Жизнь и приключения Николаса Никльби

Глава XXVII,

Миссис Никльби знакомится с мистерами Пайком и Плаком, чье расположение и интерес к ней превосходят все границы

Давно не чувствовала себя миссис Никльби такой гордой и важной, чем в те часы, когда, вернувшись, отдалась приятным видениям, которые сопровождали ее на обратном пути. Леди Мальбери Хоук — эта идея преобладала. Леди Мальбери Хоук! В прошлый вторник в церкви Сент Джордж епископ Лендафский сочетал браком сэра Мальбери Хоука из Мальбери-Касл, Норт-Уэльс, с Кэтрин, единственной дочерью покойного Николаса Никльби, эсквайра, из Девоншнра.

— Честное слово, — это звучит очень неплохо! — воскликнула миссис Ннкльби.

Покончив, к полному своему душевному удовлетворению, с церемонией и сопутствующими ей празднествами, сангвиническая мамаша принялась рисовать в своем воображении длинную вереницу почестей и отличий, которые не преминут сопровождать Кэт в этой новой и блестящей сфере. Конечно, она будет представлена ко двору. В день ее рождения, девятнадцатого июля («ночью, десять минут четвертого, — подумала в скобках миссис Никльби, — помню, я, спросила, который час»), сэр Мальбери устроит пиршество для всех своих арендаторов и подарит им три с половиной процента от их последней полугодовой арендной платы, что будет полностью отражено в газетных столбцах, посвященных фешенебельному обществу, к безграничному удовольствию и восхищению всех читателей. И портрет Кэт появится по меньшей мере в полудюжине альманахов, а на обратной стороне будет напечатано мелким шрифтом: «Стихи, сочиненные при созерцании портрета леди Мальбери Хоук сэром Дингльби Дэбером». Быть может, в одном каком-нибудь ежегоднике, более объемистом, будет помещен даже портрет матери леди Мальбери Хоук и стихи отца сэра Дингльби Дэбера. Случались вещи и более невероятные. Помещались портреты и менее интересные. Когда эта мысль мелькнула в голове славной леди, лицо ее, помимо ее воли, расплылось в глупой улыбке и одновременно стало сонным, каковое выражение, общее всем подобным портретам, быть может, и является единственной причиной, почему они всегда столь очаровательны и приятны.

Такими шедеврами воздушной архитектуры увлекалась миссис Никльби весь вечер после случайного знакомства с титулованными друзьями Ральфа, и сновидения, не менее пророческие и столь же многообещающие, преследовали ее и ту ночь. На следующий день она готовила свой скромный обед, по-прежнему поглощенная все теми же мечтами, — пожалуй, слегка потускневшими после сна и при дневном свете, — когда девушка, которая ей прислуживала, отчасти чтобы составить компанию, а отчасти чтобы помочь в домашних делах, с необычным волнением ворвалась и комнату и доложила, что в коридоре ждут дна джентльмена, которые просят разрешения подняться к ней.

— Господи помилуй! — воскликнула миссис Никльби, поспешно приводя в порядок волосяную накладку и чепец. — А что, если это… Ах, боже мой, стоят все время в коридоре!.. Почему же вы, глупая, не попросите их подняться?

Пока девушка ходила исполнять поручение, миссис Никльби второпях сунула в буфет все, что напоминало о еде и питье. Едва она с этим покончила и уселась с таким спокойным видом, какой только могла принять, как явились два джентльмена, оба совершенно ей незнакомые.

— Как поживаете? — сказал один джентльмен, делая сильное ударение на последнем слове.

— Как поживаете? — сказал другой джентльмен, перемещая ударение, словно бы с целью разнообразить приветствие.

Миссис Никльби сделала реверанс и улыбнулась и снова сделала реверанс и заметила, потирая при этом руки, что, право же, она… не имеет… чести…

— …знать нас, — закончил первый джентльмен. — Потеряли от этого мы, миссис Никльби. Потеряли от этого мы, не так ли, Пайк?

— Мы, Плак, — ответил второй джентльмен.

