаровал и неоднократно прерывался аплодисментами, даже когда утверждал, что национализм, а не коммунизм, является самой мощной политической силой в мире.