Боярыня

— Сюда пусть придет, — негромко сказала я. — Ей я верю.

Ну, хотя бы потому, что она должна была меня спрятать и принять у меня роды… Других оснований для доверия у меня нет.

— Да Пятеро с тобой, матушка, она же вольная! — вздохнула Наталья, оправила одежду и села, начала укачивать малышей.

— Заплачу ей? — предложила я очевидное. — Она ведь и повивальному делу обучена?

— Ай, матушка, а как же, она и сватает, и принимает! Вон Афонька мой, она у него всех братьев да сестер принимала и женила. А кабы не Фроська-Хромая, выдал бы меня боярин-батюшка в другой двор. А у нас любовь какая!

Сватья, это же по-простому сваха, догадалась я, потому что сперва решила, что местные названия свойства либо отличны от наших, либо я что-то неверно помнила. На словах о любви Наталья так по-девичьи зарделась, что я не смогла удержать слезы. Проклятые гормоны, я становлюсь излишне плаксивой! Но, черт возьми, вот и такой неказистый мужичок заслужил искреннюю любовь сильной красивой женщины, и я прекрасно понимала чем. Несмотря на затрапезный вид, Афонька смекалист, отважен и на него можно положиться. И за жену свою он горой, а вместе с ней и мне перепадает…

— Афоньку наградить хочу. Я ему обещала. — И забыла про свои же слова — очень паршиво, я так растеряю те крохи союзников, которые у меня есть. — Помог он мне, хорошо помог. И тебя награжу вместе с ним. Вот думаю, думаю… может, вольную вам обоим дать?

Наталья ахнула, убрала одну руку от колыбельки и как-то испуганно совершила ритуальный жест.

— Что ты? — изумилась я.

— Что же мы, матушка, тебе сделали? — потупив взгляд, прошептала Наталья, чуть не плача. — Ай, пошто нас отлучаешь?

— Не отлучаю, — возразила я с уверенностью, на которую оказалась способна. Здесь, возможно, вольные не живут при господах. — Со мной останешься, и Тимофей, и Афонька. Я тебе вольную даю, а не гоню прочь!

— Плохо это, — все так же тихо отозвалась Наталья, покачав головой. Рука ее лежала уже на коленях и чуть подрагивала. — Холопу вольная жизнь впрок не идет. А нам при тебе, матушка, хорошо жить, так не калечь нас, грешных. — Она подняла голову, посмотрела мне в глаза так умоляюще, что я сдалась и улыбнулась, кивнув. Наталья тут же повеселела. — А что до надежного человека, то Фроську возьми. Которая наша, дворовая. Муж ее как по осени потонул, одна она осталась, а так сирота, с другого двора взятая. И тяжелая. А баба справная да тихая. Боится она, в том дворе лупили ее сильно, да и Трофим…

И Трофим, наверное, следовал местному Домострою: бабу для ума бить, но лица не портить. Я не заметила, чтобы Фроська была особенно боязлива, все девки и бабы, за исключением некоторых, жались к стенам и не открывали рта. Но Наталье поверила — она знает лучше.

— Ну хорошо, — я встала, направилась к неразобранной куче одежды и кик на скамье. То, что я собиралась сделать в ожидании купца Разуваева, требовало легкого головного убора. Шокировать же беднягу своими локонами я не хотела, он был мне нужен. — Пусть Фроська придет. Пока моим сыном сама занимайся.

Я выбрала легкую кику-шапочку и темно-красную ткань. Закрывать волосы я научилась быстро, ничего сложного в этом не было, хотя сначала мне казалось, что я в жизни не освою эту науку, но хватило пары раз практики. Забрав нужные мне чертежи и наказав Наталье спрятать остальное, я отправилась на поиски комнаты, из которой шли голоса, и заодно — на осмотр трапезной. Что-то я обязательно должна там найти.