— Мне кажется, мы очень часто об этом сожалели, Пайк? — сказал первый джентльмен.

— Очень часто, Плак, — ответил второй.

— Но теперь, — сказал первый джентльмен, — теперь мы вкушаем счастье, по которому вздыхали и томились. Вздыхали и томились мы по этому счастью, Пайк, или нет?

— Вы же знаете, что вздыхали и томились, Плак, — укоризненно сказал Пайк.

— Вы слышите, сударыня? — осведомился мистер Плак, оглядываясь. — Вы слышите неопровержимое свидетельство моего друга Пайка… Кстати, это напомнило мне… формальности, формальности… ими не следует пренебрегать в цивилизованном обществе. Пайк — миссис Никльби.

Мистер Пайк прижал руку к сердцу и низко поклонился.

— Представлюсь ли я с соблюдением таких же формальностей, — сказал мистер Плак, — сам ли я скажу, что моя фамилия Плак, или попрошу моего друга Пайка (который, будучи теперь надлежащим образом представлен, вправе исполнить эту обязанность) объявить за меня, миссис Никльби, что моя фамилия Плак, или я буду добиваться знакомства с вами на том простом основании, что питаю глубокий интерес к вашему благополучию, или же я представлюсь вам как друг сэра Мальбери Хоука — об этих возможностях и соображениях, миссис Никльби, я предлагаю судить вам.

— Для меня друг сэра Мальбери Хоука не нуждается в лучшей рекомендации, — милостиво заявила миссис Никльби.

— Восхитительно слышать от вас эти слова! — сказал мистер Плак, близко придвигая стул к миссис Никльби и усаживаясь. — Утешительно знать, что вы считаете моего превосходного друга сэра Мальбери заслуживающим столь большого уважения. Одно слово по секрету, миссис Никльби: когда сэр Мальбери об этом узнает, он будет счастлив — повторяю, миссис Никльби, счастлив. Пайк, садитесь.

— Мое доброе мнение, — сказала миссис Никльби, и бедная леди ликовала при мысли о том, как она удивительно хитра, — мое доброе мнение может иметь очень мало значения для такого джентльмена, как сэр Мальбери.

— Мало значения! — воскликнул мистер Плак. — Пайк, какое значение имеет для нашего друга сэра Мальбери доброе мнение миссис Никльби?

— Какое значение? — повторил Пайк.

— О! — сказал Плак. — Великое значение, не так ли?

— Величайшее значение, — ответил Пайк.

— Миссис Никльби не может не знать, — сказал мистер Плак, — какое огромное впечатление произвела эта прелестная девушка…

— Плак, — сказал его друг, — довольно!

— Пайк прав, — пробормотал после короткой паузы мистер Плак. — Об этом я не должен был упоминать. Пайк совершенно прав. Благодарю вас, Пайк.

«Ну, право же, — подумала миссис Никльби, — такой деликатности я никогда еще не встречала!»

В течение нескольких минут мистер Плак притворялся, будто находится в крайнем замешательстве, после чего возобновил разговор, умоляя миссис Никльби не обращать ни малейшего внимания на его опрометчивые слова — почитать его неосторожным, несдержанным, безрассудным. Единственное, о чем он просит, — чтобы она не сомневалась в наилучших его намерениях.

— Но когда, — сказал мистер Плак, — когда я вижу, с одной стороны, такую прелесть и красоту, а с другой — такую пылкость и преданность, я… Простите, Пайк, у меня не было намерения возвращаться к этой теме. Поговорите о чем-нибудь другом, Пайк.

— Мы обещали сэру Мальбери и лорду Фредерику, — сказал Пайк, — зайти сегодня осведомиться, не простудились ли вы вчера вечером.

