Братья. Джон Фостер Даллес, Аллен Даллес и их тайная мировая война

У Фостера был обычный набор забот. Он только что вернулся с саммита НАТО в Париже и отбивался от нового витка предложений по нейтрализации Германии. Лидеры стран третьего мира, собравшиеся в Каире, приняли резолюции, осуждающие ядерные испытания и подтверждающие право правительств национализировать иностранные предприятия. В прессу просочилась информация о том, что угроза войны с Советским Союзом может "стать критической" в течение одного-двух лет, что вызвало новую дрожь страха в стране, а также секретный доклад, подготовленный для президента Эйзенхауэра.

Это опасение способствовало давлению на американского и советского лидеров в пользу встречи на высшем уровне. Фостер всегда выступал против таких встреч на высшем уровне, и в своей первой речи 1958 года он повторил свою точку зрения. "Большой выгодой для Советов будет встреча, на которой, как я уже сказал, будут произноситься банальные слова о мире, - предупреждал он, - и подразумеваться, что больше нет необходимости вести военную подготовку, платить налоги для того, чтобы иметь программу взаимной безопасности и т.п. Если Хрущеву удастся добиться этого, то это будет величайшим триумфом его карьеры".

Вскоре после произнесения этой речи Фостер вылетел с визитом к своему верному союзнику, шаху Ирана, а затем в Турцию. Вскоре после его прибытия в американское посольство в Анкаре в здании, расположенном на его территории, прогремел взрыв. Улицы заполнили враждебные демонстранты.

В поисках более спокойного приема Фостер совершил следующую поездку в Западный Берлин, где его сестра была чем-то вроде героини, а сам он был более популярен, чем где-либо еще на земле, включая Вашингтон. Его, как всегда, тепло приняли. Джанет воспользовалась случаем, чтобы съездить в Мюнстер к их сыну Эйвери, который учился там в иезуитской семинарии.

25 февраля 1958 г. Фостер отметил свое семидесятилетие. В том же году исполнился пятьдесят первый год со дня его первой дипломатической миссии в качестве секретаря Джона Уотсона Фостера на Гаагской мирной конференции. Весной он отправился в Принстон на пятидесятую встречу выпускников. Аллен, для которого это была сорок четвертая встреча выпускников, сопровождал его. Ему было легче, чем брату.

Напряженность в семье ослабла, так как Аллен и Кловер пришли к соглашению, которое освобождало его от большинства супружеских обязанностей. По одной из версий, они "на самом деле не разошлись; скорее, у них сложились отдельные жизни, которые часто сходились, но при этом шли разными путями". Аллен жил как кокетливый холостяк, каким он себя всегда представлял.

Почти так же ловко он управлялся с Конгрессом. Бюджет ЦРУ вырос примерно до 350 млн. долларов, что в начале XXI века было примерно в восемь раз больше. Эта цифра никогда не обнародовалась. Ассигнования скрывались на счетах, предназначенных для Пентагона, Госдепартамента и других ведомств. Конгресс утверждал их на секретных слушаниях. По словам административного помощника Аллена Лоуренса Уайта, члены Конгресса не задавали никаких существенных вопросов.

Директор всегда начинал с краткого изложения ситуации в мире в самых общих чертах. Но то, как он это говорил, звучало очень внутренне и конфиденциально. Как правило, на этом все и заканчивалось. [Председатель комитета по ассигнованиям Палаты представителей] Кларенс Кэннон чаще всего говорил: "Теперь я хочу задать один вопрос. Достаточно ли у вас денег для нормального ведения дел?". И Даллес отвечал: "Я думаю, господин председатель, я попросил столько, сколько смогу потратить с умом. Если у меня возникнут проблемы, я вернусь в ваш комитет". И Кэннон стукнул молотком: "Заседание закрыто". Вот и все.

Иногда конгрессмен или сенатор действительно задавал вопрос, обычно о том, что они прочитали в газете. Но так же часто сенатор [Ричард] Рассел или Кэннон перебивали: "Не надо нам об этом рассказывать, если нам это не нужно знать".

Время от времени Аллену удавалось отдохнуть от проведения секретных операций и игры в вашингтонскую политику. Одна из его любимых подруг, королева Греции Фредерика, приехала в США с гастролями вместе со своим сыном, будущим королем Константином II, и как раз когда поездка подходила к концу, она без объяснения причин объявила, что останется еще на неделю. Она приехала в Вашингтон, обсудила "духовные ценности" с президентом Эйзенхауэром в Овальном кабинете, а затем посетила Аллена. Они пробыли наедине в его кабинете около часа, когда в кабинет постучал помощник. Не услышав ответа, он вошел. Кабинет был пуст, но он услышал шум из прилегающей гардеробной. Позже из нее вышли Аллен и королева. Когда ее везли обратно в греческое посольство, королева предложила одну из причин столь прочных греко-американских отношений.

"Мы просто обожаем этого человека!" - воскликнула она.

* * *

Когда в начале 1958 г. в Индонезии начались боевые действия, Аллен заявил президенту Эйзенхауэру и Совету национальной безопасности, что у повстанцев есть "разумные шансы на победу". Сукарно предпочел сопротивляться, а не добиваться мира. Фостер и Аллен смели надеяться, что смогут победить его.

Начало этой войны заставило нервничать весь мир. Time поместил Сукарно на обложку, вызывающе смотрящегося на темном неспокойном фоне. Внутри была помещена двухстраничная карта, на которой значками были отмечены ресурсы Индонезии, включая не только нефть, уголь, каучук, золото, никель и бокситы, но и орангутангов, комодских драконов и охотников за головами. В сопроводительной статье восстание изображалось так, как того хотели Фостер и Аллен: как патриотическое восстание против коммунизма, без намека на вмешательство извне.

