Кир Великий

— Тогда пообещай мне, царь, что не разгневаешься, услышав мой совет, совет эламита,— спрятав улыбку, попросил Гобрий.

— Приму любой твой совет без гнева и огорчения, мой добрый гость,— сказал ему Кир.

— Ведь ты уже решил судьбу этого эллина,— напомнил Гобрий моему брату.— Если ты не хочешь казнить его, то пошли лазутчиком к Гарпагу и дай ему возможность выбрать среди твоих воинов кого-нибудь себе в помощники. Ты увидишь, кого выберет он. Я видел этого эллина. У него острый глаз. Не противься его выбору. Дальше все произойдет так, как будет угодно богам. Эллин может погибнуть или во время разведки, или после нее. Ко всему прочему он — чужак и умеет держать язык за зубами. Он сам поостережется рассказывать опасные небылицы. С твоим скифским охотником также может произойти всякое... При любом исходе ты ничем не нарушишь договора со скифами, ведь скифы не станут тянуть тебя за язык. Что же касается твоей скифской охотницы, то она и так немногословна, а потом и подавно будет молчать, если захочет избежать позора или жестокой казни. Ты своей собственной рукой бросишь кости, и, как бы они ни выпали, ты, брат мой, окажешься в выигрыше.

Кир круто развернул коня и оказался лицом к лицу с эламитом.

— Ты хочешь обмануть богов? — грозно вопросил он Гобрия.

— Нет,— спокойно ответил ему эламит, уже не отводя взгляда в сторону,— Только успокоить скифов... если эта полудевушка-полуотрок в самом деле понесет, не нарушив при том воли богов... И никоим образом, царь, не уронит твое царское достоинство. Ведь будешь повелевать ты, а не скифы и не этот подосланный из Ионии убийца и вор. Наверняка очень хитрый и умный вор. Ты просто бросишь кости, царь, и так овладеешь той свободой, которую блюдешь по договору. И кто знает, стоит ли делать скифов непобедимым народом?

Небо потемнело.

Внезапно донесся шум, и спустя несколько мгновений посыпал град, хотя мелкий, но такой густой, что все вокруг скрылось, как в тумане.

Кир хрипло крикнул на коня и пустил его куда-то во весь опор.

В изумлении, если не сказать в страхе, мы пустились за ним следом, совершенно не понимая, куда он правит.

Казалось, брат хочет скорей выскочить из этого ледяного тумана на свет.

Мы видели, что он держит наготове лук, и удивлялись тому вдвойне.

Град вскоре прекратился. Вокруг посветлело. На склоны лег белый покров.

Когда Кир остановил уставшего, испуганного коня, то огляделся вокруг и выдохнул из своей груди целое облако пара.

Лицо его раскраснелось, в бороде висели градинки.

Помню, я тоже облегченно вздохнул, увидев, что мрачная тень сошла с его лица, подобно туче с гор, и взгляд его посветлел.

— Сегодня плохая охота,— сказал он, и мы, конечно, согласились с ним.

Потом он подозвал к себе поближе эламского гостя и сказал ему с усмешкой:

— Если ты, Гобрий, захочешь властвовать над Вавилоном, то неизвестно, что окажется сильнее: все предсказания о моем могуществе или же твоя хитрость.

Тот искренне рассмеялся и отвечал моему брату:

— Известно только то, что чересчур бодливой козе боги дают короткие рога.

Прошло некоторое время, и через день после того, как разведка в стан Гарпага вернулась, потеряв в горах сильного воина Иштагу, Кир как бы невзначай заметил за трапезой:

— Гобрий оказался прав. Жаль, что его нет с нами. Эта дальняя охота пошла на пользу.

Более всего на пользу пошла следующая охота, которую сам Кир вел на войско Гарпага. Когда мой брат победил вепря и Гарпаг склонился пред ним, он старался сохранить спокойствие и скрывал радость. На следующее утро радость переполнила его душу, как опара, поднявшаяся в тесном сосуде.

Кир спустился в нижние покои, немного пошатываясь. Казалось, он ослаб в коленях. Глаза его сверкали.

— Вепрь был силен,— осторожно заметил я.

— Что вепрь! — воскликнул Кир,— Оказывается, и жаворонок способен лишить всех сил, если наконец попадется в руки!