— Вчера вечером? Нисколько, сэр, — ответила миссис Никльби. — Передайте мою благодарность его лордству и сэру Мальбери за то, что они оказали мне честь и справляются об этом. Нисколько не простудилась — и это тем более странно, что в сущности я очень подвержена простуде, очень подвержена. Однажды я схватила простуду, — сказала миссис Никльби, — кажется, это было в тысяча восемьсот семнадцатом году… позвольте-ка, четыре и пять — девять… и — да, в тысяча восемьсот семнадцатом! — и я думала, что никогда от нее не избавлюсь. Совершенно серьезно, я думала, что никогда от нее не избавлюсь. В конце концов меня излечило одно средство, о котором, не знаю, приходилось ли вам когда-нибудь слышать, мистер Плак. Нужно взять галлон воды, такой горячей, как только можно вытерпеть, фунт соли и лучших отрубей на шесть пенсов и каждый вечер, перед самым сном, держать двадцать минут в этой воде голову, то есть я хотела сказать не голову, а ноги. Это изумительное средство, изумительное! Помню, в первый раз я прибегла к нему на второй день после рождества, а к середине апреля простуда прошла. Если подумать, это кажется просто чудом, потому что она у меня была с начала сентября.

— Ну, что за напасть! — сказал мистер Пайк.

— Поистине ужасно! — воскликнул мистер Плак.

— Но о ней стоило услышать хотя бы только для того, чтобы узнать, что миссис Никльби выздоровела. Не так ли, Плак? — воскликнул мистер Пайк.

— Именно это обстоятельство и придает делу живейший интерес, — отозвался мистер Плак.

— Но позвольте, миссис Никльби, — сказал Пайк, как бы внезапно вспомнив, — несмотря на эту приятную беседу, мы не должны забывать о нашей миссии. Мы явились с поручением.

— С поручением! — воскликнула эта славная леди, мысленному взору которой тотчас предстало в ярких красках брачное предложение, адресованное Кэт.

— От сэра Мальбери, — ответил Пайк. — Должно быть, вы здесь очень скучаете?

— Признаюсь, бывает скучновато, — сказала миссис Никльби.

— Мы передаем приветы от сэра Мальбери Хоука и тысячу просьб присутствовать сегодня вечером в театре, в отдельной ложе, — сказал мистер Плак.

— Ах, боже мой! — сказала миссис Никльби. — Я никогда не выхожу, никогда.

— Тем больше оснований выйти сегодня, дорогая миссис Никльби, — возразил мистер Плак. — Пайк, умоляйте миссис Никльби.

— О, прошу вас! — сказал Пайк.

— Вы должны! — настаивал Плак.

— Вы очень любезны, — нерешительно сказала миссис Никльби, — но…

— В данном случае не может быть никаких «но», дорогая моя миссис Никльби, — заявил мистер Плак, — нет такого слова в словаре. Ваш деверь будет с нами, лорд Фредерик будет с нами, сэр Мальбери будет с нами, Пайк будет с нами — об отказе не может быть и речи. Сэр Мальбери пришлет за вами карету ровно без двадцати минут семь. Не будете же вы столь жестоки, чтобы огорчить всю компанию, миссис Никльби?

— Вы так настойчивы, что, право же, я не знаю, что сказать, — ответила достойная леди.

— Не говорите ничего. Ни слова, ни слова, сударыня! — убеждал мистер Плак. — Миссис Никльби, — продолжал этот превосходный джентльмен, понизив голос, — в том, что я собираюсь сейчас сказать, есть самое пустячное, самое извинительное нарушение чужой тайны, и, однако, если бы мой друг Пайк это услышал, он поссорился бы со мной еще до обеда — таково утонченное чувство чести у этого человека, миссис Никльби.

Миссис Никльби бросила опасливый взгляд на воинственного Пайка, который отошел к окну, а мистер Плак, сжав ее руку, продолжал:

— Ваша дочь одержала победу — победу, с которой я могу вас поздравить. сэр Мальбери, сударыня, сэр Мальбери — преданный ее раб! Гм!..

— Ах! — воскликнул в этот критический момент мистер Пайк, театральным движением схватив что-то с каминной полки. — Что это? Что я вижу?

— Что вы видите, дружише? — спросил мистер Плак.

— Это то лицо, тот образ, то выражение! — вскричал мистер Пайк, падая с миниатюрой в руке на стул. — Портрет неважный, сходства маловато, но все-таки это то лицо, тот образ, то выражение.