На прошлой неделе Индонезия, охваченная гражданской войной, оказалась под угрозой раскола на части.... Все, о чем просили повстанцы, - это чтобы президент Индонезии 1) вел себя конституционно, 2) отказался от партнерства с коммунистической партией ...

Восстание в Индонезии - это не столько революция против Сукарно, сколько последняя попытка встряхнуть опьяневшего президента и привести его в состояние трезвого рассудка, а также надежда на то, что призыв к созданию нового правительства может привести его к очищению собственного.

Прислушается ли к нему Сукарно, волнует весь свободный мир. Из всей вереницы островов, опоясывающих великий азиатский континент, - Японии, Окинавы, Формозы, Филиппин, Индонезии - только Индонезия не привержена Западу. Если, что представляется вполне возможным, Сукарно приведет свою страну к коммунизму, коммунисты совершат гигантский прыжок через стратегический барьер.

В течение следующих нескольких недель войска Сукарно наносили удары по повстанцам, применяя бомбардировки, десанты и высаживая парашютно-десантные войска. Многие солдаты повстанцев оказались плохо обученными школьниками. Их вооружение не соответствовало местным условиям, и они пользовались лишь скромной поддержкой населения. Еще более губительным оказался неконфронтационный характер индонезийской идентичности. Когда им приказали стрелять в индонезийских солдат, некоторые повстанцы не захотели этого делать. Их страна только что родилась после ожесточенной борьбы, и воевать, чтобы разрушить ее, казалось бесчестным. Религия также сдерживала их, как сообщил один из офицеров ЦРУ: "Они сказали, что не будут сражаться со своими братьями-мусульманами".

Неприятности нарастали по мере того, как секретность операции Аллена по поставкам оружия постепенно нарушалась. В начале 1958 года две баржи с оружием средь бела дня прибыли в суматранский порт Паданг и были перегружены на грузовики, за чем наблюдали жители деревни. Затем, 12 марта, правительственные десантники ворвались на базу, куда только что прибыл самолет ЦРУ. Они обнаружили двадцать поддонов с пулеметами, винтовками, базуками и пачками денег. Сукарно предостерег США от "игры с огнем" и заметил, что если гражданская война в Индонезии примет международный характер, то он легко сможет привлечь тысячи "добровольцев извне".

В частной записке Фостер пришел к выводу, что в условиях утечки информации об американском вмешательстве остается "две возможности: (а) предоставить диссидентам самолеты... (б) самим проводить бомбардировочные операции". На публике он продолжал настаивать на том, что конфликт в Индонезии является "внутренним делом" и что Соединенные Штаты "не вмешиваются во внутренние дела этой страны". Эйзенхауэр был столь же неискренен и добавил свою изюминку.

"Наша политика - это осторожный нейтралитет и корректное поведение, чтобы не принимать ничью сторону там, где это нас не касается", - сказал он на пресс-конференции. "С другой стороны, в каждом восстании, о котором я когда-либо слышал, есть свои солдаты удачи.... Люди искали хорошей драки и ввязывались в нее, иногда в надежде на вознаграждение, а иногда просто так. Так, вероятно, происходит каждый раз, когда возникает восстание".

Сукарно с ликованием продемонстрировал оружие, поставленное ЦРУ, которое захватили его десантники, но не стал напрямую обвинять Соединенные Штаты. Вместо этого он вызвал американского посла и обратился к нему с простым протестом.

"Американская пресса называет меня коммунистом, и даже госсекретарь Даллес говорит, что Индонезия движется к коммунизму", - сказал он. "Я не коммунист. Каждое слово, сказанное мною в Америке, я по-прежнему поддерживаю".

Это заявление не возымело никакого эффекта в Вашингтоне. Однако Аллен забеспокоился, узнав, что репортеры из Knight Newspapers и U.S. News and World Report опубликовали материалы о тайном вмешательстве США в дела Индонезии. В ответ на это он позвонил Джеймсу Найту, исполнительному вице-президенту Knight Newspapers, и Дэвиду Лоуренсу, президенту и редактору U.S. News and World Report, и оба согласились на то, чтобы оскорбительные материалы были уничтожены или подвергнуты серьезной редактуре. Газета Chicago Daily News намекнула на происходящее - она сообщила, что оружие для индонезийских повстанцев падает с неба "как манна небесная", - но ни одна другая газета не пошла даже на такой шаг. Многие газеты были избавлены от необходимости решать, что печатать, поскольку их корреспонденты сами подвергали себя цензуре.

"Мы не писали об этом", - признался спустя годы один из репортеров Associated Press. "Возможно, нас удерживал от этого своего рода патриотизм".

Отсутствие честного освещения событий укрепило все еще широко распространенное мнение о том, что американские официальные лица не лгут. Это привело к вспышке негодования в адрес Сукарно за смелость выдвигать обвинения, которые, как выяснилось, были совершенно справедливы.

"Прискорбно, что высокопоставленные чиновники индонезийского правительства еще больше распространили ложное сообщение о том, что правительство США санкционирует помощь индонезийским повстанцам", - пишет в редакционной статье New York Times. "Позиция правительства Соединенных Штатов была ясно изложена, причем неоднократно. Наш государственный секретарь категорически заявил, что наша страна не будет отступать от правильного нейтралитета. Таковы неопровержимые факты".