В то утро он выпил неразбавленного вина и до полудня сидел осоловевший.

Дождавшись, пока к брату вернется ясный рассудок, я спросил его:

— Что будешь делать с эллином?

— Если надежды скифов сбудутся через месяц-другой, то, по совету Гобрия, придется лишить его жизни,— отвечал Кир.— Если — позднее, то пусть благодарит свою эллинскую судьбу, в которую они, эллины, все верят. Но я не стану лишать его жизни. Каждый, кого посылают мне боги,— посланник богов и может оказаться мне полезен до того дня, когда боги сами решат отнять у него жизнь. Ты первый убедил меня в этом, Гистасп.

Однако Азелек зачала ребенка только через полгода после того дня, когда Кир воссел на трон Астиага. Мы отправили ее к скифам с посланием, что так пожелал наш бог Митра.

Что касается эллина Кратона, то в пору, когда я правил Бактрией, он верно служил мне в продолжение многих лет. И как бы ни был пьян, он даже после смерти моего брата так ни разу не признался мне в том грехе, что, возможно, случился во время той достопамятной вылазки в стан Гарпага.

Я полагал, что мой брат Кир отпускает Азелек в свое племя безо всякого сожаления, как простую наложницу. Ведь он очень любил свою супругу Кассандану, а к тому же оставил в живых эллина.

Но когда Кассандана скончалась, душу моего брата охватила тоска.

Однажды, когда у его любимых жеребцов уже отросли гривы и хвосты, по обычаю обрезанные на третий день после смерти царицы, я прибыл в Вавилон и ночью увидел Кира неподвижно стоящим на главной башне дворца.

С недобрым предчувствием я подошел к нему и осторожно спросил:

— Ты вспоминаешь Пасаргады, брат мой?

— Если б я тосковал о Пасаргадах, то не стоял бы здесь, а уже был бы в пути и считал парасанги,— с грустью ответил он.— Нет, брат, я смотрю дальше, куда собраться просто, а дойти нелегко.

— Ты вспоминаешь об Азелек? — догадался я.

— Она могла бы стать мне хорошей женой,— тихо проговорил мой брат,— Она была только хорошим охотником, но потом изменилась.

— Азелек всего лишь сестра царицы скифов. А ты — царь царей, брат мой. Теперь только самой царице впору стать тебе супругой,— полушутя заметил я.

Однако Кир бросил на меня гневный взгляд.

— Решу, кто мне впору, а кто нет,— резко ответил он.

Тогда я напомнил ему о договоре со скифами, который он подписал собственной рукой.

— Какой лживый дух нашептал в твои уши, что я могу нарушать договоры?! — еще больше разгневался мой брат.

Я поклонился ему и с тяжелым сердцем подумал, что спокойствию в царстве наступает конец. Ведь Кир приходился внуком Астиагу, а характер деда часто передается внуку, когда последний достигает преклонных лет.

— Есть не только договор, но и предсказание скифов, которое достигло тебя первым,— дерзнул я еще раз потревожить память моего брата.— Твой ребенок живет среди них. Кто теперь сможет покорить их?

Кир усмехнулся на мои слова.

— И ты, как эллин, веришь предсказаниям? — произнес он с тем лукавством, с которым обычно задавал каверзные вопросы,— Ты, почитатель Ахурамазды и последователь Зороастра?

— Сбылись предсказания халдеев, эллинов, иудеев,— заметил я.— Чем хуже предсказания скифов, тем более что они пришли к тебе первыми?

— Ты видишь меня, Гистасп? — немного помолчав, вновь вопросил меня Кир,— Где я стою? Где нахожусь теперь?

— На башне царского дворца в Вавилоне,— с удивлением ответил я.

— На этом месте кончаются все предсказания обо мне, разве не так?

— Так, брат мой,— признал я.

— Значит, завтрашний день истинно в моих руках,— громко изрек он.— Мы, Ахемениды, рождались воинами. Я сделал ошибку, отдав Камбиса халдеям. Великий Митра наказал меня. Теперь я, Кир, Ахеменид, должен искупить вину и утвердить славу нашего рода.

И тогда я понял, что не в силах отговорить Кира от единственного опрометчивого поступка, который он решил совершить в своей жизни. Я жил в Бактрах и теперь знал о скифах куда больше своего брата. Я знал, что отразить их нападение возможно, но идти на них войной, идти покорять их бескрайние степи — просто безумие. Но я смолчал об этом, иначе только усугубил бы безумие моего брата.

— Тебе служит Кратон,— сказал мой брат немного погодя,— Он рассказывал тебе про Эдипа, эллинского царя?

— Слышал от него историю этого несчастного Эдипа,— подтвердил я.

— Его несчастье было в том, что он ничего не знал,— сказал Кир, вновь помолчал и наконец добавил такие слова: — Я же хочу проверить, мой ли это отпрыск растет среди скифов... или же боги умалчивают о своих замыслах, а нас только тешат предсказаниями.

Что случилось потом, известно всему миру. Мой брат Кир, Ахеменид, двинулся с большим войском на скифов и погиб в сражении.

Незадолго до того дня, когда царь пошел в роковой брод через Араке, он призвал меня к себе и стал обвинять в злых замыслах, в том, что я подстрекаю своего сына Дария захватить персидский престол.

Я знал, что мидяне, которых приблизил к себе мой брат, наговаривают на меня как на последователя Зороастра, и потому не слишком огорчился.

— Брат,— твердо обратился я к Киру, глядя ему в глаза,— со дня той, самой удачной нашей охоты, когда я отдал тебе власть над Аншаном, мне никогда не приходило мысли нарушить наш договор. Тебе, верно, привиделся дурной сон.

— Привиделся,— мрачно подтвердил Кир, и я немало удивился своей проницательности.

Он рассказал, что ему приснилось, и я с усмешкой сказал ему:

— Неужто ты, Кир, Ахеменид, будешь теперь воевать и со снами, как некогда Астиаг?

Он раздраженно посмотрел на меня, потом долгое время пребывал в раздумьях и наконец проговорил с улыбкой на устах:

— В чем ты прав, Гистасп, так только в том, что престол все равно останется кому-то из нас... Так придержи своего сынка. Пусть не торопится. На все воля богов.

Потом он еще немного помолчал и спросил меня:

— Помнишь ту нашу игру в «царя горы» на задворках?

Разве мог я забыть! Ведь годы детства помнишь куда яснее, чем все остальные.

— Как ты думаешь, Гистасп,— проговорил Кир с грустью,— долго бы я простоял тогда на той горе, если бы вы все вместе вдруг покинули меня и пошли бы играть в другое место и в другую игру?

Признаюсь, я ничего не мог ответить на этот его необычный вопрос.

Мы простились, и больше я не видел Кира живым.

Таков путь, который привел моего брата к смерти за пределами великого царства.

После смерти Кира сын его, Камбис, тайно убил своего младшего брата Бардию, а потом захватил Египет, чтобы сделаться фараоном. Так Камбис отрекся от своих богов и своего народа, и нельзя стало называть его истинным царем персов.

Тогда великая смута поднялась в царстве. Камбис поспешил вернуться из Египта в Эктабан, но умер по дороге.

Мне известен слух, будто Камбиса отравил Аддуниб, его вавилонский учитель. Тем самым ядом, который некогда предназначался халдеями для Кира. Дальше говорят разное. Недоброжелатели Кратона Милетянина уверяли меня, будто бы сам эллин отдал в руки Аддуниба тот яд, который у него некогда похитил. У гробницы моего брата я видел собственными глазами, как Аддуниб, оказавшийся там в один день с Кратоном, подошел к последнему и имел с ним какой-то короткий разговор. Я видел, как Кратон усмехнулся и несколько раз кивнул. Но это не может быть доказательством вины Кратона, хотя злые языки утверждают, что именно в тот день, перед гробницей, и состоялся между ними сговор. Иные же говорят, будто эллин, украв яд, припрятал его на дороге, неподалеку от Пасаргад, и сделал это для устрашения Аддуниба, на тот случай, если потребуется доказательство его старых происков против Кира. Ведь отрава содержалась в маленьком вавилонском сосуде, на котором были халдейские заклинания. Так вот однажды Кратон решил заглянуть в тайник, а Аддуниб подглядел за ним. Кто мог нанять этого «ученого» для убийства Камбиса, также остается загадкой, если только вся эта история — не досужий вымысел.